Хроники невозможного. Фактор «Х» для русского прорыва в будущее — страница 14 из 21

Осел останется ослом, хотя осыпь его звездами

«Эксперты, занимающиеся технологическим прогнозированием, последовательно объявляли «невозможными или, во всяком случае, коммерчески неэффективными»: самолеты, телевизионное вещание, космические аппараты, видеомагнитофоны, персональные компьютеры, сетевые технологии… Сугубо отрицательной была реакция сообщества физиков-ядерщиков на гипотезу Л. Сцилларда о возможности создания ядерного оружия, выдвинутую после опытов О. Гана по делению ядер урана. Научное сообщество не смогло предсказать ни одной «знаковой» технологической (“Титаник”, Чернобыль, “Колумбия”, распад энергетической сети и кризис генерирующих мощностей) или социальной (распад СССР, террористические акты нового типа, “постиндустриальные”/“барьерные” войны) катастрофы, хотя довольно точные описания подобных катастроф фигурируют в художественной литературе. Точно так же не была предсказана “революция сознания” 1968 года; из достаточно очевидного тренда “эпидемического перехода” эксперты не смогли сделать вывод о “фитнесс-революции” 1970-х годов и создании “индустрии здорового образа жизни”», – пишет Сергей Переслегин в книге «Новые карты будущего».

Вот почему, когда сегодня мне показывают газеты со статьями, подписанными рядом академиков, говорящими о том, что, например, идеи теоретика энергоинверсии, профессора Ощепкова – это, мол, бред (причем без всяких попыток повторить опыты ощепковцев), или утверждения о том, что попытки профессора Виталия Дунина-Барковского заняться обратным конструированием человеческого мозга, я всегда вспоминаю приведенные выше случаи. И точно так же я отношусь к гонениям на Виктора Ивановича Петрика.

Можно вспомнить и другое. О том, как едва не уничтожили русско-советского гения Михаила Тихонравова, что в 1947 году, работая в подмосковном НИИ-4, предложил делать искусственный спутник Земли и ракету для его выведения – по многоступенчатой, «пакетной» схеме. 14 июля 1948 года на годичном собрании Академии артиллерийских наук Тихонравов выступил с докладом об искусственном спутнике Земли. Его доклад слушали в гробовом молчании. Один из гостей презрительно бросил: мол, НИИ-4 нечем заниматься, если он решил перейти в область фантастики. Даже будущий Генеральный космический конструктор Сергей Королев тогда не поддержал Тихонравова, главной задачей считая создание добивающей до США ракеты. В начале 1949 года, несмотря на сопротивление начальника НИИ-4 Нестеренко, исследования по многоступенчатой схеме ракеты артиллерийское начальство распорядилось закрыть! Закрывался самый быстрый путь СССР в космос.

В марте 1950 года, во время очередной научно-технической конференции, Тихонравов сделал еще один доклад о том, что уже сейчас можно запустить в космос искусственный спутник Земли с помощью многоступенчатой ракеты (Тихонравов называл ее «пакетом»). Кроме того, говорил исследователь, дальность боя многоступенчатых баллистических ракет уже сейчас можно сделать неограниченной, причем в самом ближайшем будущем! Зал стал возмущенно шуметь еще в ходе доклада. Но когда Тихонравов завершил выступление, раздались вопли: «А зачем это нужно? Нам что, делать нечего?» «Надо кончать эту канитель! Это же бред!» «Пакет не взлетит! Он опрокинется! Он разрушится!»

Когда зал удалось успокоить, Тихонравов попробовал было рассказать о тех возможностях, что дадут стране спутники, заговорил даже о полете человека в космос. И снова раздался хор возмущенных голосов. Самое ужасное, что представитель госкомиссии, проверявшей работу НИИ-4, П. Чечулин, взяв слово, обозвал проект с запуском спутника «фантастикой и никому не нужной затеей». И что не надо тратить времени не только на такие исследования, но даже и на их обсуждение. И вообще НИИ-4 вместо того, чтобы «решать насущные задачи ракетной техники, ведет исследования надуманных, неактуальных проблем».

И только невероятное упорство Тихонравова, продолжавшего свои работы «подпольно», спасло дело. В 1953 году на сторону Тихонравова стал сам Сергей Королев. (Пример берем из интереснейшей книги В. Хозикова «Ракетные боги Кремля»…)

Подчас эпохальным прорывам в науке и технике мешало элементарное ретроградство чиновников и генералов. Возьмем судьбу талантливейшего американского авиаконструктора Джона Нортропа. С начала 1940-х годов он разрабатывал и строил прекрасные самолеты совершенно непривычного вида – типа «летающее крыло-бесхвостка». Аэродинамически самолеты такой схемы на треть эффективнее машин привычной, крылато-хвостатой, схемы. У таких самолетов ниже лобовое сопротивление, а потому они летают дальше и быстрее машин классической схемы. Однако в 1949 году государственную программу по «летающим крыльям» прикрыли на добрых тридцать лет. И только незадолго до своей кончины Нортроп, увидев чертежи «стелса» – летающего крыла Б-2 «Спирит», заплакал и произнес: «Теперь я знаю, зачем Господь даровал мне последние четверть века жизни…» К слову: в 1980-е КБ имени Туполева создало проект сверхдальнего воздушного корабля-ракетоносца по схеме «летающее крыло». Но СССР погиб, а в «беловежской Расее» этот перспективный проект отвергли.

