— Самое главное, — сказала Аравита, — попросить прощения у Шасты.
— Вот именно! — обрадовался Игого. — Я как раз хотел это сказать.
— Ну конечно, — поддержала Уинни. — А он в Анварде. Это ведь по дороге. Почему бы нам не выйти сейчас? Мы же шли из Тархистана в Нарнию!
— Да… — медленно проговорила Аравита, думая о том, что же она будет делать в чужой стране.
— Конечно, конечно, — сказал Игого. — И всё-таки спешить нам некуда, если вы меня понимаете.
— Я не понимаю, — сказала Уинни.
— Как бы это объяснить? — замялся конь. — Когда возвращаешься на родину… в обществе… в лучшее общество… надо бы поприличней выглядеть…
— Ах, это из-за хвоста! — воскликнула Уинни. — Ты хочешь, чтобы он отрос. Честное слово, ты тщеславен, как ташбаанская тархина.
— И глуп, — прибавила Аравита.
— Лев свидетель, это не так! — вскричал Игого. — Просто я уважаю и себя, и своих собратьев.
— Скажи, Игого, — спросила Аравита, — почему ты часто поминаешь льва? Я думала, ты их не любишь.
— Да, не люблю, но поминаю не каких-то львов, а самого Аслана, освободившего Нарнию от злой колдуньи. Здесь все так клянутся.
— А он лев? — спросила Аравита.
— Конечно, нет, — возмутился Игого.
— В Ташбаане говорят, что лев, — упорствовала девочка. — Но если не лев, почему ты зовёшь его львом?
— Тебе ещё этого не понять, да и сам я был жеребёнком, когда покинул Нарнию, поэтому тоже не совсем хорошо понимаю.
Пока они говорили, Игого стоял задом к зелёной стене, а Уинни и Аравита — лицом. Для пущей важности он прикрыл глаза, поэтому не заметил, как изменились вдруг и девочка, и лошадь: просто окаменели и разинули рты, — потому что на стене появился преогромный ослепительно золотистый лев и, мягко спрыгнув на траву, стал приближаться сзади к коню, беззвучно ступая. Уинни и Аравита не могли издать ни звука от ужаса и удивления.
— Несомненно, — продолжал тем временем вещать Игого, — называя его львом, хотят сказать, что он силён, как лев, или жесток, как лев, — конечно, к своим врагам. Даже в твои годы, Аравита, можно понять, как нелепо считать его настоящим львом. Более того, это непочтительно. Ведь, будь он львом, то есть животным, как мы, у него было бы четыре лапы, и хвост, и усы…
И вдруг конь ойкнул от неожиданности: это ус Аслана коснулся его уха. Игого отскочил в сторону и обернулся. Примерно с секунду все четверо стояли неподвижно. Потом Уинни робкой рысью подбежала ко льву.
— Дорогая моя дочь, — сказал Аслан, касаясь носом её бархатистой морды. — Я знал, что тебя мне ждать недолго. Радуйся.
Он поднял голову и заговорил громче.
— А ты, Игого, бедный и гордый конь, подойди ближе. Потрогай меня. Понюхай. Вот мои лапы, вот хвост, вот усы. Я, как и ты, животное.
— Аслан, — потупился Игого, — прости мне мою глупость.
— Счастлив тот зверь, который может сознаться в глупости, пока ещё молод, как, впрочем, и человек. Подойди, дочь моя Аравита. Я втянул когти, не бойся: на сей раз не поцарапаю.
— На сей раз?..
— Это я тебя ударил, — сказал Аслан. — Только меня ты и встречала, больше львов не было. Да, поцарапал тебя я. А знаешь почему?
— Нет, мой господин, — ответила девочка.
— Я нанёс тебе ровно столько ран, сколько мачеха твоя нанесла бедной служанке, которую ты опоила сонным зельем, чтобы ты узнала, каково ей было.
— Скажи, пожалуйста… — начала Аравита, но замолкла.
— Говори, дорогая дочь, — сказал Аслан.
— Ей больше ничего из-за меня не будет?
— Я рассказываю каждому только его историю.
Тряхнув головой, лев произнес чётко и громко:
— Радуйтесь, дети мои: скоро мы встретимся снова, — но раньше к вам придёт другой.
Одним прыжком он взлетел на стену и исчез за нею.
Как это ни странно, все долго молчали, медленно гуляя по зелёной траве. Примерно через полчаса отшельник позвал лошадей к заднему крыльцу, намереваясь покормить, и они ушли, и тут у ворот раздались звуки труб.
— Кто там? — спросила Аравита.
— Его королевское высочество принц Кор Орландский, — объявил глашатай.
Аравита открыла ворота и посторонилась, попуская двух воинов с алебардами, герольда и трубача.
— Его королевское высочество принц Кор Орландский просит аудиенции у высокородной Аравиты, — объявил герольд и склонился в поклоне.
Солдаты подняли алебарды. Когда принц вошёл, остальные шагнули обратно за ворота и закрыли их за собой.
Принц поклонился (довольно неуклюже для высокой особы), Аравита тоже склонилась перед ним (очень изящно, хотя и на тархистанский манер) и только потом взглянула на него.
Мальчик как мальчик, без шляпы и без короны, только очень тонкий золотой обруч обхватывал голову. Сквозь короткую белую тунику не толще носового платка пламенел алый камзол. Левая рука, лежавшая на эфесе шпаги, была перевязана.
