Со всех сторон на него так и посыпались доводы и уговоры, один убедительнее другого, но Каспиан настоял на своем. Как только моряки направились к берегу и исчезли в сгущающейся темноте, никто из оставшихся пяти наблюдателей, кроме, быть может, отважного Рипишиппи, не избежал очень неприятного холодка в животе.
Они начали устраиваться на ночь. Много времени ушло на то, чтобы выбрать подходящие места за столом. Возможно, у всех были на этот счет одни и те же соображения, но никто не высказывал их вслух. Действительно, выбор им предстоял очень нелегкий. Мысль о том, что придется просидеть всю ночь рядом с этими жуткими волосатыми существами, была невыносима. Конечно, они не были мертвецами, но и живыми, в точном смысле этого слова, их назвать было нельзя. Если же сесть с другого конца стола, то с наступлением темноты спящих не станет видно, и никто не будет знать, по-прежнему ли они неподвижны. А мало ли что может случиться ночью с заколдованными лордами?.. Поэтому друзья без конца ходили вокруг стола и переговаривались.
— Может быть, сядем здесь?
— Да нет, лучше отодвинуться чуточку подальше.
— А может, будет лучше с этой стороны?
Так продолжалось, пока ноги не начали подгибаться от усталости. Тогда они устроились почти посерединке, но и чуть-чуть ближе к спящим, чем к другому концу стола. К этому времени стало совсем темно. На востоке загорелось незнакомое новое созвездие. Люси было бы намного приятнее, если бы это был Леопард, Корабль или какое-нибудь другое привычное созвездие нарнианского неба.
Путешественники плотнее завернулись в матросские плащи, уселись в креслах поудобнее и затихли. Поначалу они старались поддерживать разговор, но он не получался, и вскоре они замолчали. Но ни на миг не смолкал рокот волн, разбивающихся о прибрежные камни.
Прошло несколько часов, показавшихся им настоящей вечностью. Потом настал момент, когда вдруг все почувствовали, что очнулись после минутной дремоты. Но за эту “минуту” звезды успели изменить свое положение. Небо по-прежнему оставалось совершенно черным, только на востоке обозначилась тусклая серая полоска. Они озябли, тела их затекли, и очень хотелось пить. Неожиданно все замерли, не решаясь вымолвить ни слова, потому что наконец что-то стало происходить.
Прямо перед ними за колоннами виднелся пологий склон невысокого холма. Там теперь неожиданно раскрылась дверь, дверной проем осветился, и на этом светлом фоне возник силуэт. Он шагнул вперед, дверь за ним закрылась. Фигура двинулась прямо к ним, вместе с нею приближался и свет. Некоторое время они могли видеть только его. Свет приближался, пока смутно видимая фигура не остановилась возле стола, напротив наших путешественников. Теперь они разглядели, что это высокая стройная девушка в простом длинном одеянии голубого цвета, оставляющем открытыми ее руки. Голова была непокрыта, и длинные золотые волосы свободно ниспадали на спину. Наши путешественники глядели на нее и думали, что раньше, оказывается, просто не понимали слова “прекрасная”...
Свет исходил от высокой свечи в серебряном подсвечнике, который девушка несла в руке. Вечером с моря дул слабый ветерок, но теперь он стих совершенно, поэтому свеча горела ровно, а пламя ее стояло так прямо, будто она находилась в комнате с закрытыми окнами и спущенными занавесками. Серебро и золото на столе засверкали в пламени свечи.
Только теперь Люси заметила, что на столе лежит предмет, на который она прежде совсем не обратила внимания: каменный нож, острый, будто стальной, на вид невообразимо древний и какой-то зловещий.
Никто не сказал ни слова, но сначала Рипишиппи, затем Каспиан, а потом и все остальные встали, ибо почувствовали: незнакомка — великая и могущественная властительница.
— О странники, явившиеся издалека к Столу Аслана! — заговорила девушка. — Почему вы ничего не ели и не пили?
— Госпожа, — ответил Каспиан, — мы боялись отведать этой пищи, ибо подумали, что именно она ввергла наших друзей в этот колдовской сон.
— Они даже не прикоснулись к ней, — сказала девушка.
— Пожалуйста, — попросила Люси, — расскажите нам, что с ними случилось.
— Семь лет назад, — ответила девушка, — они прибыли сюда на корабле, корпус которого готов был вот-вот развалиться, а паруса превратились в лохмотья. С ними было несколько других моряков. А когда они подошли к этому столу, один из них сказал:
"Мне здесь нравится. Давайте спустим наши паруса, не будем больше никуда грести, а останемся здесь, сядем за этот стол и, если позволят небеса, доживем здесь в покое наши дни".
Другой возразил:
"Нет, лучше нам вернуться на корабль и плыть назад в Нарнию, потому что за время нашего отсутствия там могло многое перемениться. Может быть, Мираз уже умер".
Но третий, который, видимо, был среди них главным и обладал властью, вскочил и крикнул:
"Клянусь небесами — нет! Мы люди и тельмарины, а не трусливые животные! Вы меня спрашиваете, к чему нам громоздить приключение на приключение? Жить на свете нам осталось не так уж долго, а потому то краткое время, что нам еще остается, лучше потратить на поиски нового мира, который, может быть, простирается за чертой солнечного восхода!"
