на самом деле».
И он дохнул на меня, и снял дрожь с моего тела, и принудил меня подняться на ноги. А потом сказал, что скоро мы встретимся, велел идти дальше вверх и дальше вглубь и как вихрь, как золотой ураган умчался прочь. С тех пор, о короли и леди, я бреду в поисках его, и блаженство моё так велико, что ослабляет меня подобно ране. Это величайшее чудо, что он назвал возлюбленным меня, который был как пёс…
— А? Что? — встрепенулся один из псов.
— Сударь, — ответил Эмет, — это оборот речи, принятый у нас в Тархистане.
— Что-то мне не нравится такой оборот, — заметил пёс.
— Он не хотел сказать ничего плохого, — вмешался старший пёс. — В конце концов, мы зовём своих щенков мальчишками, когда они плохо себя ведут.
— Точно, — согласился первый пёс, — или девчонками.
— Ш-ш, — сказал старший пёс. — Это нехорошее слово; не забывай, где находишься.
— Смотрите! — неожиданно воскликнула Джил.
К ним робко приближалось приятное четвероногое создание серебристо-серого цвета. Они секунд десять смотрели на него, прежде чем пять или шесть голосов разом воскликнули: «Да это же старина Лопух!» Они никогда не видели его при дневном свете, без львиной шкуры, и узнать его было трудно. Он стал самим собой — замечательным осликом с мягкой серой шёрсткой и милой и честной мордой, и если б вы его увидели, то сделали бы то же, что Люси и Джил: бросились к нему, обняли, поцеловали в нос и погладили уши.
Они спросили, где он был, и Лопух рассказал, как вошёл в дверь вместе со всеми, но держался поодаль, а главное — подальше от Аслана. Увидев настоящего льва, он так устыдился всей этой чепухи с переодеванием, что не смел в глаза никому взглянуть, но когда все его друзья отправились на запад, пощипал травки («В жизни не пробовал такой вкусной травки»), набрался смелости и пошёл за ними.
— Что же делать, если я и вправду встречусь с Асланом? Честное слово, не знаю! — сказал Лопух в заключение.
— Когда вправду встретишься, всё будет хорошо, вот увидишь, — заверила его Люси.
И все пошли вперёд, к западу, потому что им казалось, что именно туда позвал Аслан, когда крикнул: «Дальше вверх и дальше вглубь!» Множество других существ шли потихоньку туда же, и никому не было тесно на широкой равнине среди трав.
По-прежнему казалось, что очень рано и воздух по-утреннему свеж. Иногда они останавливались, смотрели вокруг — и потому, что было уж очень красиво, и потому ещё, что чего-то никак не могли понять.
— Питер, — спросила Люси, — как ты думаешь, где мы?
— Не знаю, — сказал Верховный король. — Что-то мне это напоминает, только название забыл. Может, мы тут были на каникулах, совсем маленькими?
— Отличные, наверное, были каникулы, — заметил Юстас. — Готов поспорить, такой страны в нашем мире нет. Смотрите, какие цвета! Такой синевы у нас не бывает.
— А это не страна Аслана? — спросил Тириан.
— Та, что на вершине горы за восточным краем света? Не похоже, — сказала Джил. — Там я была.
— Мне лично кажется, — заметил Эдмунд, — она похожа на что-то в Нарнии. Поглядите на эти горы впереди и снежные вершины за ними — правда, похожи на те, что мы видели из Нарнии?
— Похожи, — согласился Питер, — только больше.
— А по-моему, не очень, всё-таки не как в Нарнии… — усомнилась Люси. — Хотя… смотрите!
Все остановились и посмотрели в ту сторону, куда она показывает.
— Эти холмы, зелёные, а за ними голубые — совсем как на юге Нарнии.
— Точно! — воскликнул Эдмунд. — Удивительно похожи. Смотрите, это гора с двойной вершиной, а вон там — перевал в Орландию.
— Нет, всё-таки не похожи, — сказала Люси. — Они ярче, дальше и больше походят… ой, не знаю.
— Больше походят на настоящие, — мягко подсказал лорд Дигори.
Неожиданно орёл Дальнозор расправил крылья, взмыл в воздух и, сделав круг, опустился на землю.
— Ваши величества! Мы все ослепли. Только сейчас начинаем понимать, где находимся. Сверху я видел всё — Этинсмур, Биверсдам у Бобровой плотины, Великую реку. И Кэр-Параваль, как прежде, сияет на берегу Восточного моря. Нарния не умирала. Это Нарния.
— Как же так? — удивился Питер. — Аслан сказал, что мы никогда не вернёмся в Нарнию.
— Мы ведь сами видели — она умерла, и солнце погасло, — сказал Юстас.
— И всё здесь не такое, — добавила Люси.
— Орёл прав, — сказал лорд Дигори. — Знаешь, Питер, когда Аслан сказал, что вы не вернётесь в Нарнию, речь шла про ту Нарнию, а она была не настоящая. Понимаешь, та Нарния имела начало и конец, была лишь тенью, лишь оттиском настоящей Нарнии, этой, вечной. Ведь и наш мир — Англия и всё остальное — тоже тень или оттиск чего-то в настоящем мире. Тебе не было нужды оплакивать Нарнию, Люси. Всё самое важное в старой Нарнии, все дорогие создания — всё перешло через дверь в Нарнию настоящую. Они, конечно, стали немножко иными: ведь настоящая вещь отличается от своей тени, как жизнь — от сна.
