После рыцарей Испытание Аргента пошло резвее. Простолюдин, он простолюдин и есть. Никакой торжественности, голая простота — окунул руку, предъявил стражнику и ступай. Шли один за другим, цепочкою, и за две склянки испытание прошли — все.
Страже не удалось отличиться. Вампиров больше не объявилось.
Довольно и одного.
— Теперь наша очередь. — Бец-Ал-Ел тоже окунул руку. Да, про себя-то Луу и позабыл. Он-то знает, что ни при чём, вот и смотрит, словно наблюдатель. А он — участник. Действующее лицо.
С опаской он коснулся воды. На самом донышке осталось. Сколько рук-то перебывало в ней. Помутнела, стала коричневой. Земля, она себя явит.
Он погрузил кисть полностью. Лёгонькое пощипывание, онемение. Он испугался — вдруг грязь дюжины сотен рук испортили средство? Поди, доказывай, что ты не вампир.
Но обошлось. Рука, как и у всех, стала блестящей. И чесалась. То ли от волнения, то ли средство так действует.
Бец-Ал-Ел слил остаток из чаши во флягу.
— Попытаюсь восстановить. Куда более выгодная реакция, чем превращение свинца в золото, — сказал он тихонько Луу.
Баронесса встала:
— Мы узнали Истину. Мы снова можем смело смотреть друг другу в глаза. У нас снова чистые руки. — И она подняла руку ладонью вперёд.
Навстречу открылись сотни серебряных ладоней.
Ужасно умилительно единение знати и народа. Только Луу почему-то не умилялся. Мешало что-то.
— На подступах к Замку замечены муты. Замок в осаде. Мы разобьём их и очистим наши земли от этих отбросов раз и навсегда.
Гул одобрения пронёсся по толпе. Порыв единения, миг, когда все равны перед целью. Каждый становился частичкой чего-то большего, значимого, нежели просто баронесса Т'Вер или свободный торговец Луу.
Луу не любил подобных порывов. Не хотелось становиться частью, пусть даже самого расчудесного целого. Люди не браухли, чтобы сбиваться в стадо. Нет, он понимает, что есть дела, которые в одиночку никак не свершить. Много таких дел. От врага отбиться, например. Но при этом стоит всё-таки оставаться самим собой, иначе вдруг столько врагов объявится — жизни не хватит. Ни своей, ни чужой.
— Рыцарей прошу в рыцарский зал, всех же прочих гостей — на гостевой двор, где всяк найдёт хлеб, мясо и вино.
Гул одобрения удвоился. Бурчит, бурчит народное брюхо.
Под восторженные крики баронесса удалилась. Почему он, Луу, или кто другой уходит, а баронесса удаляется? Как это у неё получается — удаляться? Талант врождённый или выучка?
За хозяйкой Замка потянулись и рыцари — неспешно, величаво, зная, что столы, обильные поминальные столы, их подождут. Остальные же поспешили на гостевой двор. Всяк, он ведь и свою, и чужую порцию выпить норовит, только отвернись, замешкайся. Простые мы, простые. Кто смел, тот и смёл, как любил говорить легендарный рубака и картёжник барон Лоо-Ги.
— Осадное положение, любезный Луу, было объявлено осадное положение, но все воодушевлены и рады. Счастливы. Забыли, что за угощением последует осадный налог. Это и есть политика. — Бец-Ал-Ел смотрел на ворота. — Успели. Ещё немного, и подойдут пахари, тогда полной проверки сделать бы не удалось.
— Почему?
— Средства Аргента осталось всего ничего.
— Но разве среди пахарей не может быть вампиров?
— Отчего ж? Но к случившемуся ночью пахари не имеют никакого отношения. Искали не просто вампира, искали виновника смерти принцессы Ки-Евы.
— И вы, мастер Бец-Ал-Ел, считаете, что его нашли?
Они обернулись.
Рыцарь Кор-Фо-Мин, проводив баронессу, вернулся. Луу было даже обидно, что не его спутник, а степняк зарубил вампира, но он утешался тем, что надо же было кому-то и баронессу охранять. Свои-то, замковые рыцари, ротозеи. Или того хуже.
— Рад видеть тебя, мирный торговец. Похоже, ты накоротке с мастером Бец-Ал-Елом?
— Я давно знаю любезного Луу-Кина. — Маг опередил Луу. С умыслом или так просто?
— Как удачно. Мир не просто тесен, он очень тесен.
— Порой даже ещё тесней, — согласился Бец-Ал-Ел. — Что же касается вашего вопроса, то баронесса удовлетворена и сэр Дии-Ол тоже.
— Возможно, мастер, мой вопрос покажется наивным, но является ли проведённое испытание совершенно безошибочным?
— Что есть совершенство? Достижимо ли оно в этом мире? Но смею вас заверить, что обыкновенного человека вампиром проба не представит.
— А наоборот? Бывает ли так, чтобы вампир прошёл пробу и не был обнаружен?
Бец-Ал-Ел задумался.
— Нет, не думаю. Расход энергии, необходимой, чтобы нейтрализовать Средство Аргента, слишком велик, чтобы пройти незамеченным.
— Но, Учитель, а если вампир наденет перчатку? — Вот он и проболтался. Назвал мага Учителем.
— Перчатку? — Бец-Ал-Ел посмотрел на Луу с одобрением. Думает, а это редкость среди учеников.
— Да. Искусную перчатку, похожую на человеческую кожу. Или… или даже сделанную из человеческой кожи? Такая перчатка предохранит плоть вампира от попадания на неё жидкости и…
— Хм… Идея неплоха, но… Да, не будет контакта, не будет и реакции разложения. Но эффект серебрения возможен только при взаимодействии с живым организмом. Перчатка сохранит прежний цвет, в то время как наши руки… — Маг показал ладонь.