В ряде случае инновации уничтожаются потому, что просто угрожают чьм-то корыстным интересам. Например, сложившемуся бизнесу на старых технологиях. Джаред Даймонд в своей знаменитой работе «Ружья, микробы и сталь» приводит наиболее наглядные примеры.

Так, нынешняя клавиатура QWERTY, разработанная в 1873 году, чудовищно неэргономична. С 1932 года существует иная раскладка клавиш, позволяющая удвоить скорость набора и сократить мышечные усилия на 95 %. Но и до сих пор новая раскладка не применяется – ибо новация противоречит своекорыстным интересам людей, занятых в производстве и сбыте пишущих машинок и компьютеров.

А почему японцы опередили США в области бытовой электроники на транзисторах? Ведь последние были изобретены и запатентованы в Америке! Опять сказался капитализм: фирма «Сони» купила лицензионные права на транзисторы у компании «Вестерн Электрик» тогда, когда американская индустрия бытовой электроники вовсю клепала ламповые агрегаты и не собиралась конкурировать с собственными изделиями.

А британские города до середины 1920-х годов освещались газовыми фонарями – хотя немцы и американцы давно перешли на электрическое освещение. Причина – в том, что англичане вложили большие капиталы в газовое освещение и ставили законодательные препоны на пути конкурирующих электрических компаний…

Интернет родился также вопреки маститым авторитетам!

А знаете, как появился Интернет? Тоже вопреки позиции заслуженных авторитетов и через ломку эгоистичных бизнес-интересов.

Все началось с работы инженера Поля Барана в США 1960 года. Молодой выходец из Польши, он ужасался тому, что внезапная ядерная атака СССР может вывести из строя узлы централизованной системы связи Соединенных Штатов. И тогда невозможно будет отдать приказ стратегическим силам Америки на ответный удар. Тем более, что телефонные коммуникации в то время были монополизированы всесильной корпорацией “АТ&T” («Америкэн телефон энд телеграф»). Стоило уничтожить ее центральный офис – и Соединенные Штаты лишались телефонной связи. Баран предложил строить связь по принципу нейронной сети головного мозга. Так, чтобы система могла строить тысячи возможных вариантов соединения одной точки с другой, обходя пораженные и уничтоженные участки. При этом сами сигналы инженер предложил делать не аналоговыми, а цифровыми и пакетными. Он смог создать систему шифрования сигналов в виде нулей и единиц, разделив послания на пакеты, в которых содержалась информация о получателе сообщения, его местонахождении и времени пребывания адресата в сети связи. Пакеты должны были автоматически искать нужный путь прохождения от до получателя информации. Отпадала потребность в узловых станциях телефонных коммуникаций, в «прямом проводе». Штаб мог связаться с нужной ракетной или бомбардировочной базой хоть через Канаду, хоть через Гавайи. Мир превращался как бы в один мозг, а связь – в нервную систему. (Абелла А. Солдаты разума. М.: АСТ, 2010. С. 154). Правда, перевод книги – постсоветский, невежественный и ужасный).

П. Баран обратился со своей идеей к всесильной монополии “АТ&T”. Но инженера приняли холодно. Мол, даже если вашу систему и возможно создать, все равно компания этого делать не собирается. Ибо тем самым создается конкуренция ее прежней системе связи.

Правда, Баран все равно победил. На его счастье, в США с 1957 года при Пентагоне работает Агентство передовых разработок (ДАРПА), куда он и пришел. Система, созданная на основе советского опыта, система-прогрессор, ДАРПА начала проект – и к 1969 году запустила сеть АРПАнет. Из которой затем вырос Интернет, изменивший мир и давший в руки США рычаги глобальной гегемонии. И, собственно говоря, из той же идеи выросла и мобильно-сотовая связь.

Но что случилось бы, не будь у США магической структуры (ДАРПА), умеющей действовать поверх капиталистическо-шкурных интересов и делать рисковые вложения в прорывные инновации? Ведь ДАРПА – структура уже некапиталистическая, а планово-проектная, футурологическая. Она не прибыль во главу угла ставит, а прорывность.

Таким образом, и тут инноваторам пришлось ломать сопротивление косной – отнюдь не советской! – системы в «самой свободной» стране мира.

Тирания интернет-толпы

В сущности, ничего не изменилось и сегодня. Более того, сейчас неверие общества в возможность радикальных инноваций только выросло. Неверие из среды «признанных специалистов» проникло и в массы обывателей. Интернет усилил эту тенденцию: сегодня гению-новатору приходится еще хуже, чем век-два назад. Интернет выплескивает на него цунами оскорблений и нападок. Постмодернистские массы стали массами ни во что не верящих кретинов, норовящих втоптать в грязь всякого, кто выделяется из серого фона двуногих животных-потребителей. Это – что на Западе, что в постсоветском гнилом болоте. Вот еще один пример, вычитанный мною в журнале «Популярная механика» за сентябрь 2010 г.

