Посмотрел в зеркало. Да, не профессор. Но — уж каков есть.
Он сел в кресло — скорее по привычке, тяготение такое, что можно и постоять. Сел и принял позу, исполненную значимости и достоинства. Угадал — Сойер уже скрёбся в дверь.
— Войдите, — разрешил он.
Сойер принёс послание от паладина Ортенборга. Конечно, общаться письменно в каравелле совсем не по-рыцарски, но ведь они ещё и дипломаты. А дипломатия на бумагах и зиждется.
Писал паладин коротко, но ясно.
Чрезвычайного и полномочного посла Крепости Кор, доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина, уведомляли: в час панцирника по корабельному времени будет иметь место встреча с Небесами на Островке.
Ну, это он и сам знал из сигналов катера, но бумага придавала неофициальному знанию необходимый протокольный статус.
До назначенного времени оставалось совсем немного — как раз, чтобы выпить добрый бокал доброй воды.
Отпил он, правда, всего один глоток. Нечего наливаться, не арбуз в пустыне. Переговоры — штука непростая, иногда совершеннейший пустяк, о котором даже и упомянуть совестно, приводит к таким изменениям, что историки спустя каких-то сто лет диву даются, отчего это так странно был поделён Новый Свет между Португалией и Испанией или почему аборигены съели Кука.
Ещё раз огляделся в зеркало, решил, что хорош, и пошёл за Сойером.
Каравеллу за время плавания он научился чувствовать нутром — не что называется нутром, а совершенно буквально. Внутри, в груди, словно локатор объявился, можно зажмуриться и всё равно не пропадёшь, куда нужно попадёшь. А попасть нужно было всего-то в кают-компанию.
9
У дверей он встретился с паладином. То ли Ортенборг специально подгадал, то ли случайно вышло, но принципы равенства восторжествовали вполне: никто никого не дожидался, а в дипломатическом деле хуже нет, чем ждать да догонять. Престиж роняет, а престиж, что стриж, выпустишь — поймаешь шиш.
Обменявшись витиеватыми приветствиями — теперь они были людьми сугубо официальными и выражаться предпочитали по писаному, утверждённому и одобренному протоколу, они поспорили, кому первому войти в каюту, уступая эту честь друг другу и упирая при этом на исключительные свойства, присущие оппоненту. Наконец, по праву хозяина паладин всё-таки вынудил Фомина первым войти в кают-компанию.
Фомин хранил на лице мину, подобающую моменту. Этакая торжественная дуболепность, хоть сейчас на парсуну. Смешно и грустно.
Зачем грустить? Мир прекрасен и огромен, вон их, звёзд, сколько ещё осталось.
Шатёр Небесов висел в полутора кабельтовых от каравеллы — Фомин прикинул, зная размер шатра. В таком же принимали Небесы делегацию «Королёва» много зим назад, когда тот вернулся в Систему.
Шатёр выпустил рукав в сторону каравеллы. Со стороны — рукав. А в окно иллюминатора виделось медленно расширяющееся кольцо. Ход. Временный ход Небесов. Ничего четырёхмерного, добрая старая полимерная труба.
В десятке локтей рукав остановился. Теперь к нему подошла каравелла, прижалась своею поверхностью. Прямо иллюминатором.
Есть контакт!
Рукав наполнился туманом: Небесы показывали, что путь открыт.
Мешкать не приходилось, невежливо.
— Позвольте. — Паладин встал перед Фоминым. Несколько аккордов прозвучало в голове, и паладин приготовился шагнуть вперёд. Фомин ждал момента перехода. Не хватает только застрять в иллюминаторе. Послам подобает ходить, порой даже шествовать, но никак не лазить в иллюминаторы, тем более в них застревать. Смешной посол — что может быть печальнее? Только посол мёртвый. Если он застрянет в иллюминаторе, то будет и тем и другим.
Паладин прошёл сквозь иллюминатор в рукав. Фомин едва не наступал Ортенборгу на пятки.
Не застрял.
Но ни идти, ни шествовать не пришлось — в рукаве царила невесомость. Удачно, что давеча с паладином выходили в Пространство, своего рода тренировка, и сейчас он перемещался весьма прилично. Похоже, паладин специально предпринял ту вылазку, для адаптации. Хотя мог бы и просто отключить гравитацию на каравелле, они ведь были поблизости от точки равновесия, та же невесомость, только сбоку.
Пожалуй, со стороны они выглядели не столь уж и нелепо: два рыцаря в парадных убранствах, один с мечом, другой с саблями, плывут в прозрачном рукаве. А кругом — звёзды.
Рыцари умеют плавать. Но не далеко, не глубоко — по меркам Пространства. Вот кабы так до самого до Марса…
Они приблизились к шатру. Лепестки диафрагмы разошлись, впуская их внутрь, и тут же сомкнулись. Добротная трёхмерная техника, никакой магии.
— Добро пожаловать, обитатели Земли, — приветствовал их небес. Старый знакомый, Привратник (с большой буквы, у Небесов этот титул был чем-то вроде барона) Обри, встречавший ещё «Королёв». Как и большинство обитателей поселений, был он тучен чрезвычайно. Ничего удивительного, во-первых, гравитация крохотная, а во-вторых, эволюция. Слои жира прикрывали жизненно важные органы от космических частиц.
— Рад вновь видеть вас, достопочтенный Обри, — раскланялся Фомин. Кланяться в невесомости — та ещё работа.
