Сильные руки вырвали меч из рук Рабадаша, сняли его со стены и повели в замок. Он без умолку кричал, грозил, проклинал и даже плакал. Он мог бы, не дрогнув, выдержать любую пытку, но стать потехой для всех — это было для него невыносимо. Он привык к тому, что в Ташбаане при любых обстоятельствах все обращались с ним с почтением и опаской.
Пока общее внимание было занято принцем, Корин подбежал к Шасте, схватил его за руку и потащил к королю Луну.
— Вот и он, отец! — кричал он. — Вот он!
— Ай-яй-яй! - сказал король очень сердито, покачивая головой. — А вот, наконец, и ты! Вопреки всем приказам, ты все-таки принял участие в бою, явив пример неповиновения! Этот мальчишка решил разбить сердце своего отца! Да в твоем возрасте более подобает быть отхлестанным хворостиной, чем держать меч в руках...
Но все, в том числе и Корин, видели, что король не сердится, а гордится им.
— Пожалуйста, сир, не браните его больше, — сказал лорд Даррин. — Его высочество не был бы вашим сыном, если бы не унаследовал ваш нрав. Я уверен, ваше величество опечалились бы намного сильнее, если бы его высочество явил провинность противоположного характера...
— Ну ладно, хватит, — сердито проворчал король. — Хорошо, что на этот раз все обошлось. А теперь...
То, что произошло дальше, повергло Шасту в самое сильное недоумение, которое ему пришлось пережить за всю жизнь. Он вдруг оказался в крепких, медвежьих объятиях короля Луна и почувствовал, как его целуют в обе щеки. Потом король Лун опустил его на землю и сказал:
— Станьте-ка рядом, мальчики, чтобы все могли вас видеть. И держите головы повыше. А вы, господа, посмотрите на них повнимательнее. Кто-нибудь еще сомневается?
Шаста никак не мог понять, почему все такими глазами глядят на него и на Корина, и почему вдруг все начали так радоваться...
Глава четырнадцатаяБРИ ОБРЕТАЕТ РАССУДИТЕЛЬНОСТЬ
Теперь нам надо вернуться к Аравис и двум Лошадям.
Отшельник, продолжавший наблюдать за ходом боя, вскоре сказал им, что Шаста не убит и, судя по всему, даже не ранен сколько-нибудь серьезно. Он видел, как мальчик встал, и как горячо и нежно встретил его король Лун. Но так как он мог только видеть и не слышал, о чем там говорили, поэтому решил, что дальше смотреть в пруд не стоит.
На следующее утро, когда Отшельник был в доме, трое наших путешественников заговорили о том, что им делать дальше.
— Я думаю, что мы побыли здесь достаточно, — говорила Хвин. — Конечно, Отшельник очень добр с нами, и мы ему многим обязаны. Но если я буду есть целыми днями и не заниматься упражнениями, то скоро разжирею, как избалованный пони. Нам пора отправляться дальше, в Нарнию.
— Ах, сударыня, только не сегодня, — отвечал Бри. — Я терпеть не могу спешки. Выберем какой-нибудь другой день, более подходящий...
— Нам надо сначала повидаться с Шастой, проститься с ним и извиниться за все, — сказала Аравис.
— Вот именно! — с горячим воодушевлением подхватил Бри. — И я имел в виду то же самое!
— Ох, разумеется, я помню о нем, — сказала Хвин. — Но ведь он, надо полагать, в Анварде. Естественно, мы с ним повидаемся и попрощаемся. Это же будет нам как раз по пути. Так что давайте сразу же отправимся в путь. Ведь мне до сих пор казалось, что все мы хотели попасть именно в Нарнию!
— Ну да, — ответила Аравис.
Только теперь она спросила себя, что же она будет делать, когда все они окажутся в Нарнии, и испытала чувство некоторого одиночества.
— Разумеется, — согласился и Бри. — Но зачем нам нестись туда
сломя голову и допускать всякие опрометчивые поступки... Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.
— Нет, я не понимаю, что вы хотите сказать, — ответила Хвин. — Почему вы не хотите уходить отсюда?
— Хммм... бро-хо-хо... — пробормотал Бри. — Ну, хорошо, скажу прямо... Неужели вы и сами, сударыня, не видите... не обращаете внимания на столь важное обстоятельство... Ведь нам предстоит вернуться на родину — вступить в общество себе подобных — в самое изысканное общество. А выглядим мы сейчас... гм... ну, не вполне прилично... не так, как надо...
Хвин разразилась громким лошадиным смехом.
— Значит, все дело в вашем хвосте, Бри! Наконец-то я поняла! Вы не хотите возвращаться до тех пор, пока не отрастет ваш хвост! И это при том, что мы еще не знаем, какие хвосты принято носить сейчас в Нарнии! Поистине, Бри, вы так же суетны, как и та тархина в Ташбаане!
— Это же просто глупо, Бри! — сказала Аравис.
— Клянусь Гривой Льва, тархина! — воскликнул Бри. — Ив мыслях не было ничего подобного! Просто я отношусь с должным уважением и к себе, и к своим соотечественникам...
— Бри, — сказала Аравис, которую совсем не занимала проблема лошадиных хвостов. — Я давно хотела спросить одну вещь. Почему ты все время клянешься Львом или Гривой Льва? Мне казалось, что ты ненавидишь львов.
— Разумеется, — отвечал Бри. — Но когда я клянусь Львом, то имею в виду Великого Льва Аслана, избавителя Нарнии, прогнавшего Колдунью и Зиму. Все нарниане клянутся его именем.
