Результат быстро разочаровал. Дети прошли немного, повернули направо, потом сделали несколько шагов вперёд и оказались на развилке: одна дорога вела по-прежнему прямо, а другая резко поворачивала направо.
— Так дело не пойдёт, — сказал Вред, глядя на правое ответвление, — она приведёт нас назад, на юг.
Он направился прямо, но через несколько шагов дорога опять под прямым углом повернула направо. На этот раз выбора не было — тупик.
— Всё без толку, — проворчал Вред.
Джил тут же развернулась и первой пошла обратно. Когда они вернулись к тому месту, где она упала в ров, Хмур своими длинными руками без труда вытянул обоих наверх.
Снова оказаться наверху было ужасно. Там, в узком рву, где не было ветра, их уши почти оттаяли. Там они всё ясно видели, легко дышали и слышали друг друга, не надрывая голос. Возвращаться на такой зверский холод было сродни катастрофе, а тут ещё Хмур выбрал момент, чтобы спросить:
— Ты ещё помнишь знаки, Джил? Какой нужно искать теперь?
— Какие ещё знаки! Да ну их совсем! — отмахнулась та, но потом всё же ответила: — Кажется, кто-то должен упомянуть Аслана. Не помню точно.
Как видите, она перепутала порядок, а всё потому, что не повторяла знаки дважды в день, как раньше. Конечно, если бы Джил напряглась, то вспомнила бы, но у неё не было прежнего усердия, поэтому с ходу назвать все знаки в правильном порядке не получалось. Вопрос Хмура рассердил её потому, что в глубине души Джил понимала: в том, что урок льва не усвоен так твёрдо, как требовалось, её вина. Именно это раздражение вместе с холодом и усталостью и заставило её сказать: «Да ну их совсем!» Возможно, она погорячилась.
— Вроде это был следующий? — усомнился Хмур. — Ты правильно назвала? По-моему, ты их перепутала. Мне кажется, на этом холме, на этом плоском месте, мы должны остановиться и осмотреться. Вы заметили…
— О господи! — простонал Вред. — Самое время любоваться красотами. Пойдёмте лучше дальше.
— Смотрите! — вдруг воскликнула Джил, указывая вперёд.
Все повернулись и увидели на севере, на некотором расстоянии от них, гораздо выше плато, на котором они стояли, огоньки. На этот раз они ясно различили свет в окнах: в небольших, наводивших на мысли об уютных спальнях, и в тех, что побольше, заставлявших представить себе огромный зал, где в камине потрескивает огонь, а на столе исходит паром горячий суп или вкуснейшее жаркое.
— Харфанг! — воскликнул Вред.
— Всё это, конечно, хорошо, — пробубнил Хмур, — но я хотел сказать…
— Да хватит вам! — рассердилась Джил. — Нельзя терять ни минуты. Помните, что сказала дама? Ворота запирают рано. Мы должны попасть туда до закрытия. Во что бы то ни стало! Мы умрём, если останемся на улице в такую ночь.
— Ну, пока ещё не ночь… — начал было Хмур, но дети хором закричали «вперёд!» и замахали руками.
И они поковыляли по скользкому плато, стараясь двигаться как можно быстрее. Хмур поплёлся за ними, продолжая говорить, но ветер так завывал, что его никто не слышал и не услышал бы, даже если бы хотел, но они и не хотели. Все мысли детей были там, в Харфанге, где ванна, постель, горячий чай, и даже на минуту представить, что они опоздали, казалось невыносимым.
Они спешили, но переход через плоскую вершину холма всё равно занял очень много времени. Даже после того как путешественники пересекли плато, на спуске им пришлось преодолеть несколько уступов. Но вот наконец они оказались у подножия, и перед ними открылся Харфанг.
Замок стоял на высоком утёсе и, несмотря на многочисленные башенки, больше походил на огромный дом. По всей видимости, добрые великаны не боялись набегов неприятеля. Окна на фасаде располагались слишком низко, что в настоящем замке считалось немыслимым. Тут и там виднелись маленькие двери, через которые можно было попасть внутрь или выйти наружу, минуя внутренний двор. Дети приободрились: место вовсе не выглядело страшным — напротив, казалось вполне дружелюбным.
Поначалу высота и крутизна утёса привели в отчаяние, но очень скоро они заметили, что слева склон более пологий и дорога ведёт как раз к нему. После многотрудного перехода, который они совершили, и этот подъём оказался ужасен, и в какой-то момент Джил почти сдалась. Последние сто ярдов Вреду и Хмуру пришлось её едва ли не тащить, но в конце концов они оказались перед воротами замка с поднятой решёткой.
Как бы ни устали путники, входить в пристанище великанов всё равно страшновато. Несмотря на свои опасения по поводу Харфанга, Хмур оказался самым смелым и скомандовал:
— Спокойно! Не показывайте, что боитесь. Мы совершили самую большую глупость на свете, явившись сюда, но теперь извольте сохранять лицо.
И квакль храбро прошагал прямо в ворота, остановился под аркой, где эхо делало его голос громче, и закричал что есть мочи:
— Эй, привратник! Гости ищут ночлег!
Дожидаясь, что за этим последует, Хмур снял шляпу и стряхнул с широких полей целую кучу снега.
— Знаешь, — прошептал Юстас Джил, — он хоть и зануда, но зато смелый и дерзкий.
