— Значит, ты хочешь, чтобы я это сделала? — прошептала Люси.
— Да, малютка.
— Другие тебя тоже увидят? — спросила Люси.
— Поначалу определённо нет, — сказал Аслан. — Позже, смотря по обстоятельствам.
— Но они же мне не поверят! — воскликнула Люси.
— Это не важно.
— Ой-ой, — запричитала Люси. — А я так радовалась, что тебя нашла: думала, ты позволишь мне остаться. Думала, ты зарычишь, и все враги ужаснутся — как раньше. А теперь всё так страшно.
— Тебе трудно это понять, малютка, — сказал Аслан, — но ничто никогда не происходит так, как уже было.
Люси зарылась головой в его гриву, чтобы избежать взгляда, однако было что-то магическое в этой гриве. Она почувствовала, как в неё вливается сила, и внезапно поднялась.
— Прости, Аслан. Теперь я готова.
— Ты теперь львица. И вся Нарния с тобой восстанет обновлённой. Ну, иди. У нас нет больше времени.
Он встал и величаво, бесшумно вступил в круг танцующих деревьев, через которые только что прошла Люси. Она шла рядом, положив чуть дрожащую руку на его гриву. Деревья расступались перед ними, на миг принимая человеческий облик. Перед Люси возникали высокие и прекрасные древесные боги и богини, которые кланялись льву, а в следующую секунду вновь становились деревьями, но продолжали кланяться, так грациозно раскачивая ветви и стволы, что их поклоны тоже были как танец.
— Ну, дитя, — сказал Аслан, когда деревья остались позади, — я подожду здесь. Иди разбуди остальных и скажи, чтобы шли за мной. Если не пойдут, тогда ты должна это сделать одна.
Это ужасно — будить старших и к тому же смертельно уставших, чтобы сообщить нечто такое, чему они скорее всего не поверят, и понуждать к тому, чего они, разумеется, не хотят. «Я должна об этом не думать, а делать что велено», — сказала себе Люси и сначала подошла к Питеру.
— Эй, проснись! — хорошенько встряхнув брата, прошептала ему на ухо. — Аслан сказал, что мы должны сейчас же следовать за ним.
— Конечно, Лу. Куда хочешь, — неожиданно согласился Питер.
Это обнадёживало, но, увы, Питер тут же перевернулся на другой бок и опять заснул. Люси попыталась разбудить Сьюзен. Та действительно проснулась, но только для того, чтобы сказать самым противным, взрослым голосом:
— Тебе всё приснилось, Лу. Спи лучше.
Она принялась за Эдмунда. Очень трудно было разбудить его, но когда в конце концов удалось, он сказал недовольным голосом:
— А? О чём это ты?
Люси повторила. Это было самое трудное, потому что с каждым разом получалось всё менее убедительно.
— Аслан! — воскликнул вдруг Эдмунд вскакивая. — Ура! Где?
Люси обернулась в ту сторону, где терпеливо ждал, глядя на неё, лев.
— Здесь.
— Где? — переспросил Эдмунд.
— Здесь же. Ты что, не видишь? Вот с этой стороны дерева.
Эдмунд как ни вглядывался, ничего не увидел.
— Нет там никого. Это всё лунный свет. Так бывает, знаешь. Мне тоже сперва что-то показалось. Это всё оптический… как его там…
— Я всё время его вижу, — возразила Люси. — Он смотрит прямо на нас.
— Тогда почему я его не вижу?
— Он сказал, ты не сможешь.
— Почему?
— Не знаю.
— Ну ладно, — наконец согласился Эдмунд. — Хоть мне всё это и не нравится, но, наверное, мы должны разбудить остальных.
Глава одиннадцатая. Лев рычит
Когда всех наконец разбудили, Люси пересказала свою историю в четвёртый раз. Полнейшее молчание, которым были встречены её слова, казалось, отнимало последнюю надежду.
— Я ничего не вижу, — сказал наконец Питер, до боли напрягая глаза. — А ты, Сьюзен?
— Ну конечно же нет, — отрезала Сьюзен. — Потому что там нечего видеть. Она грезит. Ложись обратно, и давай спать, Люси.
— Я надеюсь, — сказала Люси дрожащим голосом, — что вы все пойдёте со мной. Потому что… потому что я должна идти с ним, даже если никто не пойдёт.
— Не говори глупости, Люси! — рассердилась Сьюзен. — Конечно, ты никуда одна не пойдёшь. Не пускай её, Питер. Она нарочно капризничает.
— Если она пойдёт, то я пойду с ней, — заявил Эдмунд. — Тогда, год назад, права была она.
— Да, — согласился Питер. — Может быть, она была права и сегодня утром. Нам, конечно, не стоило идти вниз по ущелью. Только всё-таки — почему посреди ночи? И почему Аслан для нас невидим? Раньше такого не случалось. Это на него не похоже. Что скажет дээмдэ?
— О, я-то вовсе ничего не скажу, — ответил гном. — Если вы идёте, то я, конечно, иду с вами, а если отряд разделится, остаюсь с Верховным королём. Это мой долг перед ним и королём Каспианом. Однако если вас интересует моё частное мнение, то я обыкновенный гном, который не думает, что есть шанс ночью найти дорогу там, где не нашли её днём. И мне не по душе говорящие львы, которые не говорят, дружелюбные львы, которые не делают нам ничего хорошего, и огромные львы, которых никто не видит. Это всё стручки и лодочки, насколько я понимаю.
— Он бьёт лапой по земле, потому что сердится на нас, — сказала Люси. — Мы должны идти сейчас же. По крайней мере, я.
