Внезапно крики обеих сторон стихли. Эдмунд сначала удивился, потом сказал:
— А, понял. Оба согласились на передышку. Идёмте, доктор. Может, сумеем чем-то помочь Верховному королю.
Они подбежали к арене. Питер вышел к ним за верёвки, лицо у него было красное и потное, грудь тяжело вздымалась.
— Ты ранен в левую руку? — спросил Эдмунд.
— Не то чтобы ранен, просто принял на щит всю тяжесть удара — словно вагон кирпича, — и краем задел запястье. Не думаю, что это перелом, скорее растяжение. Если перевяжете потуже, то, надеюсь, справлюсь.
Пока они возились с бинтом, Эдмунд спросил тревожно:
— Что ты о нём думаешь, Питер?
— Трудно, очень трудно. У меня есть шанс, если заставлю его прыгать. Тогда его вес обернётся против него и он начнёт задыхаться — на такой-то жаре. Правду сказать, это моя единственная надежда. Передай мой привет всем — там, дома, Эд, — если… Ну всё: вот он уже идёт на арену. Пока, старик. До свидания, доктор. И ещё, Эд, скажи что-нибудь особенно хорошее Траму. Он был молодчина.
Эдмунд не смог ничего ответить, поэтому пошёл за доктором обратно к своим; под ложечкой противно ныло.
Однако новая схватка началась неплохо. Питер, кажется, теперь мог пользоваться щитом, и уж, конечно, отлично пользовался ногами. Он почти играл с Миразом в салки, держась на расстоянии, то и дело меняя позицию, вынуждая врага двигаться.
— Трус! — раздавались издевательские выкрики тельмаринов. — Почему не сходишься с ним? Не нравится, а? Ты сражаться пришёл или танцевать? Фьють!
— Надеюсь, он их не слушает, — сказал Каспиан.
— Он — нет, — успокоил его Эдмунд. — Ты его не знаешь… Ой!
Мираз нанёс-таки удар Питеру по шлему, да такой силы, что тот покачнулся и рухнул на колено. Рёв тельмаринов уподобился грохоту бури.
— Ну, Мираз! Давай! Прикончи его наконец!
Но подстрекать узурпатора было незачем: он уже возвышался над противником. Эдмунд до крови закусил губу, когда меч обрушился на Питера и, казалось, разрубил голову. Благие небеса! Лезвие соскользнуло на правое плечо, но сплетённая гномами кольчуга звякнула и выдержала.
— Молодец! — выкрикнул Эдмунд. — Он опять встал. Питер, ну же, Питер!
— Я не понял, что произошло, — сказал доктор. — Как он это сумел?
— Успел ухватить Мираза за руку, — объяснил Трам, приплясывая от восторга. — Вот человек! Использовать руку врага как перила! Верховный король! Ваше величество! Держись, старая Нарния!
— Глядите, Мираз злится, — заметил Боровик. — Это хорошо.
Противники и впрямь рубились с остервенением. Невозможно было поверить, что в этом шквале ударов никто ещё не убит. Возбуждение нарастало, крики почти стихли. Зрители затаили дыхание. Это было разом и жутко, и величественно.
И снова раздались крики из рядов старой Нарнии. Мираз упал — не от удара, а ничком, споткнувшись о кустик травы. Питер отступил, ожидая, когда тот поднимется.
«Ну надо же, какие мы благородные… — подумал Эдмунд. — Впрочем, так, наверное, правильно, раз он рыцарь и Верховный король. Аслану это бы понравилось. Только ведь этот скот через минуту встанет…»
Но «этот скот» больше не встал. У Сопеспиана и Глозеля наготове был свой план. Как только увидели, что их король упал, с криками: «Измена! Измена! Нарнийский предатель ударил короля в спину, пока тот лежал беспомощный! К оружию! К оружию, Тельмар!» — они бросились на арену.
Питер плохо соображал, что происходит, — лишь видел двух воинов, бегущих к нему с мечами наготове. Когда следом за ними под верёвкой проскочил третий тельмарин, Питер будто опомнился и успел выкрикнуть:
— К оружию, Нарния! Измена!
Если бы все трое добежали до него сразу, он бы никогда больше ничего не сказал, однако Глозель задержался, чтобы заколоть собственного короля там, где тот лежал.
— Это вам за оскорбление! — прошептал он, когда клинок вошёл в тело.
Питер обернулся к Сопеспиану, подрубил ему ноги и вторым таким же ударом снёс голову. Эдмунд уже стоял рядом и кричал:
— Нарния! Нарния! За льва!
Всё воинство тельмаринов устремилось на них, но великан уже шагнул вперёд, вращая свою дубину. Проскакали кентавры. «Тванг-тванг» позади и «вз-з, вз-з» над головой — гномы начали стрелять. Трам сражался справа от Питера. Битва разгоралась.
— Назад, Рипичип, ты, маленький ослёнок! — закричал вдруг Питер. — Тебя же убьют! Здесь не место для мышей!
Однако смешное маленькое создание плясало там и тут под ногами обеих армий, размахивая своей шпагой. Многие воины-тельмарины в тот день чувствовали внезапный укол в ноге, словно от дюжины иголок, подпрыгивали от боли, а частенько и падали. Если падали, мыши приканчивали их; если нет, это делал кто-нибудь другой.
Но ещё прежде, чем развоевались по-настоящему, старые нарнийцы обнаружили, что враг отступает. Мужественные бойцы бледнели, глядя в ужасе не на старых нарнийцев, а на что-то позади них, и с воплями: «Лес! Лес! Конец света!» — бросали оружие.