Дверь отворилась, мелькнул манящий свет очага, и появился привратник. Джил закусила губу, чтобы не вскрикнуть, хотя он вовсе не был таким уж гигантом — так, повыше яблони, но пониже телеграфного столба. С торчащими в разные стороны рыжими волосами, в кожаном камзоле, усеянном металлическими пластинками, отчего он походил на кольчугу, и голыми волосатыми коленями, торчавшими над неким подобием краг на ногах, он производил неизгладимое впечатление.
— Это кто же тут такой? — произнёс привратник, нагнувшись и вытаращив глаза.
Джил собрала всё своё мужество и что есть мочи прокричала:
— Дама в зелёном передаёт привет добрым великанам и посылает двух южных деток и этого квакля — по имени Хмур — к осеннему празднику. Конечно, если вы не против нас принять.
— Ого, — обрадовался привратник, — это совсем другое дело! Заходите, малютки, заходите в комнату, а я доложу его величеству.
Помешкав, он с любопытством взглянул на детей и удивлённо спросил:
— А почему у вас синие лица? Впрочем, мне-то что за дело: друг дружке вы, наверное, нравитесь. Как говорится, жучок жучка хвалит.
— Это мы просто от холода посинели, — объяснила Джил. — Вообще-то мы нормального цвета.
— Тогда идите вот к очагу грейтесь, козявки.
Вслед за привратником они вошли в дом. Хоть грохот огромной двери, закрывшейся за ними, и был страшен, дети тут же забыли о ней, стоило увидеть то, о чём мечтали со вчерашнего вечера, — огонь. И какой огонь! Казалось, в очаге горело сразу несколько деревьев, а жар от него исходил такой, что ощущался наверняка за несколько ярдов. Всё равно измученные путешественники плюхнулись на кирпичный пол так близко к огню, как только можно, и наконец с облегчением выдохнули.
— Давай, юноша, — обратился привратник к великану, сидевшему в глубине комнаты и таращившемуся на путников так, что, казалось, глаза того и гляди вылезут из орбит, — беги в дом и передай, что сказала эта козявка.
И пересказал посыльному то, что услышал от Джил. Парень наконец оторвал от них взгляд и, почему-то громко хохотнув, вышел из комнаты.
— Послушай, лягушонок, — обратился привратник к Хмуру, — похоже, тебе надо взбодриться.
Он вытащил чёрную бутылку, очень похожую на ту, что была у Хмура, только раз в двадцать больше.
— Нет, чашка тебе не подойдёт — утонешь ещё, — а вот солонка будет в самый раз. Только смотри никому не говори там, в доме. Столовое серебро тут появляется само по себе, я тут ни при чём.
Солонка была более узкой и прямой, чем у людей, и из неё получилась отличная чашка для Хмура. Когда великан поставил её на пол возле квакля, дети подумали, что тот откажется, потому что не доверяет великанам, даже добрым, но он пробормотал:
— Поздно думать о предосторожностях, когда мы здесь, а дверь захлопнулась.
Понюхав жидкость, квакль заключил:
— Пахнет неплохо, но это ничего не значит. Лучше попробовать. — Сделав глоток, он причмокнул: — На вкус тоже ничего, но вдруг это только сначала? Посмотрим, как оно дальше пойдёт.
Хмур глотнул побольше, потом ещё.
— А она вся такая? Не удивлюсь, если на дне какая-нибудь гадость.
С этими словами он прикончил напиток, облизнул губы и посмотрел на ребят:
— Это была проверка. Если я сморщусь, или взорвусь, или превращусь в ящерицу или ещё в кого, знайте, что тут ничего нельзя пробовать.
Великан, слишком высокий, чтобы слышать то, что Хмур бормотал себе под нос, расхохотался:
— Ну, лягушонок, ты и ухарь. Смотрите, ни капли не оставил.
— Я не ухарь, я Хмур, — заплетающимся языком возразил Хмур, — и не лягушонок, а квакль.
В это время дверь отворилась и вошёл юный великан:
— Их немедленно требуют в тронный зал.
Дети вскочили, но Хмур продолжал сидеть и бормотать:
— Квакль. Да, квакль. Очень уважаемый квакль. Уважакль.
— Проводи-ка их, — приказал привратник юному великану. — Лягушонка придётся нести — последняя капля оказалась, видимо, лишней.
— Я в порядке, — пробормотал Хмур, — и вовсе не лягушка. Ничего общего. Я ужава… уважакль.
Юный великан схватил его за пояс и жестом приказал детям следовать за ним. В таком не слишком достойном виде они прошли через внутренний двор. Хмур, зажатый в кулаке великана, брыкался в воздухе и действительно очень походил на лягушку, но дети этого почти не замечали, поскольку вскоре оказались перед огромной дверью главного замка. Почти бегом, чтобы успеть за великаном, они миновали несколько коридоров, а затем вошли, щурясь от яркого света, в огромный зал, где горели лампы, пылал огонь в очаге, и всё это отражалось в позолоченном потолке и карнизах. Множество великанов в роскошных одеждах стояли вдоль стен справа и слева, а в дальнем конце зала на двух тронах сидели две огромные фигуры — король и королева.
Их провожатый остановился футах в двадцати от тронов. Юстас и Джил неловко поклонились (в экспериментальной школе девочек не учат делать реверанс), а Хмура юный великан осторожно опустил на пол, где тот и уселся. Растопырив длинные руки и ноги, квакль сейчас был очень похож на большого паука.