Еще в 1969 году инженер фирмы «Дуглас Эркрафт» Эндрю Бауэр на спор построил повозку с пропеллером, которая, идя по ветру, превышала скорость оного на 20 %.

Уже в наши дни Джон Бортон и Рик Кавальяро (2004 г.) затеяли дискуссию в Паутине: возможно ли это повторить?

«…Скептики, которых было подавляющее большинство, утверждали, что ничто подобное, как и вечный двигатель, невозможно в принципе. Причем в их рядах, помимо дилетантов-всезнаек, было немало профессионалов в области аэродинамики и опытных яхтсменов… Их аргументы выглядели бронебойно – когда гипотетический аппарат, идущий строго по ветру, достигнет скорости самого ветра, он будет неизбежно остановлен встречным ветром. Кроме того, если учесть, что КПД любой механической системы всегда меньше сотни (а на практике редко переваливает за полтинник), то идея выглядит и вовсе несерьезной…» – пишет Владимир Санников (По ветру, быстрее ветра // Популярная механика, сент. 2010).

В 2006 году яхтсмен из Флориды Джек Гудман построил модель трехколесного аппарата с воздушным винтом, передающим энергию ветра на колеса. И достиг с ее помощью скорости больше, чем у попутного ветра. Выложил сцены испытаний в Интернете, и…

«…Помои полились на Гудмана зловонным потоком. Одни неверующие комментаторы обвиняли его в том, что к аппарату была прикреплена тончайшая леска, другие – в том, что дорога шла под уклон, а контрольные приборы были специально подкручены, третьи кричали, что внутри конструкции был установлен моторчик с батарейками…»

Только постройка полноценного буера с водителем, который снова превысил скорость попутного ветра, заткнула пасти толпе обывателей-идиотов.

Обратимся к такой сфере, как математика и информтехнологии. Сегодня, например, фрактальная математика (и, соответственно, фрактальная геометрия) – буквально mainstream, общепринятая наука. Фрактальная математика произвела переворот в IT. А создатель фрактальной математики – Бенуа Мандельброт.

Когда он в 1980-е выступил со своей теорией, «признанные специалисты» и «профессионалы» его сразу же попытались утопить в дерьме. «Сначала фракталы сделали Бенуа М. парией в математическом истеблишменте. Французские математики были в ужасе. Что? Картинки? Мон дью! Это все равно что показывать порнофильм собранию набожных православных бабушек в моем родном Амиуне. Поэтому Мандельброт некоторое время оставался интеллектуальным изгоем, работая в исследовательском центре «Ай-Би-Эм» на севере штата Нью-Йорк. Это было типичное “в ж… деньги!”, так как айбиэмовское жалованье позволяло ему заниматься, чем хочется.

Но масса людей (прежде всего компьютерщиков) сразу схватила суть», – вспоминает друг математика, финансист-философ Нассим Талеб в книге «Черный лебедь» (2007 г.). Мандельброту повезло: он создал свою инновацию в мире бурного развития компьютерных систем и потому смог довольно быстро посрамить «признанных специалистов» в математике. А вот в 1970-е Мандельброта могли и забить копытами.

Да, и в мире компьютерных наук новаторам тоже приходится прошибать путь сквозь плотный строй ослов и подонков – все тех же обывателей и «признанных светил». Добавим в нашу копилку историю Дугласа Энгельбарта, изобретателя интерактивных технологий – графического пользовательского интерфейса, мыши, гипертекста, текстового редактора, групповых онлайн-конференций. В 1950-е годы Энгельбарт безуспешно пытался убедить инженеров-компьютерщиков, библиотекарей и представителей государственных организаций в том, что ЭВМ можно использовать для того, чтобы помогать людям думать, выполнять научные вычисления и вести обработку коммерческой информации. Но ни один человек, ни одна организация тогда не рассматривали электронно-вычислительные машины именно с такой точки зрения! Энгельбарту пришлось попереть против большинства – и создать концепцию интерактивных технологий, которые действительно расширили возможности человеческого интеллекта. И только после этого разработчики техники, программисты и создатели пользовательского интерфейса сумели породить и первые персональные компьютеры, и первые их сети. (Бронкман Дж. Во что мы верим, но не можем доказать. Интеллектуалы XXI века о современной науке. М.: Альпина нон фикшн, 2011. С. 311).

Позорище в «храме чистой науки»

Не хотите ли образчик из жизни гляциологии, науке о льде? Сегодня существование озер под белым панцирем Антарктиды – факт общеизвестный. Но мало кто знает, что эти озера «на кончике пера» открыл русско-советский ученый Игорь Зотиков. Его книгой «460 дней в четвертой советской антарктической экспедиции» (1984) я буквально зачитывался. Зотиков пришел в гляциологию в 1957-м из ракетостроения, где занимался проблемами того, как воздух обтекает головную часть ракеты. Наш исследователь считал, что между этим и тем, как гигантский ледник стекает с материка Антарктиды, в принципе нет разницы. Именно Игорь Зотиков в 1960-м опубликовал статью, где доказывал: под льдами Белого континента в силу теплоизоляции самого льда и потока тепла, идущего из недр Земли, непременно должны быть незамерзающие резервуары-озера.

