— Прости, милочка, но это как-то вылетело у меня из головы, — сказала Ласаралин. — Эй, вы! Это я вам всем говорю! И привратнику тоже! Сегодня никому нельзя отлучаться из дому. Никому! И если я узнаю, что кто-то болтал об этой юной госпоже, того я сначала прикажу бить кнутами до смерти, потом поджарю, а под конец посажу на хлеб и воду на шесть недель. Ясно?
Хотя Ласаралин несколько раз повторила, что ей смертельно хочется услышать историю Аравис, на самом деле совсем не спешила узнать, что же приключилось с ее подругой. Ей куда больше нравилось рассказывать самой, чем слушать других. Но надо отдать ей справедливость — сначала она заставила Аравис как следует вымыться в роскошной бане (а калорменские бани славились по всему миру), потом одела ее чуть ли не в самое красивое из своих платьев. При этом подняла такую беготню и суету, что Аравис едва сдержалась от гнева. Она вспомнила, что Ласаралин всегда была такой, и ее по-настоящему интересовали только наряды, увеселения да болтовня. Саму Аравис больше всего на свете интересовали стрельба из лука, лошади и собаки, ну, и еще плавание. Сами понимаете, что каждая из них считала свою подругу глупышкой, что не мешало им поддерживать хорошие отношения.
Но вот, наконец, Ласаралин отослала всех, и наши подружки остались одни за трапезой, состоявшей главным образом из взбитых сливок, желе, фруктов, мороженого разных сортов и тому подобного. Они сидели в красивой комнате с колоннами, которая, без сомнения, понравилась бы Аравис больше, если бы к ним все время не приставала балованная обезьянка, любимица Ласаралин, успевавшая повсюду совать свой нос. Наконец, Ласаралин спросила Аравис, из-за чего она убежала из дому. И Аравис рассказала ей всю историю. Ласаралин пришла в недоумение.
— Но дорогая моя! — произнесла она с неподдельным изумлением. — Почему бы тебе и в самом деле не выйти замуж за тархана Ахошту? Все у нас из-за него просто с ума сходят, он довольно мил. А мой муж говорит, что он теперь самый большой человек в Калормене. Ты еще не знаешь? Его только что сделали великим визирем. После смерти старика Аксарты.
— Мне все равно, — сказала Аравис. — Меня тошнит от его вида.
— Но, милочка, ты только подумай! Три дворца, и самый красивый из них внизу, у озера Илькин! У тебя будут платья из жемчуга — это я тебе точно говорю. Ты будешь принимать ванны из молока ослиц. И мы будем видеться чуть ли не каждый день.
— Пусть он лучше следит за своими жемчугами и дворцами, а меня оставит в покое, — сердито ответила Аравис.
— Ты странная девочка, Аравис, и всегда была такой, — сказала Ласаралин. — Чего же еще можно желать?
Но Аравис удалось-таки в конце концов убедить подружку, что ее замыслы вполне серьезны, и даже заставить ее перейти к обсуждению планов о том, что делать дальше. Они сразу договорились, что легче всего вывести за ворота Ташбаана Лошадей и довести их до Гробниц. Никто не остановится и не будет расспрашивать мальчишку-конюха в нарядной одежде, который поведет боевого коня и коня под дамским седлом вниз к реке.
Конюхов у Ласаралин было много, и посланцы нашлись. Гораздо труднее оказалось решить, что же делать с самой Аравис, — ведь ее искал отец. Сначала Аравис попросила, чтобы ее отправили через Северные Ворота в носилках с задернутыми занавесками! Но Ласаралин возразила ей: носилками принято пользоваться только в стенах города, и если увидят, что кого-то в носилках хотят нести за ворота, то обязательно остановят и начнут задавать вопросы.
Они довольно долго ломали голову, как же быть — и времени на это ушло бы еще больше, если бы Аравис не пресекала самым безжалостным образом все попытки подруги отвлечься от главного. Вдруг Ласаралин хлопнула в ладоши и весело воскликнула:
— Ой, что мне пришло в голову! Ведь из города можно выбраться не только через ворота, но и через сад тисрока (да живет он вечно!). Сад спускается к самому берегу, и там есть маленькая пристань — для прогулок по реке. Разумеется, только для тех, кто живет во дворце. Но понимаешь, милочка, — тут она весело захихикала, — мы во дворце стали почти своими. Тебе повезло, что ты попала сразу ко мне. Дорогой наш тисрок — он такой милый! Он приглашает нас во дворец чуть ли не каждый день, и мы там теперь почти как у себя дома. Я так люблю всех наших милых принцев и принцесс, а принца Рабадаша просто обожаю. Если мне вздумается, я могу в любое время дня и ночи попасть туда, чтобы повидаться с кем-нибудь из дворцовых дам. Что, если нам попробовать проскользнуть туда, как только стемнеет, а потом пройти через сад к пристани? Там такие небольшие воротца, и никто их не охраняет, потому что про них знают только свои. А у пристани всегда несколько лодок. Если даже нас застанут...
— Тогда все погибло! — сказала Аравис.
— Да не волнуйся ты так, милочка! — засмеялась Ласаралин. — Я что хотела сказать — если нас даже кто застанет там, я всегда могу сказать, что мне просто захотелось позабавиться. Меня же там знают и решат, что это просто одна из моих сумасшедших шуточек. А на следующий день — нет, ты послушай, это будет такая потеха!..