— Мог ли кто-либо избежать испытания?
— В Замке каждый десятник отвечает за явку своего десятка, а сотник — сотни. Со стороны, быть может, не заметно, но каждый обитатель на строгом учёте.
— Ну почему же, почему же, очень даже заметно. А гости?
— Здесь сложнее, но, поверьте, каждый гость у нас тоже… на строгом учёте.
— Тогда, признаюсь, я предвижу осложнения.
— Какие осложнения, доблестный рыцарь?
— Боюсь, спустя луну-другую люди начнут спрашивать себя, как сэр Ингман, первый советник Замка, смог миновать стражу? Степняки не производят впечатление беспечных разгильдяев.
— Принцесса была убита вампиром — это непреложный факт. Сэр Ингман — единственный вампир, ergo, принцессу убил сэр Ингман. Так по крайней мере думает большинство. А как он миновал стражу… Возможно, он действовал с нею заодно. И именно потому сэр Дии-Ол и поспешил избавиться от неугодного сообщника, сообщника, чьё дело сделано и которому лучше исчезнуть.
— Возможно.
Луу показалось, что его спутник не убеждён.
У ворот послышался шум. Начали прибывать пахари. Они въезжали на телегах, запряжённых волами. У тех, кто победней, — тощие волы, побогаче — упитанные. Больше двух не держат даже богатеи — нельзя. Объедят. У человека две руки, больше одной сохи не удержать. Сын вырос — отделяйся. А волами торговать может только барон. Волы, они в неволе не размножаются. И на воле тоже.
— Вот ещё знакомое лицо. — Доблестный рыцарь показал на въехавшую повозку.
Её тащил один-разъединственный вол. Толстый, даже отсюда слышна была его одышка. Не привыкла животина надрываться. А пришлось: повозка была наполнена доверху скарбом, мешками и детьми.
— Да это хозяин постоялого двора! — узнал Луу.
— Толстый Сол? Он, правда, любит, когда его зовут Большим Солом.
— И вы, мастер, знаете его? — Рыцарь пребывал в задумчивости. Что-то тревожит спутника. Да и он, Луу, тоже не безмятежен.
— Я, доблестный рыцарь, знаю всех в округе. Да и неудивительно, здесь все знают всех. Мирок Замка невелик. Кого-то лучше, кого-то хуже.
— А кого-то и совсем плохо. Кто, например, знал, что сэр Ингман — вампир?
— Увы мне, увы, — покаянно вздохнул Бец-Ал-Ел. — Не оправдываюсь, но выявить вампира трудно даже магу.
— Почему?
— Дровосек может срубить любое дерево, но рубить все деревья подряд у него не хватит ни сил, ни времени. И кто позволит извести весь лес? То же и с магией. Вампир не есть совершенно исключительное явление. Аура большинства людей несёт в себе и вампирские цвета. На ходу понять, кто есть кто, трудно, даже невозможно, как невозможно съесть орех, не разбив скорлупы. Орехи бить — дело немудрёное, но люди не орехи. Им больно. Они сопротивляются. Расколоть защиту — и оставить человека нагим?
Телега проскрипела на гостевой двор. Тесно там будет сегодня.
— Мне, доблестный рыцарь, предстоит неотложное дело — до заката я должен уничтожить тело вампира. Но прежде я его вскрою. Не знаю, будет ли это вам интересно…
— Мне будет интересно, — быстро сказал рыцарь. — И баронесса просила засвидетельствовать конец вампира.
— Тогда прошу вас. Время не терпит.
Ступени крепкого серого камня не истёрлись и на палец. Это за восемь-то веков! Видно, не часто спускались сюда обитатели Замка.
То же подтверждала и селитра, изморозью проступавшая на стенах, и самый дух места — не затхлый, нет, но чувствовалось разлитое в воздухе безлюдье. Эхо, гулкое эхо, только укрепляло в мысли — здесь человек гость.
А кто хозяин? Крысы? Пауки? Но не было ни паутины, ни едкой крысиной вони. Бесплодность.
Чёрные слуги плелись позади, четверо тащили тело, пятый — голову. Идти им не хотелось, про подземелье всякие слухи ходили, но как ослушаться приказа?
Луу держался позади Бец-Ал-Ела. В таком месте первым всегда идёт хозяин. Если он добрый хозяин. Чужому здесь смерть, хорошо, если быстрая. Не так ступил, не то сказал, не там промолчал.
Свет сочился из окошек скупо, как молоко из вымени голодной турицы. Они, окошки, шли по самому верху, с ладонь вышиной, с локоть шириной, и всё равно забраны толстыми железными прутьями. Всякому ясно, не от воров, не от любопытных даже. От тех, кто внутри. Вот и думай, идти сюда или мимо.
Ещё ступень-другая — и они оказались перед дверью. Да, такой дверью не каждая сокровищница похвастает, не изрубишь, не сожжёшь. Однако запиралась совсем просто, любой открыть может, кому сил достанет снять пудовые брусья засова. Разве заговорены?
— Вы не поможете, доблестный рыцарь?
Кор-Фо-Мин не без труда вынул из гнёзд запоры. Луу примерился. Нет, не пудовые, куда… Пудов по шесть в каждом брусе. Тяжёлое Железо.
Они прошли в зал.
Стало светлее — и глаза привыкли, и, главное, светел был зал. Своды, стены, пол — всё было выложено мрамором, белым мрамором. Такой мрамор издалека везти надобно, большие деньги платить. Может, трофей от прежних, уже и позабытых походов? Но не для пыточной же… Здесь не вампира — самого Императора принимать впору. Или Хана.