Что тут началось! Зотикова пробовали затравить. В мае 1968 года диссертацию ученого должны были провалить: оппонентом его выступал гляциолог с мировым именем, профессор П. А. Шумский. Как пишет журнал «Популярная механика», маститый авторитет заготовил разгромную рецензию на тридцати страницах, где вполне научно доказывал полную несостоятельность Зотикова. Мол, не может быть озер подо льдом! Но в тот момент стало известным: американцы на антарктической станции «Бэрд» при бурении наткнулись на озеро на двухкилометровой глубине. Зотиков успел получить телеграмму и посрамить Шумского.

Ему тоже повезло. А если бы американцы в тот день не наткнулись бы на подледный водоем? Зотикова бы публично высекли, опозорили – и потом попробуй он докажи, что был прав. Наука, знаете ли, не место для мягкотелых. Здесь «разборки» и защита захваченных областей идут жестко и без сантиментов!

Вы думаете, в современной физике обстановка лучше? Вот уже более полувека господствующие позиции в теоретической физике занимают адепты Эйнштейна, релятивисты и приверженцы теории относительности. В попытке объяснить все (создать единую теорию полей) они выдвинули сначала теорию струн, потом – суперструн. Излагать их я не стану: о них можно прочитать и в литературе, и в Интернете. В свое время я чуть не тронулся разумом перед этими картинами множества измерений, множества миров и частиц, которые не совсем частицы, но некие туннели, которые где-то живут во временных петлях. Смутные сомнения забрезжили в моем мозгу. А не каббала ли это, не бесплодная ли схоластика? Ибо где те великие открытия и научно-технические победы, которые физика обеспечивала в «доэнштейновскую» эру, в первой половине ХХ века. Не произошла ли монополизация физики одной теорией, сторонники коей устроили типа местечкового междусобойчика, забивая копытами всех, кто их может вывести на чистую воду и совершить поистине великие открытия? Может, они пользуются тем, что ни чиновники, ни рядовая публика ни черта не могут понять в этих умопомрачительных теоретических нагромождениях?

Итак, Леон Ледерман, почетный директор Национальной ускорительной лаборатории Ферми, в 1988-м – нобелевский лауреат по физике.

«Мой друг, физик-теоретик, так верил в теорию струн («Она не может быть неправдой!»), что его даже пригласили дать показания в «судебном процессе», где теория струн выступала противником теории петлевой квантовой гравитации. Представитель противной стороны был настроен скептически. «Что дает вам на это право?» – спросил он. «Видите ли, – ответил мой друг, – без всяких сомнений, я лучший физик-теоретик в мире»…

Верить во что-то, зная, что это невозможно доказать (пока), – суть физики. Ребята вроде Эйнштейна, Дирака, Пуанкаре и других восхваляли красоту концепций и по какой-то странной причине считали, что истина не столь важна. Примеров этому так много, что я готов присоединиться к высокомерию моих научных наставников, утверждавших, что Бог (также известный как Господь, он же – Отче), создавая Вселенную, совершил пару-тройку ошибок, сделав выбор в пользу обычной правды, а не головокружительно чудесной математики. Такой грубый недостаток уверенности в способностях Творца всегда оказывался весьма опрометчивым. Поэтому, когда оказалось, что действие глубокоуважаемого и красивого закона зарядово-зеркальной симметрии нарушается слабым взаимодействием весьма экзотичных частиц, боль от утраты простоты и гармонии была значительно смягчена открытием отсутствия симметрии между частицами и античастицами. Эта связь была увлекательна – казалось, что одновременное отражение в зеркале и изменение частиц на античастицы создают новую, еще более красивую и мощную симметрию: СР-симметрию, которая показала нам связь между пространством (отражением в зеркале) и электрическим зарядом. Как глупо было бы потерять веру в фундаментальную красоту природы!

Эта обновленная вера осталась с нами, даже когда выяснилось, что СР-симметрия тоже несовершенна…»

Мария Спиропулу, специалист по экспериментальной физике ЦЕРН (Европейской организации по ядерным исследованиям):

«…Вера и доказательства отчасти исключают друг друга: если мы во что-то верим, то нам не нужны доказательства, а если у нас есть доказательства, то верить не нужно. Я бы отнесла к первой категории твердых приверженцев теории струн, которых на самом деле не волнуют экспериментальные научные данные…»

Филипп Андерсон, лауреат Нобелевской премии по физике 1977 года: «Можно ли сказать, что теория струн бесполезна и ошибочна? Я считаю именно так. Теория струн – интересный раздел математики. Она создает и будет создавать математические данные, полезные в других областях, но кажется мне не более важной, чем другие сферы абстрактных или узкоспециализированных разделов математики, и поэтому не оправдывает тех огромных усилий, которые мы на нее тратим. Моя точка зрения основана на том факте, что теория струн – первая наука, возникшая за сотни лет, которую развивают в манере, свойственной науке добэконовской эры, – без каких-либо адекватных экспериментальных подтверждений. Эта теория утверждает, что природа такова, какой мы хотели бы ее видеть, а не такова, какой мы ее видим на самом деле, и что природа вряд ли мыслит так же, как мы.