Вскоре ни криков, ни звона оружия нельзя было расслышать, потому что они потонули, как в море, в рокоте разбуженных деревьев, которые рванулись сквозь ряды армии Питера и дальше, преследуя тельмаринов. Вы когда-нибудь стояли на опушке большого леса на вершине холма осенним вечером, когда дикий юго-западный ветер всей тяжестью обрушивается на него? Вообразите этот шум. А теперь вообразите, что лес, вместо того чтобы стоять где стоял, устремляется на вас и нет больше деревьев, только огромные люди, похожие на деревья, потому что их длинные руки взмахивают, как ветви, головы качаются, листья струятся водопадом. Вот это и увидели тельмарины. Даже нарнийцы немного перепугались. Через несколько минут сторонники Мираза неслись к Великой реке в надежде перебраться по мосту в Беруну и там спрятаться за крепостными валами и запертыми воротами.
Они добежали до реки, но моста больше не было: исчез ещё накануне. Полная паника и ужас овладели воинами, и все они сдались.
Но что случилось с мостом?
Рано утром, пробудившись после короткого сна, девочки увидели стоящего над ними Делана и услышали его голос: «Мы устроим праздник». Они протёрли глаза и огляделись. Деревья ушли, но было видно, как они тёмной массой движутся к холму Аслана. Вакх, менады — его неистовые сумасбродные девушки — и силен остались с Асланом. Люси, совершенно отдохнувшая, вскочила. Все просыпались, все смеялись, играли флейты, бряцали кимвалы. Звери — обычные, неговорящие звери — сбегались со всех сторон.
— Что это, Аслан? — спросила Люси, глаза которой смеялись, а ноги так и просились в пляс.
— Пойдёмте, дети, — сказал лев. — Садитесь ко мне на спину.
— Ой как здорово! — воскликнула Люси, и обе девочки вскарабкались на тёплую золотистую спину, как когда-то, неведомо сколько лет назад.
Вся компания двинулась — Аслан возглавлял, Вакх и его менады носились, метались, кувыркались, зверюшки рыскали вокруг, а силен на своем ослике замыкал шествие.
Они свернули немного вправо, пробежали вниз по склону холма и увидели перед собой длинный мост у Беруны. Однако не успели они на него вступить, как из воды поднялась огромная мокрая бородатая голова, много больше человеческой, увенчанная тростником. Голова взглянула на Аслана и пробасила:
— Приветствую тебя, повелитель. Избавь меня от оков.
— А это ещё кто? — прошептала Сьюзен.
— Думаю, речное божество, только ш-ш-ш, — ответила Люси.
— Вакх, — сказал Аслан, — освободи его.
«Оковы — это, наверное, мост», — подумала Люси. Так оно и оказалось. Вакх и менады бросились в неглубокую воду, и минутой позже начало твориться что-то в высшей степени необыкновенное. Длинные сильные плети хмеля обвили устои моста, и росли они так же быстро, как разгорается пламя, опутывая камни, расщепляя, раздробляя, разделяя. Перила моста превратились в живую изгородь, пёструю от ягод, но лишь на миг, а затем исчезли, как и всё остальное, с грохотом рухнув в бурлящую воду. Толкаясь, с криками и смехом, буйная компания перешла, или переплыла, или перетанцевала через брод («Ура! Это снова брод у Беруны!» — обрадовались девочки) на противоположный берег, прямо в город.
На улицах все бросались от них врассыпную. Первый дом, к которому они подошли, оказался школой — женской школой, в которой множество нарнийских девочек с туго заплетёнными косами, в безобразных тесных воротничках и толстых колючих чулках сидели на уроке истории. История, которую учили в Нарнии при Миразе, была скучнее любой подлинной истории, которую вам доводилось читать, и лживее любого вымышленного рассказа.
— Если ты будешь отвлекаться, Гвендолен, — сказала учительница, — и не перестанешь смотреть в окно, я запишу тебе замечание.
— Но простите, мисс Приззл… — начала Гвендолен.
— Ты слышала, что я сказала? — прервала её учительница.
— Простите, мисс Приззл, — повторила Гвендолен, — но там лев!
— Два замечания за то, что говоришь глупости! А теперь…
Договорить ей не позволило рычание. Хмель завился в окне класса. Стены покрылись мерцающей зеленью, арки из ветвей перекинулись там, где был потолок. Мисс Приззл обнаружила, что стоит в траве, на лесной прогалине, и вцепилась в доску, чтобы устоять, но это оказалась не доска, а розовый куст. Дикие люди, каких она никогда не видела, толпились вокруг, а затем увидела льва. С воплями дама бросилась бежать, а с ней и её ученицы — коренастые чопорные девочки с толстыми ногами. И только Гвендолен колебалась.
— Ты хочешь остаться, радость моя? — спросил Аслан.
— А можно? Спасибо, большое спасибо! — обрадовалась девочка.
Тут же она оказалась рука об руку с двумя менадами, которые закружили её в весёлом танце и помогли избавиться от ненужной и неудобной одежды.
Куда бы они ни шли в городке, везде было то же самое: большинство убегали, немногие присоединялись к ним, — а когда покидали город, их компания значительно увеличилась, стала веселей.
Странное общество пронеслось по полям северного, или левого, берега реки, и на каждой ферме к нему приставали животные. Печальный старый ослик, никогда не знавший радости, вдруг снова помолодел, цепные псы обрывали цепи, лошади разбивали копытами телеги и трусили следом — «цок-цок», — разбрасывая грязь и издавая радостное ржание.