Подойдя к ним ближе, он увидел надпись, сделанную серебряными буквами на золотом фоне:
Войди в мой сад через ворота — иль вовсе не входи.
Сорви мой плод, но для другого — или совсем не рви.
Коль перелезешь через стену и плод мой украдешь,
То в исполнении желаний погибель обретешь.
— “Сорви мой плод, но для другого”, — повторил Дигори. — Ну, именно за этим меня сюда и послали. Значит, сам я не должен ничего там есть. Вот только непонятно, к чему эти нудные нравоучения в последних строчках. Ведь сказано же: “Войди через ворота”, так кому взбредет в голову влезать через стену, если можно спокойно войти в ворота? Но как эти ворота открыть?
Он легонько дотронулся до них рукой — и створки, совершенно беззвучно повернувшись на своих огромных петлях, легко распахнулись перед ним. И он увидел, что внутри это место выглядит еще более уединенным и запретным. Он вошел в сад очень важный, чувствуя всю торжественность того, что делает, и огляделся. Было очень тихо. Даже фонтан, бивший вверх в самой середине сада, казалось, производил лишь еле слышный шорох. Дигори неспешно пошел вперед, овеваемый чудесным ароматом. Это было блаженное место, счастливое и в то же время какое-то очень серьезное.
Он сразу понял, какое дерево ему нужно: во-первых, оно действительно стояло в самой середине сада, а во-вторых, его ветки гнулись от тяжести огромных серебристых яблок, которые сияли так, что свет от них падал в самые затененные места на земле, куда не проникал свет солнечный. Через весь сад Дигори направился прямо к тому дереву, сорвал одно яблоко и положил его во внутренний нагрудный карман курточки. Но перед тем, как убрать яблоко, он не удержался от того, чтобы хорошенько его рассмотреть и даже понюхать.
Лучше бы ему этого не делать. На него сразу же накатили страшные голод и жажда, и ему нестерпимо захотелось отведать чудесного плода. Он поспешно сунул его в карман, подальше с глаз. Но на ветках висело множество других, не хуже. Неужели это будет так уж нехорошо, если он сорвет и попробует одно из них? Если уж на то пошло, размышлял он, из надписи на воротах никак не следует, что запрещается это делать; возможно, там самый обычный совет или пожелание. А кто обращает внимание на советы? Но если даже и запрет, разве это такое уж страшное неповиновение, ведь он съест всего одно-единственное яблоко? Тем более что он выполнил первую часть, где сказано, чтоб он сорвал яблоко для другого...
И вот, размышляя, он нечаянно глянул вверх, и сквозь ветки увидел верхушку дерева. Там, высоко над его головой, сидела на ветке какая-то птица. Она сидела, как курица на насесте и, казалось, спала. Но, похоже, не совсем: между веками одного из глаз чернела крохотная щелочка. Величиной эта птица превосходила орла, грудь ее была шафранового цвета, гребешок на голове — алый, а хвост отливал пурпуром.
— Это показывает, — говорил впоследствии Дигори, — что в таких волшебных местах никакая осторожность не будет лишней. Ведь там никогда не знаешь, кто и откуда наблюдает за тобою.
Но я думаю, что Дигори в любом случае не взял бы для себя ни одного яблока. Так или иначе, а в те годы заповедь “не укради” была усвоена в мальчишеских сердцах намного прочнее, чем в наши дни. Но, сами донимаете, полной уверенности в том у нас быть не может. Ибо пока он стоял и колебался, в дело вмешалась новая сила.
Дигори уже повернулся, чтобы идти назад к воротам, но решил в последний раз посмотреть на дерево и весь чудесный сад. И, оглянувшись, был страшно потрясен. Он был не один. Всего в нескольких шагах от него стояла Колдунья — и как раз в тот момент, когда он ее увидел, та отбросила в сторону сердцевину съеденного яблока. Сок его оказался темнее, чем можно было ожидать, — все ее лицо было запачкано им. Дигори сразу догадался, что именно она попала в сад, перебравшись через стену, и начал понимать, что в последних строчках надписи есть скрытый смысл — кто-то исполнит свои заветные желания, но тем самым погубит себя. Действительно, Колдунья выглядела теперь намного сильнее и надменнее, чем обычно, вот только лицо ее было смертельно бледное — как соль.
Все эти мысли и догадки молнией пронеслись у Дигори в голове, и сердце у него оборвалось от страха. Мальчик изо всех сил побежал к воротам — как камень, пущенный из пращи. Колдунья устремилась за ним. Как только он выскочил наружу, ворота сами плотно сомкнулись позади него. Это Дигори немного подбодрило, но ненадолго. Добежав до своих спутников, он крикнул:
— Скорее! Уходи, Полли! Уходи, Летунья!
И, оглянувшись на ворота, увидел, что Колдунья уже перелезла через стену — а может, и перепрыгнула — и была совсем близко от него.
— Стой! Ни с места! — крикнул Дигори, повернувшись к ней. — Если подвинешься хоть на шаг — все мы исчезнем!
— Глупый мальчишка! — сказала Колдунья. — Почему ты бежишь от меня? Я не сделала тебе ничего дурного и не собираюсь делать. И если ты останешься и выслушаешь меня, то узнаешь такое, что сделает тебя счастливым на всю жизнь.
