Тем временем в самой потаенной (и самой волшебной) комнате, в самом сердце Кургана, король Каспиан держал совет с доктором Корнелиусом, Барсуком, Никабриком и Трумпкином. Толстые колонны древней работы поддерживали потолок. Посреди комнаты стоял сам Камень. Он представлял собой огромную каменную плиту, вроде стола, расколотую посередине на две половины. Вся плита была покрыта письменами и рисунками. Еще в древности, когда она не один век пробыла под открытым небом, подвергаясь действию дождя и ветра, все это стерлось и выветрилось до такой степени, что разглядеть надписи было уже невозможно.
Использовать плиту как обычный стол Каспиан и его друзья не решились. Это была слишком почитаемая вещь, к тому же наверняка сохранившая какие-то волшебные свойства. Поэтому они сидели немного поодаль от камня на чурбанах и деревянных колодах возле грубо сколоченного стола, на котором стояла самодельная глиняная лампа. Ее мерцающий тусклый свет высвечивал бледные, осунувшиеся лица. На стене шевелились огромные тени.
— Если ваше величество намерены вообще когда-нибудь воспользоваться этим рогом, — говорил Стародум, — то я считаю, что настал момент, когда это нужно сделать.
Разумеется, Каспиан уже рассказал им — за несколько дней до этого — о своем сокровище.
— Несомненно, сейчас мы в великой беде, — отвечал ему Каспиан. — Но разве мы можем быть уверены, что нас не поджидают еще более страшные беды? Вы только представьте, что нам придется еще хуже, чем теперь, а мы уже использовали рог и больше не можем к нему прибегнуть!..
— Из всех ваших рассуждений я уяснил лишь одно, — сказал Никабрик. — Когда ваше величество наконец решит им воспользоваться, нас уже никакая помощь не спасет.
— На этот раз я согласен с вами, — сказал доктор Корнелиус.
— А что думаете вы, Трумпкин? — спросил Каспиан.
— Ну, что касается меня, — отвечал Трумпкин, который слушал разговор с совершеннейшим безразличием, — ваше величество хорошо знает, что я думаю про этот рог... а также об этом вот расколотом каменном столе и о вашем Верховном Короле Питере, и о вашем Великом Льве Аслане... Все это чепуха на постном масле. Поэтому мне все равно, когда ваше величество сочтет нужным протрубить в свой рог. Но я считаю нужным подчеркнуть, что возлагать какие-либо надежды на волшебную помощь, то есть такую, в которой мы, я совершенно уверен, неизбежно разочаруемся — так вот, всерьез рассчитывать на такую помощь не только бесполезно, но и вредно.
— Значит, во имя Аслана мы должны протрубить в рог королевы Сьюзен, — решил Каспиан.
— Но предварительно надо принять какие-то меры, сир, — сказал доктор Корнелиус. — Мы не знаем, какую помощь получим. Рог может позвать из-за моря самого Аслана. Но мне представляется более вероятным, что он призовет из далекого прошлого Верховного Короля Питера и его могущественных сородичей. И в любом случае нам нельзя слишком полагаться на то, что помощь появится именно там, где мы протрубим в рог.
— Никогда еще ты не говорил столь справедливых слов, — вмешался Трумпкин.
— Я считаю, — продолжал доктор Корнелиус, — что они — или Он — скорее всего появятся в каком-нибудь Священном Месте Нарнии. Мы сейчас находимся в одном из этих мест, притом самом древнем и самом священном. И если мы получим какой-то ответ, то скорее всего именно здесь. Но не обязательно здесь. Потому что есть еще два Священных Места. Одно из них — Фонарный Заповедник — выше по реке, чуть западнее Бобровой Плотины. Именно там, как гласят древние летописи, впервые появились на земле Нарнии Царственные Дети. А второе находится в устье Реки, где когда-то стоял замок Каир-Паравель, столица Древней Нарнии. Если появится сам Аслан, то именно там наиболее вероятное место встречи с ним. Во всех преданиях утверждается, что он — сын Великого Императора из-за Моря и всегда приходил с Моря. Поэтому я считаю, что нам надо как можно скорее послать вестников в эти места: и к Фонарному Заповеднику, и к устью Реки, — чтобы встретить их, или Его, или то, что Он пришлет в помощь...
— Именно этого я и боялся, — перебил его Трумпкин. — Из-за этой дурацкой надежды на волшебную помощь мы лишимся двух вполне реальных бойцов...
— Кого вы предлагаете послать, доктор Корнелиус? — сделав вид, будто не слышал этого ехидного замечания, спросил Каспиан.
— Если посылать, то лучше всего Белок, — сказал Стародум. — Они смогут пройти через всю вражескую территорию так, что их никто не поймает.
— Насколько я знаю наших Белок, которых у нас, кстати, не так уж много, — сказал Никабрик, — если мы их пошлем, для них это будет лишь желанный предлог разбежаться по домам. Единственная среди них, кому можно доверить такое дело, — Типитапи.
— Значит, пошлем Типитапи, — согласился Каспиан. — Но кто будет вторым нашим вестником? Я знаю, ты пошел бы, Стародум, но ты не сможешь идти быстро. И вам также, доктор Корнелиус, такая работа не под силу.