Он представил друг другу паладина и небеса.
Паладин держался с достоинством, но без спеси, Привратник — дружелюбно, но угадывалась за дружелюбностью углеродная воля. Небесы считали себя единственными полноправными обитателями Пространства и делить его с землянами вряд ли хотели. Вам — твердь, нам — небо. Пространство гранично.
— Вижу, у всех нас добрые намерения, — начал переговоры Привратник, оглядываясь.
Действительно добрые — каждый пришёл вооружённым.
Здесь вам не равнина, здесь кодекс иной — потенциальные или действительные враги встречаются безоружными, дабы не покрошить супротивника в припадке искренности. А друзьям чего опасаться? Друг в спину не ударит, а ударит — то подарит смерть мгновенную. Потому друзья встречаются во всеоружии — так принято у Небесов.
Другая причина — на кулачки Небесы не горазды. По сравнению с землянами мускулатура у Небесов слабовата, сколько поколений не ходят — парят. И живут в своих поселениях вежливо, на мозоли друг другу не наступают, ссоры решают путём цивилизованным — суд старейшин, чей авторитет непререкаем. А если кто-то недоволен, то может идти из поселения вон. Без скафандра и, уж конечно, без катера.
Подождав достаточное время, Привратник Обри решил начать переговоры способом самым простым.
— Итак, Навь-Город вышел в Пространство, — сказал он очевидное. — Означает ли это, что Навь-Город желает подать прошение о вступлении в Союз Небесов?
Хороший вопрос. Новичок в Союзе Небесов должен века и века быть у Золотой Рыбки на посылках, выполнять самую чёрную работу: высаживаться на твердь, земную ли, марсианскую или меркурианскую; доставлять Союзу трансурановые и прочие элементы по потребности; патрулировать пространство за Внешним Периметром; чистить сапоги, подавать кофе в постель…
— Нет. Навь-Город, придерживаясь принципов Пакта Трёх, не претендует на поселения в Пространстве, но требует Свободного прохода.
— Свободного прохода? Но разве владения Навь-Города лежат за пределами Земли?
— Не столько Навь-Города, о достопочтенный Привратник, сколько его братьев по Принципу. Мы желаем иметь возможность посещать наших братьев на Луне.
— На Луне… — протянул достопочтенный Обри. Похоже, он впервые слышал о братьях Навь-Города. Ничего удивительного, Фомина тоже новость застала врасплох. Век живи, век удивляйся.
— Да. На Луне, — не моргнув глазом, подтвердил паладин Ортенборг. — Навь-Город готов компенсировать предполагаемый ущерб Союза Небесов в разумном и справедливом порядке.
Фомин слушал внимательно. «Здесь и сейчас» — вот принцип переговоров. И паладин Ортенборг, и Привратник Обри обладали всеми полномочиями. Никаких оттяжек, никаких консультаций с Императором, учредительным собранием и палатой общин. Каждый представляет свою сторону, и написанное пером можно будет вырубить только топором, топором войны, запятнав в случае поражения себя в глазах потомков клеймом неудачников.
— Союз Небесов готов предоставить Навь-Городу коридор Земля — Луна, — после непродолжительного раздумья сказал Привратник. — Десять караванов за цикл за обычную плату.
Обычной платой, согласно вековой традиции, считалась унция иридия за масс-тонну дедвейта. Специальным соглашением Крепость Кор была освобождена от платы, а более, насколько было известно Фомину, никто в Пространство и не выходит. Цикл же — синоним зимы, которая у Небесов — математическая абстракция.
— Навь-Город согласен, — после соразмерной паузы произнёс с сокрушённым видом паладин. Сокрушённый вид — тоже для протокола — показывает, что плата находится на грани приемлемости. Всем хорошо — Небесы видят, что не продешевили, а навьгородцы — что не переплатили.
— Кто будет вашим гарантом? — задал следующий вопрос Привратник.
Паладин посмотрел на Фомина.
Без гаранта никак нельзя, хоть озолоти, хоть обириди.
— Крепость Кор согласна выступить гарантом Навь-Города, — сказал он фразу, ради которой, собственно, и прибыл сюда.
Привратник удовлетворённо кивнул.
— Союз Небесов разрешает проход караванам Навь-Города по коридору Земля — Луна, — объявил он. — О каждом караване представители Навь-Города должны уведомить Союз Небесов за четыре ночи. В составе каждого каравана должен присутствовать гарант, представитель Крепости Кор.
Тут же, не откладывая, написали соответствующие пергаменты, по одному каждая из сторон. Фомин старался изо всех сил, всё-таки исторический документ. Каллиграф из него всё равно посредственный, хотя в юности чертежей от руки начертил изрядно.
Наконец Фомин спрятал вечный карандаш в золотой футляр. Вышло даже прилично, можно считать — художественный курсив.
Обменялись подписями, уложили пергаменты в цисты.
Небесы получат изрядное количество иридия, навьгородцы — Луну в небе, а Крепость Кор упрочит дипломатический престиж. Никаких проволочек, бюрократической возни, канцелярщины. Встретились три рыцаря, ударили по рукам, и дело решено. Потом, по мере развития культуры международных отношений до уровня Межпотопья, договоры будут готовиться долго, ещё дольше обсуждаться, с бесконечными оттяжками ратифицироваться — а нарушаться мгновенно.