Но вот что меня беспокоит: некоторые будущие физики-теоретики говорят мне, что теория струн очень сложна и обширна, и лишь для того, чтобы понять ее основы, нужно заниматься только ею. Это значит, что у ярких, одареннных молодых людей нет возможности исследовать другие теории и для них закрыты альтернативные пути развития научной карьеры…»

Примеры взяты из книги Джона Бронкмана «Во что мы верим, но не можем доказать. Интеллектуалы XXI века о современной науке» (Москва, «Альпина нон фикшн», 2011 г.).

Правда, скандал с эйнштейнианством грянул в сентябре 2011 г. Оказалось, что пала одна из догм релятивистов: догма о том, что скорости выше скорости света быть не может.

В исследовательском центре Европейской организации по ядерным исследованиям (ЦЕРН) получили крайне неожиданные результаты, которые привели физиков в замешательство: похоже, что субатомные частицы могут двигаться со скоростью, превышающей скорость света. Пучок нейтрино, направленный из ЦЕРН в подземную лабораторию Гран-Сассо в Италии на расстояние в 732 км, прибыл на место назначения, как сообщается, на несколько миллиардных долей секунды раньше, чем если бы передвигался со скоростью света. Осторожность ученых, которые не спешат заявить о новом открытии, понятна – если результаты подтвердятся, то целое столетие развития физической науки окажется под вопросом.

Это значит, что почти век «физики»-эйнштейнианцы занимались шарлатанством и подавлением всех инакомыслящих в науке. Директор исследовательской лаборатории ЦЕРНа назвал результаты экспериментов «просто невероятными». По современным представлениям, скорость света является предельной во Вселенной. Вся современная физика – сформулированная в частной теории относительности Альберта Эйнштейна – основана на идее, что ничто не может превысить эту фундаментальную физическую постоянную. Были проведены тысячи экспериментов, чтобы установить точное значение скорости света. Но ни разу ни одна частица не смогла преодолеть этот барьер. Однако Антонио Эредитато и его коллеги обнаружили нейтрино, то есть субатомные частицы, которым, похоже, удалось превысить скорость света.

Как пишет язвительный Юрий Мухин, согласно знаменитой формуле Эйнштейна, если тело, «имеющее массу, разогнать до скорости света, то уже при этой скорости энергия для разгона и масса этого тела должны стать бесконечными. Ну, а если это тело превысит скорость света, то масса и энергия по этой формуле должны превратиться в мнимую (скажу по-латыни) херню. Так вот, в лаборатории CERN нейтрино превысило скорость света, но не стало от этого тяжелее всего мира, и энергия для его разгона не превысила энергию всего мира. Ну и как теперь, после такого открытия «грамотному физику» с такой гениальной формулой Эйнштейна жить? К кому перебегать? К Ацюковскому? Как объяснять людям свою гениальность? Трагедия!

Заметьте, ученые в Швейцарии открыли не закон природы, они открыли, что десятки тысяч юродивых эйнштейновского прихода не только не вправе называться учеными, но и просто умными людьми должны называться осторожно…» (http://forum-msk.org/material/news/7297630.html)

И как же прав оказался советский академик Александр Логунов, давным-давно объявлявший общую теорию относительности Эйнштейна бредом! Еще в 1986 году он утверждал:

«Таким образом, при более глубоком рассмотрении общая теория относительности (ОТО) оказывается несовместной с фундаментальными законами природы – законами сохранения энергии, импульса и момента количества движения… Ни в макро-, ни в микромире пока нет ни одного экспериментального указания, прямо или косвенно ставящего под сомнение справедливость этих законов. Поэтому ОТО как теория, лишенная этих законов, с физической точки зрения не может считаться удовлетворительной… В силу сказанного выше это может означать лишь одно: отказ от ОТО как физической теории».

Таким образом, на свете были и есть вполне состоятельные ученые, еще до сенсационных опытов в ЦЕРНе считавшие: нынешняя теоретическая физика, боготворящая Эйнштейна, зашла в тупик. Она стала малопонятной мистикой, которая бесплодна так же, как споры средневековых схоластов: сколько ангелов поместится на кончике иглы? Сия «физика» (которой занимались десятки тысяч «ученых») деградировала до Средневековья (до эпохи Роджера Бэкона, потребовавшего опытов для доказательства тех или иных научных утверждений). Но при этом весь этот «струнный оркестр», давно поняв свою никчемность, еще сильнее монополизирует физику и не дает появиться в ней тем, кто покажет несостоятельность эйнштейнианцев. Ибо как тогда доказать свое право доить государственные бюджеты?

