Она не могла долго смотреть назад — слишком много интересного ожидало впереди. Дорога, несомненно, дошла до вершины холма и побежала дальше, а маленькие пятнышки двигались по ней взад-вперёд. И вдруг её взгляд наткнулся на нечто необычное — освещённое ярким солнцем, насколько оно может быть ярким, проникая сквозь сажени воды, — нечто зубчатое и шишковатое, цвета жемчуга или слоновой кости. Люси находилась почти над ним, так что сначала не сообразила, что это, но всё стало ясно, когда увидела тень. Солнечные лучи падали так, что тень от увиденного лежала на песке позади него, и по тени она догадалась, что это башни, шпили, минареты и купола.
— Ой! Это же город или огромный замок! — воскликнула Люси. — Интересно, почему его построили на вершине горы?
Много времени спустя, когда уже вернулись в Англию, обсуждая с Эдмундом свои приключения, они пришли к мысли, которая кажется мне верной. Чем глубже погружаешься в море, тем темнее и холоднее становится. Там, в морской пучине, обитают опасные существа — кальмар, морской змей и дракон. Долины — это дикие, неприветливые места. Морской народ относится к этим долинам так, как мы к горам, а к своим горам — как мы к долинам. В высоких местах (а мы бы сказали «на отмели») тепло и спокойно. Беспечные морские охотники и храбрые рыцари спускаются вниз ради приключений и опасностей, но возвращаются домой, на вершины, ради отдыха и покоя, ради занятий и развлечений.
Корабль прошёл над городом, а морское дно всё поднималось. Под днищем сейчас было всего несколько сот футов. Дорога исчезла, и они плыли над открытой, напоминающей парк местностью, испещрённой рощицами ярко окрашенной растительности. И здесь Люси чуть не взвизгнула от восторга, потому что увидела людей!
Их было дюжины полторы, все верхом на морских коньках, но не тех крохотных морских коньках, каких можно видеть в океанариумах, а гораздо крупнее самих всадников. Очевидно, это были знатные господа, поскольку, как заметила Люси, на голове у них блестело золото, а с плеч спускались и плыли, подхваченные течением, изумрудные и оранжевые ленты.
— Ах, эти рыбы! — с досадой воскликнула Люси, когда целый косяк прошёл совсем близко к поверхности, заслоняя от неё морской народ.
Хоть они и мешали ей смотреть, самое интересное Люси всё же увидела. Вдруг одна из рыб, которую она не заметила, хоть и небольшая, но явно сильная, схватила рыбку из косяка и быстро ушла с ней вниз. И все морские всадники тут же обратили свои взоры на происходящее. Казалось, они очень довольны, переговариваются и смеются. И тут случилось и вовсе неожиданное: рыба со своей добычей вернулась к ним, а ещё одна выпрыгнула кверху. Было похоже, что её послал или отпустил один из морских всадников, ехавший на своем коньке в центре, как будто до этого держал в руке.
«Да это, кажется, охотники, — догадалась Люси. — Похоже на соколиную охоту. Да-да. Эти сильные рыбы у них вроде соколов, с которыми мы охотились в давние времена, когда правили в Кэр-Паравале».
В этот момент сцена изменилась: морские жители заметили «Покорителя зари». Косяк рыб распался, а охотники стали подниматься на поверхность, чтобы выяснить, что это такое большое и тёмное загораживает им солнце. И они были уже так близко, что, будь над ними не вода, а воздух, Люси могла бы с ними заговорить. Тут были и мужчины, и женщины, но у всех на голове сверкали короны, а кое у кого на шее мерцало жемчужное ожерелье. Из одежды на морских жителях ничего не было, не скрывая тела цвета старой слоновой кости и тёмно-лиловые волосы. Король, что ехал в центре (ошибиться было невозможно), гордо и свирепо смотрел прямо Люси в лицо и потрясал своим копьём. Его рыцари тоже. Лица дам выражали удивление. Люси была уверена, что они до сих пор никогда не видели корабля, — да и откуда бы им его видеть в морях за краем света, куда никто никогда не доплывал?
— На что ты смотришь, Лу? — послышалось рядом.
Люси была так поглощена тем, что видела, что вздрогнула при звуках голоса, а когда стала оборачиваться, почувствовала, что рука затекла от долгого пребывания в одном положении. Позади неё стояли Эдмунд и Дриниан.
— Смотрите сами.
Они повернули головы, и Дриниан тут же быстро проговорил, понизив голос:
— Отвернитесь, ваши величества! Станьте спиной к морю и не подавайте вида, что мы говорим о чём-то важном.
Люси не стала возражать, только поинтересовалась:
— Но почему?
— Моряки не должны всё это видеть, — ответил Дриниан. — Случалось, матросы влюблялись в морских женщин или в саму подводную страну и прыгали за борт. Я слышал, что нечто подобное происходило и раньше в незнакомых морях. Видеть этих людей всегда к несчастью.
— Но ведь мы знали их, — возразила Люси. — В прежние времена в Кэр-Паравале, когда наш брат Питер был Верховным королем. Они поднимались на поверхность и пели на нашей коронации.
