Человек по-прежнему стоял перед Фоминым с подносом в руках.
— Так и будем играть в гляделки? Нехорошо: одни едят, а другие глядят. — Фомин говорил негромко, ровно, благожелательно. — Пошли куда-нибудь в уголок, потолкуем о своём…
Понял человек, не понял, но, не поворачиваясь к Фомину спиной, он начал пятиться и пятился довольно ловко, к углублению в пещере, «кабинету карбонариев».
— Отличное место. И мы никому не мешаем, и нам никто не мешает.
Человек никак не реагировал — стоял с подносом и только.
— Да ты поставь поднос, удобней будет. — Не дожидаясь ответа (похоже, долго бы пришлось дожидаться-то), он взял из рук Аполлона поднос и установил его на каменном выступе. — Что порекомендуешь?
Аполлон не ответил.
— Ну, дай тогда, если говорить стесняешься.
Тот продолжал стоять не шелохнувшись.
— Или сам возьми. Себе. Ну?
Никакой реакции, не считая блеска в глазах.
— Хочешь? — Фомин взял с блюда нечто, напоминающее куриную ножку. — Бери! — Он протянул её человеку.
Тот благодарно осклабился и схватил предложенное. Руками схватил, что радует.
Быстро обкусал мякоть, а потом разгрыз и косточку. Съел без остатка, затем извлёк из складок хитона кусок материи и благовоспитанно вытер им руки и губы. Вечная салфетка, похоже. Обязательно, обязательно следует завести такую себе.
То ли благодаря акустическим свойствам зала-пещеры, то ли тарки просто говорили громко, но было хорошо слышно каждое слово.
— Похоже, на Земле начинает припекать.
— Как могло быть иначе? Приливные силы есть фактор, которому нет противодействия. Недра разогреваются — и здесь, кстати, тоже.
— Но здесь нет магматических существ.
— Пока нет.
— Хорошо, пока нет. А там они уже поднимаются к поверхности. Пройдёт немного времени, и угроза вторжения магматических существ на нижние уровни воплотится в реальность.
— Что Земле угрожают катаклизмы, не вызывает сомнений. Не в этом суть дела, а в том, можем ли мы принять переселенцев.
— Уточню — должны ли мы принять переселенцев.
— По Великому Договору мы обязаны прийти на выручку союзникам в случае угрозы их существованию.
— Прийти на выручку — не значит предоставить свою территорию навечно. И потом, союзники семь тысяч циклов назад не обязательно союзники сейчас.
— Земля просит принять шестьдесят тысяч переселенцев. Если мы пойдём на это, то превратимся в меньшинство на нашей планете.
— Положим, не в меньшинство…
— После того как шестьдесят тысяч землян поселятся здесь, кто помешает им принять ещё столько же уже без нашего согласия? Или пять раз по столько же?
— Это не решение проблемы. Переселение сюда — тупиковая идея. Нужно предложить иное — переселение во Внешний пояс. Там-то уж магматических существ опасаться не придётся.
— Но есть ли у них время?
— Есть ли у нас время? Мы тоже должны строить поселения во Внешнем поясе, и строить немедля.
— Но что мы ответим Земле? Меж строк ясно проглядывает угроза: если мы не согласимся на переселение, они придут без согласия.
— Скажем точнее — попробуют прийти. Если их пустят.
— Но начинать войну…
— Начинать войну, конечно, не стоит. Но есть вещи и пострашнее, чем война. Давайте пока предложим объединительный план освоения Внешнего пояса. И как жест доброй воли, — готовность принять десять тысяч переселенцев. В конце концов, они могут покинуть Нижние уровни, даже выйти на Поверхность — это создаст резерв в пятьдесят, а быть может, и в сто циклов.
— Не говоря уже о том, что некоторые считают, будто возможно ужиться и с магматическими существами…
Дружное хрюканье, вероятно, смех по-таркски. Или негодование. Или ужас. Много ль он знает о тарках, чтобы спешить делать выводы?
Фомин посмотрел на сотрапезника. А пожалуй, кое-что и знает. Кое-что, заставляющее держать саблю востро. Иначе сабельку-то отберут, дадут, как этому, поднос в руки. Или вовсе — под зад коленкой, пшёл! На кухню! На разделочный стол! Яблочко в рот сунут, хренком обложат, лимонным соком сбрызнут — соблаговолите откушать, гости дорогие!
Нет, это вряд ли. Зачем им старый, чёрствый, жилистый рыцарь-бортмеханик, пропитанный желчью, потом, радионуклидами и прочей дрянью. У них, поди, есть специально откормленные, пухленькие, мягонькие человеки. Молоденькие, даже молочные.
Гнев вышиб из сознания тарков — если они там, конечно, были. Но рассудок помутил наверное, и помутил изрядно.
Фомин попытался успокоиться. Ещё раз попытался. Кажется, получилось. Стук крови в висках унялся, и он снова мог слышать.
— Но и десять тысяч переселенцев — мало не покажется.
— Конечно, но ведь мы примем переселенцев одних. Это условие обязательное.
— Одних?
— Без людей. Нужно признать, в разведении людей они достигли больших успехов. Даже слишком больших.
— Слишком?
— Они препоручили людям многое — и стали зависимы от них. Без людей им придётся весьма сложно.
— Но они могут не согласиться.