Эти слова и сам его голос потрясли как звук трубы, а потом он тихо прибавил, как бы про себя:
— Всё это есть у Платона, всё у Платона… Боже мой, чему их только учат в этих школах!
Старшие дети рассмеялись. В другом мире, давным-давно, когда борода его была не золотой, а седой, они слышали от него эти самые слова. Лорд Дигори понял, отчего они смеются, и рассмеялся сам, но скоро все вновь стали серьёзными, потому что, вы знаете, от такого удивительного счастья делаешься серьёзным. Оно слишком прекрасно, даже для шутки.
Трудно объяснить, как сильно отличалась от Нарнии эта залитая солнцем страна, так же как трудно было описать вкус плодов. Попробую объяснить. Представьте себе, что вы в комнате, окно которой выходит на чудесный морской залив или на зелёную речную долину, а на противоположной стене висит зеркало. Когда отворачиваетесь от окна, вы видите в зеркале и море, и долину; в каком-то смысле они те же самые и в то же время другие — глубже, удивительнее, словно отрывок из повести, которую вы никогда не читали, но очень хотите узнать. Вот так отличалась старая Нарния от новой. Новая была гораздо весомей: каждый камень, цветок или кустик травы казался как-то значительнее. Я не могу описать это лучше; если вы окажетесь там, то поймёте, что я имею в виду.
Единорог выразил то, что чувствовали все: ударил копытом оземь, заржал и воскликнул:
— Наконец-то я дома! Вот моя настоящая родина! Эту страну я искал всю жизнь, хоть и не знал о ней прежде! Мы любили нашу Нарнию только за то, что иногда она походила на эту. Го-го-го! Дальше вверх, дальше вглубь!
Он тряхнул гривой и понёсся вперёд — галопом единорога, и в нашем мире мгновенно скрылся бы из глаз. А тут случилось нечто очень странное: все побежали за ним и с изумлением обнаружили, что не отстают. Да-да! И не только люди и псы, но даже маленький толстый Лопух и коротконогий гном Поггин. Ветер бил в лицо, словно они мчались в открытой машине; земля убегала назад, как за окном скорого поезда. Они бежали всё быстрее и быстрее, но никто не устал и никто не задохся.
Глава шестнадцатая. Прощай, страна теней!
Если бы вы могли бежать без устали, не думаю, чтобы вам захотелось чего-нибудь иного, разве что какая-то особая причина вас бы остановила. Особая причина и понудила Юстаса воскликнуть:
— Эй! Стойте! Смотрите, куда мы бежим!
Перед ними лежал Каменный Котёл, за Котлом — высокие неприступные обрывы, и с обрывов, сверкая на солнце, словно поток алмазов, тёмно-зелёные в тени, непрерывно низвергались тысячами тонн воды Великого водопада, и грохот его уже достигал ушей.
— Не останавливайтесь! Дальше вверх, дальше вглубь! — крикнул Дальнозор, взмывая ввысь.
— Ему-то хорошо, — буркнул Юстас, но Алмаз тоже воскликнул:
— Не останавливайтесь! Дальше вверх и дальше вглубь! Это совсем легко!
Его голос ещё был слышен в рёве водопада, когда он нырнул в Котёл. Следом за ним и остальные один за другим с громкими всплесками попрыгали в приятную пенистую прохладу. Вода оказалась вовсе не такой холодной, как все (особенно Лопух) ожидали, и каждый обнаружил, что плывёт прямо к водопаду.
— Это полное безумие, — сказал Юстас Эдмунду.
— Конечно. И всё же… — с некоторым сомнением согласился Эдмунд.
— Разве не удивительно? — воскликнула Люси. — Вы заметили — совсем невозможно испугаться, даже если хочется!
Юстас попытался.
— Ну и дела! И впрямь не получается!
Алмаз первым подплыл к подножию водопада, Тириан не намного отставал от него, а Джил плыла последней, и потому ей всё было видно. Прямо по поверхности водопада поднималось что-то белое, и, приглядевшись, она поняла, что это единорог. Трудно сказать, плыл он или карабкался вверх, всё выше и выше. Остриём рога он рассекал воду над головой, и она радужными струями падала ему на лопатки. Следом король Тириан размахивал руками и ногами, будто плыл, но плыл прямо вверх, как если бы можно было плыть по стене.
Смешнее всего выглядели псы. Они совсем не задохлись, пока бежали, а теперь, карабкаясь вверх, беспрерывно фыркали и отплёвывались, потому что не могли удержаться и не лаять, но стоило им залаять, как в пасть тут же заливалась вода. Джил не успела опомниться, как сама уже взбиралась по водопаду, что совершенно невозможно проделать в нашем мире: даже если не захлебнёшься, могучий поток разобьёт тебя в лепёшку об острые камни. А в этом мире — можно, здесь вы могли бы взбираться всё выше и выше, лучи света блистали бы на воде всеми цветами радуги, разноцветные камни сверкали сквозь поток, пока вам не показалось бы, что вы взлетаете по лучам света так высоко, что можно испугаться, но испугаться невозможно — здесь нет ничего, кроме радости и восторга. И наконец, достигнув плавного зелёного перегиба, где вода переливалась через уступ, вы оказываетесь в реке над водопадом. Течение такое сильное, просто сметает, но вы, как отличный пловец, легко плывёте наперерез.
Вскоре все были на берегу, мокрые, но счастливые. Широкая долина открылась впереди, и снежные горы стали теперь гораздо ближе.