Именно поэтому новые начетчики-талмудисты и схоласты «именем Эйнштейна» душат альтернативные теории (вроде теории эфира), создавая в свою защиту одну заумь за другой. В своей теории о бесконечном множестве вселенных, каковой они силятся объяснить загадочные явления, эти «струнники» нарушают фундаментальный принцип: «бритву Оккама». Сиречь – не плоди сущностей сверх необходимого. Или ищи сначала простой ответ на загадку, и только потом переходи к более сложным поискам и объяснениям. («Если в вашу дверь вечером постучали, это, конечно же, может быть королева Англии. Но, скорее всего, это у соседа кончились спички»). Может, есть объяснение более простое, чем непрерывное создание все новых и новых Вселенных?

Мы можем только с горечью в душе догадываться, сколько талантов, сколько удивительных открытий и технологий (которые вытекали бы из этих открытий) погубили эти монополисты-эйнштейнианцы за несколько минувших десятилетий! Просто эти трагедии остались безвестными. Понятно и другое: если государство даст возможность развития и альтернативной физики, то может обрести нечто совершенно фантастическое. Главное – чтобы были получены опытные подтверждения. Так мы действительно можем взлететь в небо на гравиплане…

Поэтому, читатель, вы часто можете видеть, как кого-то бьют, рисуя математические модели, выписывая формулы, апеллируя к законам физики и опираясь на мнения академиков Большой Академии. Но это еще ничего не значит! Критерий должен быть один: опыт. Реальный эксперимент. Ибо без него толпа ослов затопчет вас, оперируя «бронебойными» аргументами. Помнится, на фирме, производящей установки для отопления с помощью водной кавитации, мне рассказывали: они показали установку академику РАН. А он заявил: «Вы, дескать, спрятали в ней электроподогрев воды….»

Аргументы «ученых» чаще всего недалеко уходят от обывательских. По критериям печальной известной Комиссии по борьбе с лженаукой при РАН все знаменитые первооткрыватели-ученые прошлого попали бы как раз в шарлатаны и лжеучение. Почему? Да ведь у них нет ссылок на работы предшественников.

Золотой запас нации

Посему, читатель, когда ты сегодня слышишь хор голосов, утверждающих: «Имярек – безумец, а его изобретение – это бред, который не будет работать!», вспоминай, пожалуйста, все описанные здесь примеры.

Автор сих строк не удивляется, когда его книги объявляются бредовыми. Я и впредь буду рассказывать о носителях магических технологий и их проектах, невзирая на все вопли. И отрицательные мнения «авторитетов» и «специалистов» для меня останутся лишь словами. Критерием истины для Калашникова будет одно: практика! Успешное или неуспешное действие реальных машин и установок, реальных устройств. Причем созданных не в подвале, «на коленке» и не на скудные гроши самих изобретателей, а полноценных установок, строительство коих профинансировано либо государством, либо крупными корпорациями. А противоречит ли это официальным научным теориям или нет – меня совершенно не волнует.

В этих условиях 90 % опытных установок могут действительно оказаться «туфтой». Но оставшиеся 10 % своим успехом в сто раз окупят все затраты и приведут к эпохальным прорывам, к Русской победе!

Таким образом, СССР для победы над Западом и Антицивилизацией должен был сделать ставку на «безумных гениев». Они становились его золотым запасом. Нужно создавать «промышленность высоких психотехнологий» по производству «безумцев». И нынешней РФ, если она хочет вырваться из лап смерти, придется делать ставку на то же самое.

Ключ к фантастическим прорывам в технологиях кроется прежде всего в воспитании и подготовке Сверхчеловека. Об этом говорил умерший в 1974 году великий советский инноватор и авиаконструктор Роберт Людвигович Бартини. Его биограф Игорь Чутко в 1989 году писал:

«Бартини (1897–1974) предположил, что гораздо проще будет построить для начала не модель развития науки и техники, а модель человека, способного развивать науку и технику.

Они, талантливые люди, изменяются гораздо медленнее, чем машины, приборы и сооружения, если вообще меняются. Техника ХХ века неизмеримо сложнее, несравнима с техникой XIX века, но Эдисон, Королев, Тесла, – да и Кулибин, да и Ломоносов, – явления одного порядка. И если какой-нибудь еще неведомый старатель-одиночка, впервые постучавшийся в двери ВНИИ государственной патентной экспертизы, “проходит” по такой обобщенной модели, скажем, по набору соответствующих тестов, – передавать его заявку наиболее квалифицированным экспертам на рассмотрение вне очереди».

Ольга и Сергей Бузиновские в книге «Тайна Воланда» продолжают умозаключения.

«Мысль Бартини ясна: в массе людей есть индивиды, представляющие особый интерес – “непонятые гении”. Выявлять их следует с помощью специальных тестов. И вот что любопытно: всего через год после московского конгресса историков науки И. Чутко напечатал статью о “невидимом самолете” и о его конструкторе Дунаеве. “Дунаев – это Бартини”, – признался Игорь Эммануилович. Может быть, барон вел собственный поиск, и настоящей целью статьи было массовое тестирование читателей?

“Считается, что много самолетов – лучше, чем мало, – рассуждал Бартини. – А много бомб с ипритом, люизитом или чем похуже? И вообще – как определить уровень развития цивилизации? По выплавке стали и добыче угля? По количеству пар обуви на душу населения? Завирально! То же самое, что оценивать греческие полисы по числу выкованных медных ошейников для рабов.