— Но он тоже лев?
— Нет, разумеется, нет, — замотал головой Бри, и по его голосу чувствовалось, что он страшно поражен.
— А во всех историях, что рассказывают о нем в Ташбаане, говорится, что он самый настоящий лев, — возразила Аравис. — А если он не лев, то почему вы его зовете Львом?
— Ну, в твоем возрасте, тархина, это не так-то легко понять, — отвечал Бри. — Я и сам, будучи маленьким жеребенком, никак не мог понять, в чем тут дело. А так как мне пришлось покинуть родину в детстве, то я и сейчас еще не все как следует понимаю.
Бри говорил это, повернувшись задом к зеленой стене, а его собеседники стояли лицом к нему. Он говорил с ними тоном некоторого превосходства, полузакрыв глаза, потому и не увидел, как изменились лица Аравис и Хвин. А у них были все основания широко раскрыть рты и выпучить глаза — Бри еще не замолчал, а на стену уже прыгнул огромный лев и теперь стоял наверху. Был этот лев ярко-рыжий, огромный и такой прекрасный и грозный, что они и вообразить раньше не могли, что львы бывают такими. Он тут же спрыгнул со стены во двор и начал совершенно бесшумно подкрадываться к Бри сзади. Хвин и Аравис не могли произнести и звука — как будто закоченели от внезапно налетевшего мороза.
— Я не сомневаюсь, — продолжал Бри, — что когда его называют Львомj то хотят сказать, что он сильный, как лев, или грозен, как лев, — разумеется, когда он имеет дело с нашими врагами. Или что-нибудь в этом роде. Даже такая маленькая девочка, как ты, Аравис, должна понять, что это чистейший вздор — подумать, будто он и в самом деле лев. Если говорить правду, то это даже непростительно. Если бы он был львом, значит, был бы Зверем — таким же, как и мы. Подумать только! — и тут Бри расхохотался. — Если он лев, у него же должны быть четыре ноги, хвост и усы... Ай-яй-яй! О-о-о-ох! Хо-хо-хо... Помогите!
В тот миг, когда он произнес “усы”, Аслан одним усом коснулся уха Коня и начал щекотать его. Бри стрелой рванулся в сторону и мигом оказался у противоположной стены. И только там обернулся: стена слишком высока, он не мог бы ее перепрыгнуть, а бежать дальше было некуда. Хвин и Аравис тоже отпрянули. Несколько мгновений стояла напряженная тишина.
Потом Хвин как-то странно, тихонько заржала и, вся дрожа, побежала рысью прямо ко Льву.
— Пожалуйста, — сказала она. — Вы так прекрасны! Если вам угодно — съешьте меня! Я предпочитаю, чтобы меня съели вы, чем кто-либо еще!
— Дражайшая моя дочь! — произнес Лев и запечатлел свой львиный поцелуй на ее подергивающейся бархатистой морде. — Я знал, что тебе не понадобится много времени, чтобы прийти ко мне. Да пребудет с тобою радость во все дни твоей жизни!
Потом он поднял голову и заговорил громче.
— А теперь подойди ко мне ты, Бри, — мой бедный, гордый, перепуганный Конь! Еще ближе, сын мой! Не смей меня бояться. Коснись меня. Понюхай меня. Смотри — вот мои лапы, мой хвост, а вот мои усы. Как видишь, я — самый настоящий Зверь.
— Аслан! — дрожащим голосом проговорил Бри. — Боюсь, что я просто дурак.
— Счастлив Конь, осознавший это еще молодым! Кстати, это же относится и к людям, Подойди ко мне ближе, дочь моя Аравис. Смотри — мои лапы, как бархат, когти я убрал. На этот раз я не стану рвать тебя.
— На этот раз, господин мой? — спросила Аравис.
— Это я ранил тебя, — сказал Аслан. — Ия был тем львом, которого вы все время встречали во время путешествия. Других львов не было. Ты хочешь знать, за что я тебя оцарапал?
— Да, господин мой.
— Эти царапины на твоей спине — точно такие же, как те рубцы от ударов бичом, которые обрушились на спину рабыни твоей мачехи за то, что ты опоила ее сонным зельем. Рубец за рубец, удар за удар, кровь за кровь. Ты должна была на себе почувствовать, что это такое.
— Да, господин мой. Как тебе угодно... А теперь скажи, пожалуйста...
— Спрашивай, спрашивай дальше, моя милая, — подбодрил ее Аслан.
— Не случилось ли с нею из-за меня какой другой беды?
— Дитя, — сказал ей Аслан, — я говорю с тобою о твоей истории, а не о ее. Я никому не рассказываю чужих историй.
Потом он тряхнул головой и произнес более радостным голосом:
— Развеселитесь, дети мои. Мы встретимся еще раз, и очень скоро. А сейчас к вам пожалует другой посетитель!
И он одним прыжком перемахнул через стену и пропал из виду.
Как ни странно, но после того, как он ушел, им совсем не хотелось говорить друг с другом о нем. Они неторопливо разбрелись в разные стороны и медленно расхаживали туда-сюда, каждый погрузившись в свою думу.
Примерно через полчаса две Лошади сошлись за домом, чтобы съесть то вкусное, что приготовил для них Отшельник, а потом опять продолжали в раздумье бродить по траве. Вдруг все вздрогнули от неожиданности: за воротами громко пропела труба.