— Ты не имеешь права на нас давить. Нас четверо против тебя одной, и ты младше, — сказала Сьюзен.
— Да ладно, пошли, — проворчал Эдмунд. — Идти надо. Не будет покоя, пока не пойдём.
Он готов был во всём поддержать Люси, но злился, потому что не выспался, и оттого на всех дулся.
— Тогда вперёд! — скомандовал Питер, устало продевая руку в ремни щита и надевая шлем. В другое время он сказал бы что-нибудь ласковое Люси, своей любимой сестре, поскольку видел, как она расстроена, и понимал, что её вины здесь нет, но сейчас поневоле немного на неё досадовал.
Хуже всех вела себя Сьюзен.
— Предположим, я возьму пример с Люси и заявлю, что останусь здесь, как бы ни поступили остальные. И что?
— Повинуйтесь Верховному королю, ваше величество, — сказал Трам, — и давайте трогаться. Если мне больше не дают спать, лучше уж идти, чем сидеть здесь и препираться.
Итак, наконец они двинулись. Люси шла первая, кусая губы и стараясь не высказать Сьюзен всё, что думает, однако тут же забыла о ней, когда взглянула на Аслана, который медленно шёл ярдах в тридцати впереди. Остальные должны были полагаться на указания Люси, потому что Аслан был не только невидим для них, но и неслышим. Его большие кошачьи лапы ступали по траве совершенно беззвучно.
Он вёл их прямо к танцующим деревьям (танцуют ли те, ещё никто не видел, потому что Люси не отводила глаз от Аслана, а остальные — от неё) и ближе к краю ущелья. «Мушки-колотушки! — думал Трам. — Даже у сумасшествия должен быть предел. Надеюсь, мы не полезем спускаться при лунном свете, а то ведь и шею сломать недолго!»
Сначала Аслан вёл их по верхней кромке обрыва, затем, когда дошли до места, где низкие деревья разрослись по самому краю, повернулся и исчез. Люси затаила дыхание, потому что это выглядело так, словно он спрыгнул со скалы, но, опасаясь упустить его из виду, она не могла остановиться и по-думать, поэтому просто ускорила шаг и скоро сама оказалась среди деревьев. Заглянув вниз, она различила крутую узкую тропинку, косо уходившую в ущелье, и Аслана на ней. Люси обрадовалась, захлопала в ладоши и начала спускаться, не обращая внимания на тревожные голоса сверху:
— Эй, Люси! Оглянись, ради всего святого. Ты на самом краю обрыва. Вернись!
— Нет, она права: здесь есть спуск, — послышался чуть позже голос Эдмунда.
Посередине тропинки брат догнал её и воскликнул в величайшем волнении:
— Посмотри! Что это за тень движется перед нами?
— Это его тень.
— Да, ты права, Лу. Не понимаю, почему я раньше её не видел. Но где же он сам?
— Там же, где его тень. Разве ты не видишь?
— Ну, мне почти кажется, что вижу… иногда. Свет такой странный.
— Вперёд, король Эдмунд, вперёд, — донёсся голос Трама сзади и сверху, а затем издалека, с обрыва, голос Питера:
— Ну, смелей, Сьюзен. Дай руку. Здесь и ребёнок спустится. И перестань ворчать.
Через несколько минут они были внизу, где их оглушил рёв воды. Двигаясь осторожно, как кошка, переходя с камня на камень, Аслан показывал путь через поток. Посредине лев остановился, нагнулся, чтобы напиться, а когда поднял свою огромную голову, стряхивая капли воды, обернулся, и тогда Эдмунд увидел его, бросился было вперёд, но лев махнул хвостом и начал мягко взбираться на дальний обрыв Стремнинки.
— Питер, Питер! — закричал Эдмунд. — Ты видишь?
— Что-то вижу, — послышалось сзади, — но всё так призрачно в лунном свете. Идём же, и да здравствует Люси! Я теперь почти не чувствую усталости.
Аслан без колебаний вёл их влево, вверх по ущелью. Всё путешествие было странным, как во сне: ревущий поток, мокрые от росы серые травы, мерцающие под луной скалы, — и величественный, неслышно шествующий впереди лев. Все, кроме Сьюзен и гнома, теперь видели его.
Вскоре они подошли к другой тропе, на склоне дальнего обрыва. Здесь уступ был гораздо круче, чем тот, по которому они только что спустились, и подниматься пришлось длинными утомительными зигзагами. К счастью, луна сияла прямо над ущельем, так что оба склона были освещены.
Люси совсем выдохлась, но тут хвост и задние лапы Аслана исчезли за краем обрыва. Из последних сил она вскарабкалась следом и, с дрожащими коленями, трясущимися руками, вышла на холм, к которому они стремились с тех пор, как покинули Зеркальный залив. Длинный пологий склон (вереск, трава и несколько очень больших камней, сиявших в лунном свете) тянулся вверх и скрывался среди мерцающих рощ, в полумиле отсюда. Люси узнала его. Это был Каменный Стол.
Звеня кольчугами, все остальные вскарабкались вслед за ней. Аслан плавно скользил впереди.
— Люси, — шёпотом позвала Сьюзен.
— Да?
— Я его теперь вижу. Мне стыдно.
— Это очень хорошо.
— Но всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Я же поверила вчера, что это он предупреждал нас не ходить в ельник. И ночью, когда ты нас будила, тоже поверила. Я всё понимала, глубоко внутри. Или поняла бы, если бы позволила себе. Но мне хотелось лишь одного — выбраться из леса и… ой, не знаю. И что же я ему скажу?