— Ой, да это же Шаста! — присмотревшись повнимательнее, воскликнула Аравита.
Мальчик сильно покраснел и быстро заговорил:
— Ты не думай, я не хотел перед тобой выставляться!.. У меня нет другой одежды, прежнюю сожгли, а отец сказал…
— Отец? — переспросила Аравита.
— Король Лум. Я мог бы и раньше догадаться. Понимаешь, мы с Корином близнецы. Да, я не Шаста, а Кор!
— Очень красивое имя, — сказала Аравита.
— У нас в Орландии, — пояснил Кор (теперь мы будем звать его только так), — близнецов называют Дар и Дарин, Коль и Колин и тому подобное.
— Шаста… то есть Кор, позволь сказать. Мне очень стыдно за своё поведение, я изменилась, хотя и не знала, что ты принц. Честное слово! Это произошло, когда ты вернулся, чтобы спасти нас от льва.
— Он не собирался вас убивать, — сказал Кор.
— Я знаю, — кивнула Аравита, и они помолчали, поняв, что оба беседовали с Асланом.
Наконец Аравита вспомнила, что у Кора перевязана рука, и воскликнула:
— Ах, я и забыла! Ты был в бою, и тебя ранили?
— Так, царапина, — произнёс Кор с той самой интонацией, с какой говорят вельможи, но тут же фыркнул: — Да нет, это не рана, а ссадина.
— И всё-таки ты сражался! Наверное, это очень интересно.
— Всё совсем не так, как я думал, — покачал головой Кор.
— Ах, Ша… Кор! Расскажи, как король узнал, кто ты.
— Давай присядем. Это долгая история. Кстати, отец у меня — лучше некуда. Я бы любил его точно так же… почти так же, если бы он не был королём. Конечно, меня будут учить и всё прочее, но ничего, потерплю. А история самая простая. Когда нам с Корином исполнилась неделя, нас повезли к старому доброму кентавру — благословить или что-то в этом роде. Он был пророк, кентавры часто бывают пророками. Ты их не видела? Ну и дяди! Если честно, я их немножко боюсь. Тут ко многому надо привыкнуть…
— Да уж… — согласилась Аравита. — Но давай же рассказывай, рассказывай!
— Так вот, когда ему нас показали, он взглянул на меня и сказал: «Этот мальчик спасёт Орландию от великой опасности». Его услышал один придворный, лорд Бар, который раньше служил у отца лорд-канцлером и совершил какой-то проступок (не знаю, в чём там дело), за что был разжалован, хотя придворным остался. Вообще он был предателем — потом оказалось, что за деньги он посылал секретные сведения в Ташбаан. Так вот: услышав это предсказание, он решил меня уничтожить и похитил — не знаю как. Когда лорд Бар уже вышел в море на корабле, отец за ним погнался, на седьмой день нагнал, и у них был морской бой с десяти часов утра до самой ночи. Предателя убили, но он успел спустить на воду шлюпку, посадив туда одного рыцаря и меня. Лодка эта пропала. Как недавно выяснилось, это Аслан пригнал её к берегу, туда, где жил Аршиш. Хотел бы я знать, как звали того рыцаря! Он меня кормил, а сам умер от голода.
— Аслан сказал бы тебе лишь то, что ты должен знать о себе, — заметила Аравита.
— Да, ты права, я забыл, — согласился Кор.
— Интересно, как именно ты спасёшь Орландию.
— Я уже спас, — скромно сказал Кор.
Аравита всплеснула руками.
— Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы её, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде?
— Ой, чуть не забыл, зачем пришёл к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят «двор» — не знаю уж почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравятся отец… и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные…
— Прекрати! — воскликнула Аравита. — Конечно, я согласна.
— Тогда пойдём к лошадям.
Кор обнял Игого и Уинни, всё им рассказал, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать. Дети не сели в сёдла — Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящих лошадях, разве что в бою.
Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать. И если Уинни предалась сладостным мечтам, то он становился мрачнее и беспокойнее с каждым шагом.
— Ну что ты, — попытался успокоить его Кор. — Подумай, каково мне: меня будут воспитывать, учить грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, — а ты знай скачи по холмам сколько хочешь.
— В том-то и дело, — вздохнул Игого, — скачут ли говорящие лошади, а главное — катаются ли по земле…
— Как бы то ни было, я кататься буду, — сказала Уинни. — Думаю, они и внимания не обратят.
— Замок ещё далеко? — спросил конь у принца.
— За тем холмом.
— Тогда я покатаюсь, пусть даже и в последний раз!
Покатавшись минут пять, он угрюмо сказал:
— Что же, пойдём. Веди нас, Кор Орландский.
Но вид у него был такой, словно он везёт погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена.
Глава пятнадцатая. Рабадаш Вислоухий
Когда они наконец вышли из-под деревьев, то увидели зелёный луг, прикрытый с севера лесистой грядой, и королевский замок, очень старый, сложенный из тёмно-розового камня.
Король уже шёл им навстречу по высокой траве. Аравита совсем не так представляла себе королей — на нём был потёртый камзол, ибо он только что обходил псарню и едва успел вымыть руки, но поклонился с такой учтивостью и таким величием, каких не увидишь в Ташбаане.