В Рыцарском зале рыцари печалились изо всех сил. Сил у рыцарей много, потому вино лилось и по усам, и по всяким другим местам, но пуще, конечно, в уста.
Он в зал не шёл, иначе к полуночи не выйдет.
Что же делать до полуночи? Он уже побывал в конюшне, повидал Бышку, повидал и успокоил. Волновался тур, окружение ему явно не нравилось. Не ему одному — все кони и туры тревожились, и конюхи щедро потчевали их сон-травой. «Видно, чуют тяжёлый дух лесовиков», — так ему объяснили конюхи. Он и Бышке травки положил. Травка безвредная, даже полезная для парно- и непарнокопытных. Ему бы и самому не помешало пожевать пору охапок чего-нибудь этакого… успокаивающего. Нервишки совсем расшалились.
Меньше вампиров вскрывать нужно.
А больше?
Думать. А где лучше всего думать? В библиотеке, разумеется. Тем паче что баронесса великодушно раскрыла её перед ним.
Как пройти в библиотеку — за два часа до полуночи?
Путь-то он помнил, потому решил обойтись без провожатых.
На удивление, дверь была раскрыта, беспламенный светильник над конторкою (вот тоже замечательная вещь — светящиеся грибы) показывал — здесь работают.
Бец-Ал-Ел что-то писал. Верно, трактат о строении вампиров. И ведь действительно, бодр и свеж библиотекарь. Здрав духом — и земля будет пухом. Хотя эта пословица, кажется, о другом…
— Доблестный рыцарь желает что-то особенное? — Библиотекарь с готовностью отложил перо в сторону, помассировал кисть. Всё-таки мозжит, наверное. Мы вскрывали, мы писали, наши пальчики устали…
— Я бы… я бы посмотрел трактат, который читал И-Гор.
— Трактат о вампирах чёрного мудреца Кии-Н'Га?
— Да.
— Я как раз работаю с ним, пытаясь сопоставить свои скромные наблюдения с суждениями великого знатока, но, разумеется…
— Нет, нет, мастер Бец-Ал-Ел, работайте. Я просто побуду здесь, подожду полуночи.
— Вы тоже собираетесь на Остров Павших?
— Тоже? А кто ещё?
— Сэр Дии-Ол проведёт эту ночь рядом со своей госпожой.
— Понятно… — Фомин вздохнул.
— И я тоже буду там.
— Вы, мастер?
— Рыцарь-послушник последние часы свои провёл здесь, в библиотеке. Я, пусть и косвенно, навёл его на след вампира. Потому я только отдам должное его уму и бесстрашию.
Фомин подошёл к гравюре. Потрясающий талант был у тридцать четвёртого барона Т'Вер, отшельника Ум-Шила. Ночью, при слабом свете беспламенного светильника, чувство страха не шептало — кричало: «Спасайся, беги!» И-Гор перед смертью настойчиво звал уходить. Куда? Здесь, глядя на гравюру, ищущий И-Гор что-то понял. Или вообразил, что понял. Понял и побежал за расходной книгой, Summa Summarum, кажется, так.
Он спросил о ней у библиотекаря.
— О, доблестный рыцарь, она обычно хранится у эконома, но это очень ценная книга, потому у меня есть копия.
Бец-Ал-Ел пошёл в другой зал.
— Книги, подобные Summa Summarum, мы храним с особенной тщательностью, — донёсся его голос.
Проскрежетало железо. Да, действительно, особая тщательность.
— Каждые десять зим в неё вписывается новая часть. — Маг вернулся, неся перед собой книгу.
Это действительно была книга. Не свиток, а могучий, in folio, том пуда на полтора.
Фомин раскрыл его.
Summa Summarum оказалась сводом статистических таблиц за восемь веков существования Замка. Ценнейший и богатейший материал. Таблицы показывали всё, что можно было пожелать. Сколько за каждые десять зим родилось народу, сколько умерло — в походах, от болезней, от старости. Рыцари, слуги, пахари, торговцы — все они были в таблицах. Сколько собрано налога, сколько захвачено в походах. Доходы пахарей, ремесленников, торговцев. Доходы Замка — налоги, походы. Посевные площади. Количество скотины. Расходы — покупка оружия, плата страже, еда. Праздники — тоже немалая статья.
Можно было проследить, как менялся мир Замка. Всё больше и больше людей. Всё больше и больше доходов. И расходов тоже. Только вот людишки живут маловато — средняя продолжительность никак расти не хочет. Но и тут можно найти объяснение — имея под боком Топь Блуждающих Огней, трудно рассчитывать на мафусаилово долголетие. Средний фон — триста микрорентген. Оно хоть и микро, а за жизнь набегает порядочно. Космики болото и почистят.
Но что здесь мог найти И-Гор? Найти то, что его взволновало и потрясло? При всём многообразии сведений таблицы «Вампиры» здесь не было.
И всё-таки он что-то нашёл. То, что, по его мнению, пролило свет на убийство принцессы Ки-Евы и её приближённых.
Он ещё раз просмотрел книгу — беглым, но цепким взглядом.
Ясность не наступала.
Библиотекарь деликатно кашлянул.
— Близится полночь…
— Да, конечно. Пора отправляться на Остров Павших.
Прятать книгу библиотекарь не стал и гасить беспламенный светильник тоже. Да его и не гасят, светильник-то. Днём сам потухнет.
— Позвольте провести вас на пристань кратчайшим путём.
— Буду весьма признателен, мастер. Ведите.