— Спасибо, но мне ничего такого не надо, — отвечал Дигори.
— Я знаю, кто и с каким поручением послал тебя сюда, — продолжала Колдунья. — Потому что я была возле вас минувшей ночью и слышала все, о чем вы говорили. И я видела, как ты сорвал плод в этом саду. Сейчас он лежит у тебя в кармане. И ты собираешься, не отведав его, вернуться и отдать его Льву, чтобы тот съел его и извлек из него всю пользу. Ты простофиля! Знаешь ли ты, какое это яблоко? Тогда слушай, что я скажу тебе. Это — Яблоко Юности, Яблоко Жизни. Я знаю это, ибо уже отведала его. И уже почувствовала в себе такие перемены, что уверена — теперь я никогда не состарюсь и не умру. Съешь же его и ты, мальчик. Съешь, и тогда мы с тобою будем жить вечно и станем королем и королевой этого мира, а в придачу и твоего мира, если ты пожелаешь вернуться туда.
— Нет, спасибо. Не представляю, зачем стоит жить и жить без конца, если все, кого я знал, давно уже умрут... Лучше уж прожить обычную жизнь, умереть, когда придет срок, и отправиться на Небо.
— Но что же будет с твоей матерью? Или ты просто притворялся, что любишь ее?
— Ей-то оно зачем? — спросил Дигори.
— Неужели ты не понимаешь, дурачок, что стоит ей съесть всего один кусочек этого яблока и она исцелится? Оно сейчас лежит у тебя в кармане. Мы — здесь, а Лев — далеко отсюда. Воспользуйся своим Волшебным Кольцом и вернись в свой мир. Всего через минуту ты будешь уже у постели своей матери и дашь ей этот плод. А еще через пять минут увидишь, как краски вернутся на ее лицо. И она скажет тебе, что у нее больше нигде не болит. Потом она заснет — и ты подумай только, что это значит! Много часов сладкого, естественного сна, без боли, без одуряющих лекарств! А на следующий день она проснется, и все скажут, что она удивительно быстро поправляется.
А вскоре она станет совершенно здорова. И ты станешь жить, как все мальчики...
— Ох! — вскрикнул Дигори и схватился за голову.
Теперь он понял, какой страшный выбор предстоит ему сделать.
— И что такое сделал для тебя этот Лев? — продолжала Колдунья. — Почему ты служишь ему, как раб? Что он может тебе сделать, если ты вернешься в свой мир? И что подумает о тебе твоя мать, когда узнает, что ты мог избавить ее от страданий и вернуть к жизни, избавить своего отца от горя — мог, но не сделал этого, а предпочел быть мальчишкой на побегушках у дикого зверя из чужого мира, которому нет до вас никакого дела...
— Я... я не думаю, что он дикий зверь, — возразил Дигори почти беззвучно, потому что во рту у него все пересохло. — Он... я, конечно, не знаю, кто он...
— А если не зверь, то еще хуже, — сказала Колдунья. — Смотри, что он уже сделал с тобою. Ты стал совершенно бессердечным. И так бывает с каждым, кто слушается его. Жестокий, безжалостный мальчишка! Ты предпочитаешь, чтобы умерла твоя родная мать, только бы...
— Да замолчите вы! — произнес совершенно несчастный и жалкий Дигори тем же, почти беззвучным голосом. — Или вы думаете, что я ничего не понимаю! Но я... я уже обещал...
— Ах, но ты ничего не знал, когда обещал... значит, и не подозревал, какое обещание заставили тебя дать! Не было никого, кто мог бы предупредить тебя!
— И мама тоже... — продолжал Дигори, с трудом выговаривая слова. — Ей самой это не понравилось бы... Она ужасно строгая насчет того, что надо выполнять обещания... и не воровать... и не делать никаких таких вещей... Если мама была бы здесь, она сказала бы, чтобы я этого не делал... сказала бы именно это, а не что-нибудь другое.
— Но она же никогда об этом не узнает, — успокаивала его Колдунья, и, глядя на ее жестокое и злое лицо, никто бы не поверил, что это ее голос звучит так сладко и мелодично. — Тебе совсем ни к чему рассказывать ей о том, как ты получил это яблоко. И отец твой тоже никогда об этом не узнает... Тебе незачем рассказывать им правду. И, сам понимаешь, незачем брать с собою эту маленькую девочку...
Тут Колдунья допустила роковую ошибку. Конечно, Дигори был уверен, что Полли и без него сможет вернуться домой при помощи своих волшебных колец. Но Колдунья, по-видимому, этого не знала и, следовательно, предлагала Дигори совершить заведомую подлость. И это низкое, бессердечное предложение — уйти самому и бросить Полли здесь одну — сразу высветило всю подлость и фальшь остального, что говорила ему Колдунья. И хотя горе мальчика было безысходным, голова его неожиданно прояснилась, и он сказал совсем другим голосом, громко и ясно:
— Интересно, что с вами произошло? Откуда у вас взялась такая нежная привязанность к моей маме? К тому же такая внезапная? Зачем она-то вам понадобилась? В какую игру вы играете?
— Бог с тобою, Дигги! — шепнула ему на ухо Полли. — Живее! Теперь надо поскорее сматываться!
До сих пор, пока шла беседа, она не смела вставить ни слова, — потому что, сами понимаете, не ее мама лежала при смерти!