— Я говорю, что все погибло для меня! — достаточно резко сказала Аравис.
— Ох... ох... я понимаю, что ты имеешь в виду, милочка. Но в таком случае, может быть, ты предложишь другой план, получше?
Лучше Аравис ничего предложить не могла и потому ответила:
— Что ж, рискнем. Когда мы пойдем туда?
— Ой, только не в эту ночь, — сказала Ласаралин. — Сегодня туда, разумеется, тебе нельзя. Там сегодня будет большой пир... О, я совсем забыла, мне же еще надо уложить волосы... через несколько минут начну одеваться... Ты понимаешь, там будет все ярко освещено, и уйма всякого народу. Лучше всего подождать до завтрашней ночи.
Аравис была неприятно поражена, но пришлось смириться — она понимала, что для нее это лучший выход. Время после полудня тянулось страшно медленно, и, когда Ласаралин отбыла на свой банкет, Аравис испытала большое облегчение, потому что устала от ее хихиканья и пустой болтовни о нарядах, вечеринках, браках, обручениях и скандалах. Оставшись одна, Аравис рано легла спать. И за весь день это было единственное, что доставило ей хоть какое-то удовольствие. Так приятно снова выспаться на чистых простынях и мягких подушках.
Еще медленнее тянулся следующий день. Ласаралин совсем разонравилось все, о чем они договорились вчера. Она без конца твердила Аравис, что та сошла с ума, что Нарния, куда она устремилась, — страна вечного снега и льда, населенная колдунами и демонами, что там можно сгинуть в два счета...
— И к тому же в обществе крестьянского мальчишки! — восклицала Ласаралин. — Если бы кто другой!.. Милочка, подумай хоть об этом! Это же очень неприятное общество!
Аравис и сама думала именно так, но глупость Ласаралин утомила ее настолько, что впервые за все время она вдруг подумала, что путешествие с Шастой намного интереснее, чем светская жизнь в Ташбаане. Вслух же она сказала:
— Ты забываешь, что, когда мы окажемся в Нарнии, я буду в таком же положении, как и он. Кроме того, я обещала.
— Подумай хотя бы о том, — продолжала Ласаралин, начиная плакать от досады, — что будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты бы стала женой великого визиря!
Аравис покачала головой, и на этом их разговор закончился.
После этого она прошла на конюшню, чтобы повидаться с Лошадьми.
— Сегодня, незадолго до заката, — объяснила она им, — вас отведут к Гробницам. Не нужно больше притворяться вьючными лошадьми. Вас снова оденут в вашу сбрую. В седельных сумках Хвин будет еда, а на тебя, Бри, погрузят бурдюки с водой. Человеку, который вас поведет, будет приказано хорошенько напоить вас по ту сторону моста.
— А потом — Нарния и Север! — прошептал Бри. — Но что делать, если Шасты не будет у Гробниц?
— Конечно же, ждать, — сказала Аравис. — Надеюсь, вам здесь было уютно?
— Лучшего стойла не видел за всю жизнь! — отвечал Бри. — Но если муж этой смешливой тархины, твоей подруги, верит, что его конюх покупает самый лучший овес, — значит, этот конюх его здорово обманывает!
Вечером Аравис и Ласаралин поужинали в комнате с колоннами. Через два часа им пора было отправляться. Аравис оделась так, как одевали в знатных домах самых любимых и приближенных девочек-рабынь, а на голову набросила вуаль. Они условились, что, если кто спросит о ней, Ласаралин скажет, что Аравис — рабыня, которую она хочет подарить одной из принцесс.
Из дома девочки вышли пешком и без свиты. Всего через несколько минут они были у дворцовых ворот. Конечно, там стояла стража, но офицер действительно хорошо знал Ласаралин и даже крикнул своим людям, чтобы они приветствовали ее салютом. Оттуда они сразу направились в Черномраморный Зал. Повсюду сновало множество придворных, рабов и прочего люда, и на двух девочек никто не обратил внимания. Затем они прошли в Зал с Колоннами, потом в Зал со Статуями, оттуда спустились вниз по лестнице с колоннадой и через огромные двери из чеканной бронзы прошли в Тронный Зал. Его великолепие было неописуемо, хотя теперь он был пуст и тускло освещен немногими светильниками.
Вскоре они выбрались из Нового Дворца в сад, который спускался вниз к реке многочисленными террасами, и вышли к Старому Дворцу. К этому времени почти совсем стемнело, и они оказались в настоящем лабиринте темных коридоров, лишь кое-где освещенных случайными факелами, укрепленными на стенках. Ласаралин остановилась на углу, раздумывая, куда идти дальше, — направо или налево.
— Да иди же, иди быстрее! — зашептала ей Аравис: сердце которой билось так, словно вот-вот разорвется. Ей казалось, что из-за каждого поворота в любой момент может возникнуть ее отец.
— Я точно не знаю... — ответила Ласаралин. — Не совсем уверена, куда дальше. Кажется, налево. Ну да, я почти уверена: налево. Ой, как все это забавно!
Они свернули налево и очутились в едва освещенном коридоре, а немного пройдя по нему, оказались на лестнице, ведущей вниз.