Остальные начали ему возражать, тогда он схватил Каменный Нож, лежавший на столе, и хотел обратить его против своих товарищей. Но этой вещи не должен касаться никто, и поэтому, как только его пальцы сомкнулись на рукояти, крепкий сон сковал всех троих. И они будут спать, пока не спадут с них волшебные чары.
— А что это за Каменный Нож?
— Неужели никто из вас не помнит его? — удивилась девушка.
— Я ... Мне кажется, — пролепетала Люси. — что я уже видела нечто подобное. Этот нож очень похож на тот, каким Белая Колдунья некогда заколола Аслана на Каменном Столе.
— Это тот самый Нож, — подтвердила девушка. — Его перенесли сюда, и здесь он будет храниться в великой чести, пока стоит этот мир.
Тут заговорил Эдмунд, которого в течение последних нескольких минут все более и более охватывала тревога:
— Послушайте, надеюсь, никто не обвинит меня в трусости из-за того, что я не коснулся этой еды, и в грубости за то, что я сейчас вам скажу. Во время путешествия с нами было уже много самых разных и самых странных приключений. Когда я впервые взглянул на ваше лицо, я готов был поверить любому вашему слову. Но потом подумал, что вы могли бы вызвать это чувство колдовскими чарами. Скажите, как нам узнать, друг вы нам или нет?
— Узнать вам этого нельзя, — ответила девушка. — Вам остается только верить мне или не верить.
С минуту сохранялось молчание, которое нарушил тоненький голосок Рипишиппи,
— Сир, — сказал он, — не будете ли вы так любезны налить мне вина из этой бутылки. Она слишком велика, чтобы я смог поднять ее сам. Я хочу выпить за здоровье прекрасной дамы.
Каспиан выполнил его просьбу, и Рипишиппи, стоя на столе, поднял своими крохотными лапками тяжелый золотой бокал.
— Ваше здоровье, сударыня!
Пригубив вино (весь бокал просто не вместился бы в его тельце), он принялся за холодного фазана. Остальные, не раздумывая, последовали его примеру. Все почувствовали страшный голод, и хотя на столе было совсем не то, что полагается к раннему завтраку, но в качестве очень позднего ужина трапеза была превосходна.
Когда они немного насытились, разговор возобновился.
— Почему вы назвали этот стол Столом Аслана? — спросила Люси.
— Потому что он поставлен здесь по его велению для тех, кто заплывет сюда, слишком близко к Краю Света. Некоторые даже называют этот остров Концом Мира, хотя отсюда можно плыть еще дальше. Но именно здесь начинается Край Света.
— Но сколько же времени хранится здесь пища? — полюбопытствовал Юстас.
— Каждое утро ее съедают и каждый вечер ставят новую. Скоро вы все увидите сами.
— Но что же нам делать с этими Спящими? — спросил Каспиан.
— Мои друзья, — тут он кивнул на юных Певенси и Юстаса, — рассказывали мне, что в том мире, откуда они пришли, есть сказка. В замке короля все уснули волшебным сном. Много лет спустя туда попал один принц. И ему удалось развеять чары, когда он поцеловал принцессу.
— Но мы в другом мире, — отвечала девушка, — и здесь все будет несколько иначе. Здесь нельзя поцеловать принцессу до тех пор, пока не сумеешь развеять чары.
— Тогда, во имя Аслана, поведайте мне, как это можно сделать?
— Этому вас может научить только мой отец, — ответила девушка.
Ваш отец? Кто он? — спросил Эдмунд.
— И где он? — добавила Люси.
— Смотрите, — девушка, повернувшись, показала на дверь в склоне холма.
Теперь ее было хорошо видно... Пока они ели и беседовали, почти все звезды померкли. В серой мгле восточного неба уже намечалась белая полоска рассвета.
Глава четырнадцатаяПУТЕШЕСТВИЕ К КРАЮ СВЕТА
Снова медленно растворилась дверь, и в ней показалась еще одна фигура, такая же высокая и стройная, как у той девушки, только не такая тоненькая. В руках у нее не было никакого светильника, но свет, казалось, исходил от нее самой. Когда она приблизилась, Люси увидела, что это — величественный старец. Его серебряная борода спускалась до босых ступней, а серебряные волосы сзади доходили до пят. Его одежда была, казалось, соткана из серебряного руна. Он выглядел таким серьезным и благородным, что путешественники встали, чтобы приветствовать его.
Старик шел прямо к ним, не говоря ни слова, пока не оказался рядом со своей дочерью. Они оба обратились лицом к востоку и протянули руки вперед и вверх, раскрыв ладони. И в этой позе начали петь. Мне хотелось бы здесь привести слова песни, но никто из свидетелей потом не мог их припомнить. Люси говорила, что пели они на высоких нотах, почти пискляво, но все равно очень красиво...
— А мелодия прохладная и спокойная, — объясняла она. — Именно такая песня и подходит для раннего утра.
Они пели, и серые облака начали подниматься с восточной части неба, а белая рассветная полоса все разрасталась, пока небо совсем не побелело, а море засверкало, как серебряное. Время шло, старец и его дочь продолжали петь. Восток заалел, облака рассеялись... и солнце поднялось из-за моря. Его длинные прямые лучи протянулись вдоль всего стола, сверкая на золоте и серебре, и упали, на Каменный Нож.