Они постояли с минуту и продолжили путь.
Спустя некоторое время откуда-то послышалось «тук-тук-тук» — явно стук топоров по бревну. Впереди ничего ещё не было видно, потому что склон круто уходил вверх. Когда друзья достигли вершины, вся Фонарная пустошь предстала как на ладони, и от увиденного король побледнел.
Прямо в сердце древнего леса — где росли золотые и серебряные деревья и где ребёнок из нашего мира посадил некогда Древо Защиты — шла широкая просека. Это была страшная просека, тянувшаяся, как свежая рана, изборождённая колеями от деревьев, которые тащили к реке. Кругом толпились рабочие, хлопали бичи, с усилием тащили брёвна лошади. Сначала королю бросилось в глаза, что больше половины толпы — не говорящие звери, а люди. Ещё страшнее было то, что это не белокурые обитатели Нарнии, а темнолицые и бородатые жители Тархистана, мощной и жестокой державы, лежащей к югу от Орландии, за Великой пустыней. Не то чтобы в Нарнии нельзя было встретить одного-двух тархистанцев — торговцев или послов, тем более что между Нарнией и Тархистаном в то время был мир, — но Тириан не мог понять, отчего их так много и почему они рубят нарнийский лес.
Король крепче сжал меч, обернул плащом левую руку, и они быстро спустились.
Двое тархистанцев вели лошадь, тащившую бревно, и в тот момент, когда Тириан подошёл к ним, бревно попало в рытвину.
— Что встал? Тащи, ленивая свинья! — выругался тархистанец, щёлкнув бичом.
Конь и без того старался изо всех сил: глаза его налились кровью, круп покрылся пеной.
— Работай, скотина! — выкрикнул второй и при этом жестоко стегнул лошадь.
И тут произошло поистине ужасное. До сих пор Тириан не сомневался, что тархистанцы привели своих собственных лошадей, бессловесных и неразумных, подобных лошадям нашего мира. И хоть издевательство над бессловесной скотиной было ему отвратительно, он, естественно, больше думал об уничтожении деревьев. Ему и в голову не приходило, что кто-нибудь посмеет запрячь свободную нарнийскую лошадь и уж тем более подгонять бичом. Когда обрушился зверский удар, конь поднялся на дыбы и воскликнул:
— Глупец и тиран! Не видишь — я делаю всё, что могу?!
Едва Тириан понял, что перед ним нарнийский конь, как их с Алмазом охватил такой гнев, что оба уже не понимали, что делают. Король поднял меч, единорог опустил голову, оба стремительно бросились вперёд. Через несколько минут тархистанцы лежали мёртвыми: один — обезглавленный мечом короля, другой — пронзённый в самое сердце рогом Алмаза.
Глава третья. Хитр во славе
— Почтенный конь, скажите мне, — проговорил король, поспешно перерезая постромки, — как удалось чужестранцам поработить вас? Разве Нарния завоёвана?
Разве была битва?
— Нет, государь, — едва дыша, ответил конь. — Аслан здесь. Всё это по его приказу. Он велел…
— Берегитесь, государь! — не дал договорить Алмаз.
Тириан поднял глаза и увидел, что со всех сторон бегут тархистанцы, а с ними несколько говорящих зверей. Двое убитых без единого звука рухнули на землю, и прошло несколько секунд, прежде чем остальные поняли, что происходит. Но теперь, когда поняли, схватились за ятаганы.
— Скорее! Садитесь на меня! — крикнул Алмаз.
Король вскочил на спину старому другу, и тот поскакал прочь. Когда они оставили врагов далеко позади, единорог дважды или трижды сменил направление, пересёк ручей и крикнул, не замедляя шаг:
— Куда теперь, государь? В Кэр-Параваль?
— Остановись, друг мой, дай мне спешиться.
Тириан соскользнул со спины единорога и повернулся к нему.
— Алмаз, мы только что совершили тягчайшее преступление.
— Они нас вынудили, — ответил Алмаз.
— Но напасть на них врасплох, не вызвав на бой, на безоружных! Я навсегда опозорен.
Алмаз понурил голову. Ему тоже было стыдно.
— И потом, — добавил король, — конь сказал, что это всё по приказу Аслана, да и крыса тоже. Все говорят, что лев здесь. Что, если это правда?
— Государь, как же мог Аслан отдать столь ужасный приказ?
— Он не ручной лев, — напомнил Тириан. — Откуда нам знать, что может и что не может Аслан, нам, убийцам? Алмаз, я вернусь, отдам свой меч, предам себя в руки тархистанцев и попрошу отвести меня к Великому льву — пусть судит.
— Это верная смерть, — сказал Алмаз.
— Неужели, по-твоему, меня волнует, приговорит меня Аслан к смерти или нет? Не лучше ль умереть, чем жить и знать, что Аслан совершенно непохож на того Аслана, в которого мы верили и которого ждали? Как будто взошло солнце, и солнце это чёрное.
— Я понимаю: как будто пьёшь воду, а вода сухая. Вы правы, государь: лучше сдадимся сами.
— Нет надобности идти нам обоим.
— О, если вы любите своего друга, дозвольте идти с вами! — горячо воскликнул единорог. — Если вы умрёте, а Аслан — не Аслан, зачем мне жить?
Горько рыдая, они повернули назад, но как только дошли до просеки, тархистанцы подняли крик и бросились на них с оружием. Тириан протянул им меч рукоятью вперёд и сказал:
— Я, бывший король Нарнии, ныне — бесславный рыцарь, сам предаю себя правосудию Аслана. Ведите меня к нему.