Кстати: тонкий железный ошейник был предметом гордости у афинских рабов – все равно, что здесь орден. Но есть универсальный критерий – скорость реализации желания. Сколько времени мне надо, чтобы… ну, скажем, получить огонь? Достать зажигалку, снять крышку, покрутить колесико… А в пещере? Часа три-четыре…

Наверное, каждый из вас задумывался над вопросом: что было бы, если бы?.. Если бы египтяне придумали воздушный шар? Если бы лет на сто раньше изобрели телескоп? Если бы Наполеон не отверг с порога проект парохода Фултона? И нельзя ли сократить сроки реализации сегодняшних и будущих изобретений? Я сделал выборку важнейших изобретений за последние три столетия и вычертил график: ось абсцисс – годы, ось ординат – срок реализации… Разброс точек дает среднюю линию, – это говорит о том, что сроки реализации идей сокращаются, повинуясь некой закономерности. Если эта пикирующая кривая коснется оси абсцисс, исчезнет разница между желаемым и действительным”.

“Закон ибиса” – так назвал Бартини найденную закономерность. Кривая, похожая на клюв этой птицы, зеркально повторяется на графиках прироста населения Земли, потребления воды на одного человека, выработки электроэнергии и так далее… Все ускоряется: по историческим меркам в одночасье возникают и рушатся огромные державы, новые социальные и технологические идеи с невероятной быстротой охватывают целые континенты, народными массами овладевает страсть к перемене мест. Но именно об этом предупреждал Нострадамус: “События в будущем происходят с нарастающей быстротой”. Ускорение… времени?»

Но отметим: Бартини ушел из нашего мира в 1974-м и выводы его относятся к ревущим 1960-м годам. Он не увидел торможения развития в нынешнем гнилом капитализме.

Если нет ни дерзания, ни ума: исследование Артура Кларка

Итак, свидетельствует уж ныне покойный сэр Артур Кларк. Он говорит с нами через свою книгу «Черты будущего» (1962), изданную в СССР в 1966 году. Посмотрим, какие памятники глупости и косности «признанных специалистов» приводит сей знаменитейший футуролог, философ и писатель-фантаст. Ибо он доказывает: многие из маститых авторитетов чаще всего либо не могут осмыслить того, что уже создано и открыто, либо им не хватает интеллектуальной смелости сделать верные выводы.

«Я вовсе не собираюсь утверждать, что среди читателей научной фантастики найдется более одного процента людей, способных стать пророками, заслуживающими доверия. Но я действительно считаю, что среди таких пророков почти 100 % окажутся либо читателями научной фантастики, либо писателями-фантастами», – писал Кларк в 1962 году. Да, время было иным: тогда правила бал именно научная фантастика, «будущее как будущее», а не неосредневоковая фэнтэзи с ее магией, феодалами и драконами. Или «будущее как прошлое», по меткому выражению Андрея Фурсова. Но даже в те технократические годы маститые специалисты считали фантастику чем-то завиральным. И – раз за разом посрамлялись. А фантасты раз за разом оказывались правы.

Как с улыбкой пишет Кларк, знай его современники тогда, в 1930-е годы, что создание космических кораблей потребует миллиардов долларов, то были бы чрезвычайно обескуражены. Ибо в те годы никто не поверил бы в то, что можно располагать подобными суммами. В своем обзоре книги Германа Оберта «Ракеты для межпланетного пространства» солидный научный журнал «Нейчур» («Природа», Nature) в 1924 году весьма бойко нес чушь: «В наши дни беспрецедентных достижений вряд ли кто осмелится отрицать, что честолюбивый замысел Оберта можно осуществить до того, как угаснет жизнь человечества…» А ведь на деле, пишет Кларк, замысел выхода на ракетах в космос был осуществлен задолго до смерти человечества и еще до того, как угасла жизнь самого профессора Оберта.

Пророки, считает наш мертвый свидетель, могут ошибаться, если им изменяет способность к дерзанию. С поразительным однообразием многие вполне осведомленные в науках люди провозглашали всякие законы насчет того, что технически осуществимо, а что – неосуществимо. При этом они ошибались самым жестоким образом. Причем ошибки «признанных специалистов» подчас обнаруживались едва ли не раньше, чем успевали высохнуть чернила на их творениях. Почему это происходило (и происходит)? В силу двух факторов: утраты способности к дерзанию и утраты способности к воображению. Как считает сэр Артур, чаще всего теряется именно дерзание, интеллектуальная и волевая смелость. Именно это и происходит тогда, когда горе-пророк, даже имея в своем распоряжении все необходимые научные факты, не может увидеть того, что они неотвратимо влекут за собою определенные выводы. Некоторые из таких провалов смехотворны до невероятности.

Изучая историю изобретений, каждый раз натыкаешься на фразу: «Это неосуществимо!». Причем, отмечает наш уважаемый эксперт, признанные профи произносят эти слова с неоправданной яростью.