— Это уж их дело. Великий Договор не обязывает нас принимать переселенцев с людьми или другими представителями земной фауны. Мы предложим им кров, прекрасную пищу, чего ж ещё?
— Но для них люди и есть пища!
— Перетерпят. Мы — по крайней мере большинство из нас — давно отказались от излишеств. Здесь не Земля, где на поверхности в Изобилии произрастают плоды и водятся дикие животные, иногда, должен сказать, прелюбопытнейшие экземпляры.
— Вы имеете в виду…
— Да, тот, кто доставил нам цисту, по всей видимости, существо дикое. Или, если хотите, вольное.
— Вы уже говорили — это заметно по неупорядоченной, взвихрённой ментальной мантии.
— Да. Способности к мышлению, быть может, даже более глубокие, чем у домашних, но мышление это нестабильно, непредсказуемо. Там, на поверхности, они убивают друг друга во множестве.
— Едят?
— То-то, что нет.. Большей частью не едят.
— Не едят? А зачем тогда убивают?
— Разлад мыслительного процесса. От поедания отказались, а от убийства не могут. Они ж всё-таки только люди, нельзя от них ждать слишком многого, с разумом, без ли… Дай свинье крылья, она полетит искать лужу.
— Но почему землянин не прибыл к нам сам, а передал послание с человеком?
— Земная логика…
— Или демонстрация. В случае разрыва Великого Договора войну с нами будут вести силами людей.
— Да, это вполне вероятно… Кстати, не загрыз ли этот дикарь нашего бедного Фрама?
— Даже и не думал, напротив, поделился куском. Воспитанный… Я на всякий случай приглядывал…
— За земным человеком?
— Как можно! За Фрамом.
Опять послышался призывный рык, и Аполлон — или его зовут Фрам? — поспешил к триклинию, успев на ходу обернуться и гримасой предложить поспешить с ним вместе. Однако мимика может быть очень выразительной — когда нужно человеку лунному.
Он и пошёл — оставаться одному в закутке было бы нелепо.
— Вот! Оба целы и невредимы!
Но тарков интересовал не Фрам, а он, Фомин. Рассматривали его теперь пытливо, всесторонне, как хозяйка на рынке выбирает курицу для важного гостя. Но — молча. Или обменивались впечатлениями на ином, не акустическом уровне.
— Обучаем. Весьма и весьма. Но — в определённых границах. За горизонтом видит плохо. Но если поднатаскать…
— Да, если Земля может выставить сто тысяч подобных воинов, да хорошенько их вооружить… А то — полоска отточенного железа, оружие…
Фомину стало обидно за свои сабли. Они, сабли, конечно, парадные, мухи не убили, а всё ж…
— Следует учитывать, что к нам прислали не рядового бойца, а выставочного. Лучшего из лучших.
— И мы, безусловно, должны быть польщены.
— Кстати, нам предлагают оставить его себе. Взамен отдать кого-нибудь из наших людей.
Ворчание, выражающее раздумье — если верить впечатлению.
Итак, без меня меня продали. Подарили.
Фомин приготовился сказать своё слово и подкрепить, буде в том нужда, слово сталью.
Но помедлил — и не зря.
— Нет уж, не нужно. Зачем нам здесь иметь глаза и уши Земли? Кто их, землян, знает, вдруг да способны достать до сознания издалека?
— Прекрасного далека, — хрюкнул кто-то. — Свести его на арене с крионой средней величины — и нет проблемы.
— У нас и арен-то не осталось.
— Ничего, земляне построят новые, краше прежних.
— Закипит жизнь. Во всех своих проявлениях.
Переговаривались меж собою тарки неторопливо, будто между делом.
Знать бы, каким делом.
Фрам сбегал в другой закуток и скоренько вернулся с цистою. Новой цистой, на вид золотой и обсыпанной то ли стеклянными кристаллами, то ли чистой воды бриллиантами — здесь, в сумрачно-красном свете, игры граней ожидать не приходилось.
Тарк-с-бронехода (перепутать его с другими мудрено: у одного этого тарка роскошная манишка) принял её у Фрама, подержал на весу.
— Мы вручаем тебе наш ответ. Передай его посланцу Земли со всею спешностью и бережением.
— Непременно передам, — пообещал Фомин, чем вызвал новую волну обсуждений феномена: человека квазиразумного, говорящего.
По-настоящему разумный, поди, промолчал бы.
14
Фомин ожидал, что его проведут к бронеходу, но — нет.
— Ступай, ступай, — отпустил тарк-с-бронехода. И циста — повела. Словно невидимый великан взял за руку ребёнка. Держись за цисту, не выпускай, не потеряешься.
Он и не выпустил. Спешить не пришлось, циста тянула, но не рвалась, однако шагнуть в сторону, присмотреться, как тут и что, не получалось. Ладно, спасибо, хоть глаз не завязали.
Правда, и завязывать было незачем — изрядную часть пути (пять тысяч пятьсот шагов из семи тысяч) шли они в совершенной темноте, время от времени меняя направление. Темноты Фомин не боялся, как любой уроженец Марса, мог в ней ориентироваться — никогда и нигде, ночуя в чужом месте, не ударялся он лбом о притолоку, не налетал на кресло, не опрокидывал ночных ваз, — но и только. Воссоздать же путь, а тем более описать его в деталях он не мог.