— И меня тоже, — сказал Алмаз.
Темнолицые люди, пахнущие чесноком и луком, с угрожающе сверкающими белками глаз окружили их плотной толпой, потом набросили верёвочную петлю единорогу на шею, забрали у короля меч и связали руки за спиной. Один из тархистанцев, походивший на начальника (у него вместо тюрбана был шлем), сорвал золотой обруч с головы Тириана и поспешно спрятал в складках своей одежды.
Под конвоем пленники поднялись по широкой вырубке на холм, и их взору предстала небольшая хижина, крытая соломой и больше походившая на хлев. Дверь её была заперта. На траве перед входом сидел макак. Тириан и Алмаз, ожидавшие увидеть Аслана и ничего не слыхавшие про обезьяну, остановились в недоумении. Это, конечно, был Хитр собственной персоной, только раз в десять безобразней, чем в бытность свою у Каменного Котла, потому что теперь вырядился в ярко-алый кафтан, сшитый на гнома и потому плохо на нём сидевший, а голову его венчало что-то вроде бумажной короны. На задних лапах, никогда не стоящих как следует (ведь, как вы знаете, задние лапы у обезьян больше похожи на руки), были туфли, расшитые драгоценными камнями. Рядом лежала куча орехов, и макак грыз их, сплёвывал шелуху и к тому же постоянно задирал кафтан, чтобы почесаться. Перед ним стояли говорящие звери — их было много, — и почти все выглядели озабоченными и обескураженными. При виде пленников раздались вздохи и всхлипывания.
— О, господин Хитр, глашатай Аслана! — сказал главный тархистанец. — Мы привели ваших пленников. Благодаря нашей ловкости, а также по милости великой богини Таш, мы взяли живьём этих отъявленных убийц.
— Дайте мне меч этого человека, — потребовал Хитр.
Когда ему вручили королевский меч, с ножнами и перевязью, он нацепил его себе на шею, стал выглядеть ещё глупее.
Сплёвывая шелуху в сторону пленников, Хитр заявил:
— С этими двумя разберёмся потом. Пока у меня есть дела поважнее. Первое — это орехи. Где предводитель белок?
— Здесь, господин, — сказала рыжая белка, выходя вперёд и нервно кланяясь.
— Ах вот ты где! Я хочу… то есть Аслан хочет ещё орехов. Того, что вы принесли, недостаточно. Вы должны принести ещё, ясно? Вдвое больше, нет — ещё больше. Чтобы завтра на рассвете были здесь, и смотрите: чтоб ни мелких, ни порченых!
Среди белок пронёсся шёпот отчаяния, а предводитель, набравшись решимости, попросил:
— Пожалуйста, может быть, сам Аслан поговорит об этом с нами. Если б нам позволили его увидеть…
— Нет, вам не позволят! — отрезал Хитр. — Может, он будет так добр (хоть вы того не заслужили) и покажется этой ночью, но толпиться вокруг и приставать со своими вопросами не позволит! Все ваши просьбы передавайте через меня — так они доставляют ему меньше беспокойства. А вы, белки, живо за орехами! И чтоб завтра утром были здесь! А то пожалеете.
Бедные белки помчались прочь, словно за ними гналась собака. Новый приказ застал их врасплох — почти все орехи, заботливо припасённые на зиму, были съедены, а всё остальное они уже отдали обезьяне.
Тут из толпы раздался глубокий голос, принадлежавший косматому клыкастому вепрю:
— Но почему мы не можем видеть Аслана, говорить с ним? Когда в старые времена он появлялся в Нарнии, каждый мог с ним побеседовать лицом к лицу.
— Не верьте! Даже если это и было, времена меняются. Аслан считает, что был слишком мягок с вами, и в результате вы стали думать, будто он ручной лев.
Среди зверей прокатился стон, потом воцарилась мёртвая тишина.
— Теперь запомните вот что, — добавил Хитр. — Я слышал, некоторые считают меня обезьяной. Это ложь. Я человек. Да, похож на обезьяну, но лишь потому, что очень стар — мне сотни и сотни лет. Я стар и мудр, и именно поэтому со мной одним говорит Аслан. Ему некогда разводить разговоры со всякими бестолковыми зверями. Он говорит мне, что вы должны делать, а я передаю его приказы вам. И советую выполнять их побыстрее — он шутить не любит.
Тишина стояла гробовая, только плакал маленький барсучонок, а мать никак не могла его успокоить.
— Теперь ещё, — продолжил Хитр, засовывая за щёку очередной орех. — Я тут слышал среди лошадей такие толки: дескать, поторопимся, закончим поскорей работу с брёвнами и опять будем свободны. Выкиньте это из головы. Все, кто может работать, будут работать и впредь. Аслан обо всём договорился с повелителем Тархистана Тисроком, как зовут его наши темнолицые друзья. Всех лошадей, быков, ослов — слышите? Всех! — пожизненно отправят в Тархистан, где они будут возить тяжести, как это принято во всех странах. Все роющие звери: кроты, кролики, гномы — будут трудиться на рудниках Тисрока. И…
— Нет, нет, нет, — завыли звери. — Этого не может быть. Аслан не продал бы нас в рабство!
— Тихо! Молчать! — рявкнул Хитр. — Кто говорит про рабство? Вы не будете раба