— Свет, любезный Луу-Кин, тоже разрывает энергетические связи, но гораздо, гораздо слабее, чем средство Аргента. Сытый вампир легко, на ходу, восстанавливается. Только истощённые, давно не вкушавшие витальной силы боятся света, остальные же солнце не любят, но терпят, как не любим, но терпим мы дождь или туман.
— Я люблю дождь, — пробормотал Луу.
— Тем лучше, тем лучше. Всё, состав активизирован. — Бец-Ал-Ел слил жидкость из реторты в золотой флакон. — Если хочешь, любезный Луу, то оставь свой короб здесь. Похоже, в ближайшее время торгов в Замке не предвидится.
— Спасибо, Учитель. — Луу поставил короб в угол. Здесь всё добро будет в безопасности, никакой лихой человек не полезет в башню мага. Если и полезет, то лихим человеком на свете будет меньше, а каменной статуей — больше. В кабинете учителя стояли четыре статуи. За восемь веков — немного: один отчаянный смельчак — либо просто глупый жадина — на два века.
Из вежливости Бец-Ал-Ел шёл вместе с ним, мог бы просто шагнуть в проём и пёрышком спуститься вниз.
— Мы идём на Площадь Правды. Исстари бароны Т'Вер прилюдно разбирали дела тех, кто прибегал к баронскому правосудию. Там ты и увидишь своего спутника.
— Доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина?
— Его.
— Могу я говорить с ним о делах Ордена? — Луу хотелось предстать перед рыцарем не простым торговцем, а практикусом. Достиг он этой ступени совсем недавно и очень тем гордился — перед самим собой. Хотелось бы, чтобы и другие знали, кто он на самом деле, вольный торговец Луу-Кин.
— Нет, нет, любезный Луу-Кин. Это было бы несвоевременно. Немного позже, может быть. — Бец-Ал-Ел понимал состояние практикуса. Здоровое честолюбие в сочетании с пытливым умом, предприимчивостью и везением.
Он почти не надеялся, что Луу-Кин доберётся до Ра-Амони и отыщет Яйцо. Обратный путь, конечно, дело другое — Яйцо бережёт своего Хранителя, но путь туда и сама Ра-Амонь… Три года подряд посылал он людей, последний раз целый отряд, восемь человек, двух рыцарей-послушников. Пропал отряд, все до единого. А Луу-Кин… Луу-Кин достоин новой степени посвящения. Минуя Философа — в Адепты. Младшие Адепты. Один Адепт сгинул, другой возник. Нужно будет поговорить с Магистром Храма, почтеннейшим Элиафасом, иначе обидится старик, станет ворчать, мол, назначения идут мимо него, никто с ним не считается, забыли прежние подвиги. Хотя Младший Адепт — не столь великое назначение, которое нужно согласовывать с Магистром Храма, но пусть Элиафас почувствует, что Орден его ценит, с ним считается. Порой и малость радует человека.
— Видите, любезный Луу-Кин, мы подоспели вовремя.
Площадь Правды оказалась небольшим замощённым участком, огороженным цепями, висевшими на чугунных столбах. На небольшом возвышении поставили кресло. Для госпожи баронессы, для кого ж ещё. В центре у чаши — каменной чаши на каменном постаменте — стояли два стража с обнажёнными мечами. А за ограждением уже выстроились хвосты. Отдельной очередью стояли стражники, отдельною — слуги, отдельною — торговцы. Рыцари, понятно, шли сами по себе, но и им пришлось ждать. Рыцарский хвост.
Все стояли тихо, переминаясь с ноги на ногу и с опаской поглядывая на соседей — что-то покажет Испытание.
— Отменный порядок, — одобрил Бец-Ал-Ел. Луу согласился. Порядок в Замке любили и знали — не вдруг он появляется. Ежемесячные учения, тревоги внушили: всяк должен знать свой манёвр.
— Баронесса Т'Вер, — провозгласил герольд.
Баронесса в окружении Старших рыцарей прошла по Площади Правды и остановилась перед каменной чашей.
Слуга налил из меха воду.
Баронесса сделала знак Бец-Ал-Елу, и маг вылил в чашу средство Аргента.
Ничего не произошло — вода осталась спокойной и прозрачной.
Фомин стоял по левую руку от баронессы. Величайшее доверие и глубочайший почёт. И ответственность. Он, Фомин, а в его лице весь Дом Кор, отвечает за безопасность правительницы Замка Т'Вер. Потому всё внимание на её окружение.
Убережём, если ушами хлопать не будем.
«И сабли наши востры…»
Маг на глазах честного народа приготовил таинственный раствор-индикатор. Всё честно, без обману.
Баронесса подала пример — погрузила в чашу руку, подержала, а затем подняла вверх.
Кисть — словно из ртути. Или серебра. Красиво.
По толпе пронёсся одобрительный гул.
Баронесса отошла от чаши, взошла на постамент, села в кресло. Доказала своё право быть правительницей.
Вторым пройти проверку полагалось молодому барону.
И ещё одна серебряная ладошка.
Третье почётное место отвели ему.
Фомин подошёл к чаше. Правую руку, левую? Баронесса окунула правую, молодой барон левую. Есть в этом особенный смысл или просто — случайность? «Левая и правая, все галоши парою…»
Он снял перчатку с правой руки, так получилось само. Снял и погрузил руку в воду. Защипало, будто нарзанную ванну принял. Досчитал до пяти и вытащил.
Смотрите, люди добрые, не отвалилась!
Он вернулся к баронессе, стал подле неё. Не подступись!
Логичнее, пожалуй, было бы начать проверку именно со стражей — тех, что стояли у чаши, готовые в любую минуту рубить проявившегося вампира. Но в местничестве своя логика.