Кратчайший путь оказался не прямой. Изломанный, извилистый переход. Зато переход пустынный. Шаг за два.
Маг освещал дорогу факелом холодного огня. Удобная у них технология. Особенно в плане пожарной безопасности — от такого факела не займётся и порох. Света, правда, немного, но когда вокруг тьма, и от немного проку довольно, если лучшего нет. В редких окошках огоньки горели, но по случаю похорон зажечь можно было лишь одну свечу — ту же колонию грибов-светлячков.
К пристани они подошли вовремя — ладья только готовилась отчалить. Или это была не ладья, а ялик или просто лодка. Мореплаванию астрогаторов учили по верхам, исторический экскурс да принципы навигации. Какое мореплавание на Марсе? В Озере разве. Без звёзд, без компаса, по маякам да приметам. Есть плавание подводное, а есть подземное.
Ба, знакомые всё лица. Друзья собираются вновь. Иначе и быть не может — единство побуждений. Семейство Большого Сола робко жалось вокруг кормильца. Хоть ясно всякому, на Острове Павших не чинились, но они-то пока ещё здесь. Вот осерчает рыцарь и не пустит в ладью. Это после смерти все равны, и то… скорее всё равно. А перед смертью лучше поберечься.
Сам толстяк стоял с видом скромного достоинства: «Вы, конечно, господа знатные, вам почтение, а наше место простое, да наше. Мы его, как можем, украшаем. Стараемся. Вы уж не мешайте».
Многогранный торговец Луу-Кин стоял не просто, а со смыслом. Или так казалось из-за задумчивого выражения, угнездившегося на лице. Подобное выражение не очень подходило мирному торговцу, который каждому должен быть улыбой, человеком радушным до приторности. Задумчивость же — привилегия людей досужих.
При виде мага задумчивость сменилась облегчением.
— Учитель, как вы себя чувствуете?
Мастер Бец-Ал-Ел досадливо покачал головой.
— И вы, доблестный рыцарь, — добавил Луу поспешно.
— Краше некуда, — буркнул Фомин.
Лошади в конюшне продолжали волноваться.
Доблестный рыцарь Дии-Ол стоял наособицу — ни торговец, ни толстяк со своим семейством ровней ему не были. Даже словом перемолвиться, и то нельзя. Рыцарская честь строга — они низшие существа вдвойне: не степняки — раз, не рыцари — два. И потому обращение торговца к Фомину он счёл неуместной фамильярностью. Плёткой нужно отвечать, плёткой. Можно и мечом, плашмя да поперёк спины тоже действует. Простолюдину от этого только прок, великая польза — помнить своё место и чтить господина.
На приветствие рыцаря Дома Кор он ответил вежливо, по-степному. Нужен ему этот рыцарь. Порой споткнёшься в чистом поле, выругаешься, глянь — а споткнулся-то о золотого божка давным-давно позабытого племени. Нет нужды, что божок чужой, главное — золотой. Ему и губы кровью можно мазать до поры. Или жиром. Бараны в степи жирные, настоящее мясо, не чета местному. И кумыс, ай, как ему не хватает кумыса! Кумыс дарит веселье и силу, а вино — грусть и слабость. Вино, оно от травы, а кумыс — от молодых, здоровых кобылиц.
Но сейчас ему не хотелось и кумысу. Хотелось только поскорее вернуться в Степь. И леса, и Замок пугали, злили. Нет ясности, нет простора, оттого и люди здесь коварные и хитрые, норовят исподтишка, в спину.
То, что он зарубил сэра Ингмана именно со спины, степняку даже не пришло на ум. То он, а то — его. Совершенно разные вещи. В мире всё — разное, тем мир и держится.
С библиотекарем он перекинулся парой фраз. Пустых, никчёмных. И он, и Бец-Ал-Ел понимали: время слов ещё не пришло.
— Прошу, — позвал кормчий.
Луу помог Большому Солу погрузить всё семейство. Нужды в том особой не было, те и сами резво садились в ладью, но хотелось — ещё быстрее.
Вот только почему? Луу попытался отыскать причину, гнавшую его на Остров Павших. Просьба Учителя? Она зовёт, а не гонит. Скорбь по умершим? Не так уж Луу и скорбел. Рыцаря-послушника видел мельком, а принцессы и её людей не видел вовсе, потому скорбь была если не нарочитая, то отвлечённая. Стало быть, делать ему на Острове нечего.
Он понял, что и не стремится на Остров. Он хочет покинуть Замок. Да, так и есть: внутри него что-то согласно откликнулось — уйти, уйти поскорее.
Чем же Замок плох? Ничем, совершенно ничем. Напротив, его стены защищали от мутов, засевших в местных лесах. А он, Луу, хорошо знал, что такое муты. Слишком хорошо. С радостью бы он избавился от своего знания, да не получается.
И всё же он был рад, когда вёсла ударили по воде и ладья заскользила прочь.
Вот что ему по душе — плыть. Безмятежно, плавно, неслышно. Плыть далеко-далеко, туда, где все люди — братья. Малым он верил, что есть такая земля, не может не быть. О ней пели сказители, да так, что до ночи не ходил-летал, не только слыша, а и видя въяве прекрасный город над голубым небом. Но наутро город бледнел, а потом и вовсе исчезал.
Наверное, он и торговцем-то стал в надежде набрести на эту землю. Исходил много — но не нашёл.
Потом Учитель объяснил ему: не то он искал. И не там. Но сейчас вдруг опять показалось, что где-то вдали, за горизонтом, живут счастливо…