— Думаю, там были другие, Лу, — отозвался Эдмунд. — Те могли жить как на воздухе, так и в воде. Мне кажется, эти не могут, хотя, судя по их виду, давно уже выбрались бы на поверхность и напали на нас: уж очень свирепыми выглядят.
— В любом случае… — начал было Дриниан, но продолжить ему не дал сначала всплеск, а потом крик с марса: «Человек за бортом!»
Всё сразу пришло в движение. Несколько матросов поспешили убрать парус, другие спустились вниз взяться за вёсла, а Ринс, стоявший на вахте на корме, резко повернул руль, чтобы дать задний ход и попытаться максимально приблизиться к упавшему за борт. Вскоре всем стало понятно, что за бортом не человек в строгом смысле слова, а Рипичип.
— Пропади он пропадом! — воскликнул Дриниан. — С ним больше хлопот, чем со всей корабельной командой вместе взятой. Пролезет в любую щёлку! Заковать бы его в цепи… протащить под килем… высадить на необитаемый остров… отстричь усы! Видит кто-нибудь этого мерзавца?
Это вовсе не означало, что Дриниан терпеть не мог Рипичипа, — скорее напротив: он очень нравился капитану, потому тот так испугался за него, а потом рассердился, — как рассердилась бы твоя мама, попытайся ты перебежать дорогу в неположенном месте. Никто не боялся, что Рипичип утонет, потому что все знали — он прекрасный пловец, — но те, кто видел, что происходит под водой, боялись длинных копий в руках свирепых морских жителей.
За несколько минут «Покоритель зари» развернулся, и всем стал виден Рипичип — тёмный шар в воде, — который что-то возбуждённо кричал, но никто ничего не мог понять, потому что рот его был полон воды.
— Сейчас он всё выболтает, если мы не сумеем заставить его замолчать, — воскликнул Дриниан и, чтобы предотвратить это, бросился к борту и сам стал спускать канат, покрикивая на матросов: — Всё в порядке! Возвращайтесь на места. Думаю, я смогу поднять его без вашей помощи.
Когда Рипичип начал взбираться по канату — не очень ловко, потому что шкурка его намокла и отяжелела, — капитан наклонился и прошептал:
— Не говори ни слова!
Как только главный среди мышей оказался на палубе, выяснилось, что его нисколько не интересует морской народ:
— Пресная! Она пресная!
— О чём это ты? — в недоумении спросил Дриниан сердито и добавил: — И перестань, наконец, брызгаться.
— Я говорю, что вода пресная! — пропищал Рипичип. — Пресная, свежая. Не солёная.
Какое-то время никто не осознавал важности этих слов, и тогда Рипичип повторил старое предсказание:
Там, где небо сойдётся с землей,
Станет пресной в море вода,
Там найдёшь, мой смелый дружок,
То, что ищешь: далёкий восток.
И тут все поняли.
— Принеси ведро, Ринельф! — велел Дриниан и, как только получил, зачерпнул воды, блестевшей, как стекло.
Повернувшись к Каспиану, капитан спросил:
— Наверное, ваше величество захочет попробовать первым?
Каспиан взял ведро обеими руками, поднёс к губам, сначала сделал осторожный глоток, потом вдоволь напился и поднял голову. Его лицо изменилось: не только глаза, но даже каждая чёрточка теперь стала ярче.
— Да, пресная, настоящая вода! Не знаю, возможно, я умру от неё, — но такую смерть всё равно бы выбрал.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Эдмунд.
— Она похожа скорее на свет, чем на что-то другое, — ответил Каспиан.
— Вот именно, — подтвердил Рипичип. — Свет, который можно пить. Должно быть, мы совсем недалеко от края света.
В наступившей тишине Люси опустилась на колени и тоже напилась из ведра.
— Эта вода вкуснее всего, что я пробовала в жизни, к тому же… очень сытная: теперь и есть не хочется.
Все по очереди напились, а потом долго молчали. Каждый чувствовал себя как-то слишком уж хорошо, что не поддавалось объяснению, но тут все начали замечать и другие изменения. Как уже говорилось, сейчас было гораздо светлее, чем на пути от острова Раманду: солнце было каким-то слишком уж большим (хотя и не особенно жарким), море — необыкновенно ярким, а воздух буквально слепил. И теперь света стало не меньше, а, напротив, больше, но они могли это вынести: могли прямо, не моргая, смотреть на солнце, могли видеть больше света, чем когда-либо раньше. И палуба, и парус, и их собственные лица и тела становились всё ярче и ярче, а каждый канат, казалось, светился. На следующее утро, когда встало солнце, которое теперь было в пять-шесть раз больше, они смотрели прямо на него и различали перья летевших оттуда белых птиц.
За весь день до обеда на палубе не было произнесено и пары слов. Есть тоже никому не хотелось — всем хватало воды. Тишину нарушил Дриниан:
— Не понимаю: ни малейшего ветра, парус повис, море гладкое, как стекло, — а мы летим, словно нас преследует шторм.
— Я тоже об этом думал, — отозвался Каспиан. — Наверное, мы попали на какое-то сильное течение.
— Это не так уж хорошо, если у света действительно есть край и мы приближаемся к нему, — хмыкнул Эдмунд.
— Ты хочешь сказать, — уточнил Каспиан, — что нас может просто… смыть через него?