Тишину нарушил звук бегущего человека. Сквозь толпу пробирался рыцарь-послушник, ищущий И-Гор. Ай, нехорошо, нехорошо. Нарушение церемониала. Краем глаза Фомин заметил, как поджала губы баронесса. Будет младшему сыну младшего сына выволочка. Взять, что ли, его с собою? Человек, в поисках истины засидевшийся в библиотеке и опоздавший на Испытание, — незаурядный человек, Дом Кор — открытый Дом, и рыцарей-послушников в нём больше, чем отцов-основателей, членов экипажа «Королёва». Правда, период послушания долог…
Начальник стражи, доблестный Ук-Ян-Ко, скорчил свирепую рожу и кивком указал рыцарю-послушнику встать в конец хвоста.
Ищущий И-Гор поймал взгляд Фомина.
— Я разгадал, — сказал он одними губами. — Я разгадал! — Но в глазах его было не торжество. Страх. Того больше — ужас.
Определённо, нужно взять его с собой.
Доблестный рыцарь Ук-Ян-Ко тоже продемонстрировал миру и граду свою незапятнанность — и встал рядом с молодым бароном. Он был обижен — считал, что третье место принадлежало ему, рыцарю Замка, а не заезжему обожателю Небесов, и смотрел на Фомина с вызовом и задором.
Лучше бы он смотрел на чашу.
Рыцарь-советник, а попросту эконом замка сэр Ингман, в задумчивости стоял перед нею. Неторопливо засучил рукав, неторопливо опустил руку — и отдёрнул её.
Стражники замешкались, мечи только поднимались для удара, но эконом дожидаться не стал. Он бросился бежать, и люди старались угадать его путь, угадать, с тем чтобы оказаться в стороне.
Все, кроме одного.
Рыцарь-послушник встал на пути советника.
— Сэр Ингман, я знаю, что… — но договорить не успел. Советник ударил его в грудь, ударил голой рукой, но панцирь, лёгкий парадный панцирь, раскололся, словно яичная скорлупка.
Раскололся не только панцирь. Кровь хлынула изо рта рыцаря-послушника, он упал — сначала на одно колено, потом завалился на бок. Рука запоздало потянулась за мечом, но сэр Ингман ударил ещё раз.
Как знать, может, мгновение, что ушло на этот удар, и стало для него роковым. Не задержись он, степняку было бы сложнее догнать эконома. А так сэр Дии-Ол кошачьим крадущимся шагом подоспел — и снёс ятаганом голову советника.
Одним ударом.
Практика.
И только тогда очнувшиеся стражи подоспели на помощь.
Обезглавленное тело рубить не трудно.
— Засвидетельствуйте, доблестный рыцарь, что вампир наказан, — невозмутимо произнесла баронесса.
Фомин подошёл к тому, что совсем недавно было рыцарем-советником.
Кисть руки, обугленная, с проступающими сухожилиями и костями, ещё царапала землю.
Он осмотрел рыцаря-послушника. Нет, и тут поздно что-либо делать.
Ищущий И-Гор умирал.
— Уходите, — прошептал он из последних сил. — Уходите все… Скорее…
6
В Ра-Амони Луу повидал много любопытного, ужасно любопытного, но более всего — просто ужасного.
Видел он и Кочующую Рощу, и Заглота, а обманным туманом надышался столько, что как и жив остался.
Но сейчас ему вспомнился Тягучий Пруд. Бросишь в него камень — круги по воде не разбегаются, а ползут. Едва-едва, словно смола, а не вода. Отползут с локоть и уймутся, опять тишь да гладь. Вода прозрачная, водоросли, ракушки — самый обыкновенный пруд. Рыб разве что не видно. А попробуй, опусти палец — всю оставшуюся жизнь будешь ошибаться в счёте.
Так и сейчас — камень упал, всколыхнул толпу, но волнение улеглось, не начавшись. Что в глубину ушло, не узнаешь, пока не окунёшься с головой, но на поверхности — зеркало, гладкое бесстрастное зеркало.
Чёрные слуги (не кожею черны — службой) крючьями подцепили вампира, отдельно, в плетёную корзинку, закинули голову.
— С вашего позволения, моя госпожа, вампира — в подвал? — спросил Бец-Ал-Ел баронессу.
Та задумалась: всё-таки рыцарь, и не простой рыцарь, а советник. Друг казны. Но чувство долга, а пуще того, страха, пересилило.
— Это всего лишь мерзкий вампир. Берите его, мастер, и сделайте то, что положено.
Интересно, а что положено? Луу слышал, что и осиновый кол, и отсечение головы дают лишь передышку. Иногда на зиму-другую, иногда надолго, успевают вырасти внуки внуков, которые и слышать ничего не хотят о вампирах, считая их сказками, бреднями выживших из ума стариков. Но они возвращаются…
Рыцари один за другим подходили к чаше. Стражники держали сабли наголо — опоздав раз, больше они не боялись оскорбить никого. Дорогая наука, плачено за неё жизнью рыцаря-послушника. Хотя… Разве это дорого? На то и существуют послушники, чтобы расплачиваться. За всё. Кого первым посылают в порубежье? В драконье гнездо? В битву? Да они и сами рвутся, за бесчестье почитают отстать хоть на вершок. Послушников всегда больше, чем золочёных шпор.
Луу поймал себя на том, что жалеет не этого несчастного юношу, а рыцарей вообще. Раскис. Или достиг новой ступени понимания. Прежний Луу, он только себя, бедного, жалел. Ещё несчастных, тех, кому ещё хуже, чем ему. Но рыцарям, даже рыцарям-послушникам, разве хуже? Получается, так.