— Я не пойду, — сказал Никабрик. — Тут столько собралось всяких Зверей и прочего народу, что обязательно должен быть хоть один гном, который проследил бы, чтобы с гномами обходились по справедливости.
— Гром и молния! — взревел Трумпкин. — Как ты разговариваешь с королем, Никабрик?.. Пошлите меня, сир. Я пойду.
— Как же так, Трумпкин? — удивился Каспиан. — Мне казалось, ты не веришь в волшебный рог.
— Ни капельки, ваше величество. Но какое отношение это имеет к делу? Я могу верить или не верить, а посылать меня или не посылать — решать вам, сир. Вы — мой король. А я знаю, что одно дело — советовать и совсем другое -— исполнять приказы. Вас интересовало мое мнение, и я его высказал. А теперь, каков бы ни был ваш приказ, я его исполню.
— Я никогда этого не забуду, Трумпкин! — сказал Каспиан. — Пошлите кого-нибудь за Типитапи. Когда мне лучше всего протрубить в рог?
— Я бы, ваше величество, дождался рассвета, — сказал доктор Корнелиус. — Это особое время суток. Оно иногда очень благоприятно влияет на исход операций Белой магии...
Спустя несколько минут явилась Типитапи, и ей объяснили задание. Так как она была (подобно большинству Белок) существом смелым и опрометчивым, очень энергичным и вечно возбужденным, самонадеянным и в любую минуту готовым учинить какое-либо озорство (если не сказать хуже), то она едва ли выслушала толком, что ей говорили, — так не терпелось ей поскорее сорваться с места и сломя голову умчаться вдаль. Тем не менее именно ей было доверено отправиться в Фонарный Заповедник, в то время как на долю Трумпкина выпало более короткое путешествие к устью Реки.
Наспех подкрепившись, гонцы выслушали горячую благодарность короля, добрые советы и напутствия доктора Корнелиуса и Барсука и отправились в путь задолго до восхода солнца.
Глава восьмаяУХОД С ОСТРОВА
— И так, — продолжал Трумпкин (ибо вы, конечно, уже догадались, что именно он и рассказывал детям эту историю, сидя на траве в Парадном Зале Каир-Паравеля), — итак, сунув в карман пару сухарей и оставив все оружие, кроме кинжала, с рассветом я отправился в путь. Я углубился в лес — и оказался буквально поглощен им на много часов. Я шел и шел, не знаю уж сколько времени, как вдруг услышал такое, чего не доводилось слышать ни мне, ни всему нашему племени — по крайней мере, с тех пор, как мы явились на свет. И уж до конца дней моих мне этого не забыть. Это был звук, который заполнил собой весь воздух, все пространство от неба до земли, он оглушал, как гром, но длился и длился, протяжный и мелодичный, как музыка на воде. Он был таким мощным, что содрогнулась земля и пригнулись все деревья в лесу. Я сказал себе: “Если это не рог, то я просто Кролик!”. Но минуту спустя я забеспокоился, почему же король не протрубил в рог раньше...
— А когда это было? В какое примерно время? — спросил Эдмунд.
— Примерно между девятью и десятью часами, — ответил Трумпкин.
— Как раз тогда мы и сидели на станции! — воскликнула Люси. И дети переглянулись. Глаза их засияли.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказала Люси гному.
— Да, я очень удивился, почему он не протрубил в рог раньше, ведь условлено было сделать это на восходе солнца. Но тут меня как будто подбросило. Я быстро пошел дальше, да так, что никак не мог остановиться.
Я шел весь день и всю ночь, а когда начал заниматься рассвет — это уже сегодня, — то я выкинул такое, что под стать скорее великану, чем гному. По крайней мере, здравого смысла у меня оказалось не больше, чем у нашего бедняги Буристона. Мне вдруг захотелось сократить путь в том месте, где Река делает петлю, и я направился прямехонько по открытой местности.
Разумеется, меня тут же схватили. Хорошо еще, что попался я не военному дозору, а какому-то набитому старому дурню. Вообще- то он был комендантом небольшого замка, последнего укрепления Мираза в этих местах — дальше до самого побережья у них укреплений нет. Как вы понимаете, я не стал ничего о себе рассказывать. Правда, если уж быть точным, я сказал, когда они чересчур пристали, что я гном. Но это они и сами видели, а больше, похоже, их ничего не интересовало.
Раки и леденцы! Какой же чванливый дурень этот старый комендант! Но это обернулось для меня удачей. Любой другой, имея хоть капельку здравого смысла и зная, что творится в стране, обязательно как следует допросил бы меня и без труда бы сообразил, что я имею отношение к повстанцам. Но этому так хотелось поскорее устроить казнь, что ни о чем другом он попросту не мог думать. Кончилось тем, что он приказал казнить меня с полным церемониалом: отвезти вниз по Реке и там “отдать призракам”.
Так оно и было бы, если бы эта юная леди, — тут он кивнул на Сьюзен, — не вздумала немного поупражняться в стрельбе из лука. Отличный был выстрел, смею вас заверить! Вот так я и оказался среди вас — разумеется, теперь уже совершенно безоружный, потому что у меня все забрали.
Он выколотил пепел из трубки и снова набил ее своей смесью.
— Черт побери! — сказал Питер. — Значит, это рог, твой рог, Сьюзен, утащил нас вчера утром со скамейки на станции! Ни за что бы не поверил.