В 1878 году знаменитый Томас Альва Эдисон (грозная фигура с фонографом и угольным микрофоном в своем активе) объявил, что работает над электрической лампой накаливания, и акции газовых компаний стали катастрофически падать на бирже (тогда газовые горелки использовались для освещения жилья). Британский парламент в те дни учредил комиссию по изучению сего вопроса. На заседаниях оного выдающиеся специалисты Британии доложили, что идеи Эдисона приемлемы для американцев, но «не заслуживают внимания людей науки или практики». А сэр Уильям Прис, главный инженер почтового управления Англии, категорически заявил, что распределение электрической энергии для освещения – это глупейшая выдумка. Как видите, к позорному столбу пригвоздили не какой-нибудь вечный двигатель, а маленькую, скромную и свершено реальную с научной точки зрения лампочку накаливания.

Но и сам Эдисон, хотя и оказался прозорливым по части электрического освещения, показал себя столь же близоруким, как и Прис, когда речь зашла о применении переменного тока.

Как напоминает автор, в начале ХХ века хор ученых пел песни о том, что невозможны полеты аппаратов тяжелее воздуха, что всякая попытка построить самолет-аэроплан – попросту глупая затея. Снова вспомним «высокомудрое» мнение астронома Саймона Ньюкомба. Он писал:

«Автору представляется доказанным, насколько это возможно для любого физического явления, что никакие вероятные сочетания известных веществ известных машин и известных форм энергии не могут быть воплощены в аппарате, практически пригодном для длительного полета человека в воздухе…»

При этом Ньюкомб выказал достаточную широту взглядов. Он признал, что полет человека на аппарате тяжелее воздуха может сделать какое-нибудь новое научное открытие, к примеру – нейтрализация силы тяжести. То бишь антигравитация. То есть в недостатке воображения Ньюкомба обвинить нельзя. Но в жизни получилось так, что первый самолет братьев Райт полетел в 1903-м – без всякой антигравитации, на сочетании тех материалов и технологий, что существовали в тот самый момент, когда Ньюкомб делал свое безапелляционное утверждение. Антигравитации не открыто и по сию пору, а мы при этом летаем вовсю.

Как считает Артур Кларк, Ньюкомб распоряжался законами аэродинамики без должного понимания этой науки. Маститый авторитет писал свою статью в тот самый момент, когда Райты в своей велосипедной мастерской, не имея под рукой антиграва, попросту приставили крылья планера к бензиновому мотору с пропеллером. Удивительно, но Ньюкомб нес свой бред уже тогда, когда прошли успешные полеты аппаратов тяжелее воздуха, пускай еще и безмоторных – планеров Отто Лилиенталя и Октава Шанюта.

Когда Ньюкомб узнал об успехе братьев Райт, то, опешив всего на мгновение, тотчас заявил, что аэропланы не имеют никакого практического применения. Мол, они не смогут поднять в воздух никого, кроме самого пилота. Ни единого пассажира не увезут.

А вот цитата другого астронома – Уильяма Пикеринга, его высказывание, сделанное через несколько лет после того, как начали летать первые аэропланы.

«Воображение народа часто рисует гигантские летающие машины, стремительно пересекающие Атлантический океан, несущие множество пассажиров, наподобие современных морских кораблей… Можно без колебаний сказать, что такие идеи совершенно фантастичны; если какой-нибудь аппарат и переберется через океан с одним-двумя пассажирами, затраты на полет будут под силу лишь какому-нибудь капиталисту, из тех, что могут иметь собственные яхты.

Другим распространенным заблуждением надо считать ожидание от самолетов огромных скоростей. Следует помнить, что сопротивление воздуха растет пропорционально квадрату скорости, а затрачиваемая работа – пропорционально кубу… Если при 30 лошадиных силах мы можем нынче достичь скорости в 64 км/час, то для получения скорости в 160 км/час нам потребуется двигатель в 470 лошадиных сил. Совершенно очевидно, что с теми средствами, какие сейчас имеются в нашем распоряжении, авиация неспособна состязаться в скорости ни с паровозами, ни с автомобилями…»

То есть с точки зрения ученого осла Пикеринга аэропланы вечно должны были оставаться неуклюже-громоздкими коробчатыми конструкциями с огромным лобовым сопротивлением. Он и помыслить не мог о том, что могут быть аэропланы-самолеты с зализанными, обтекаемыми фюзеляжами, аэродинамически совершенные и оттого как экономичные, так и скоростные. И насколько более умным и прозорливым показал себя на таком фоне Константин Циолковский, в те же годы создавший проект обтекаемого моноплана! И это не осталось в прошлом: и сейчас некоторые маститые ученые, провозглашая нечто невозмодным технически, попросту страдают тем же идиотизмом, что и давнишний астроном.

Как издевательски отмечает А. Кларк, до своей смерти в 1938 году Пикеринг мог видеть самолеты, развивающие скорость до 640 километров в час и несущие на себе гораздо больше, чем одного-двух пассажиров.

На протяжении 1930—1940-х годов многие ученые неутомимо издевались над пионерами ракетных полетов. Любой человек, имеющий доступ к приличной университетской библиотеке, может обнаружить там январский, 1941 года, номер почтенного «Фисософикал мэгэзин» («Философского журнала»). Что там? Еще один астроном (и почему именно они так часто оказывались глупцами?), на сей раз – канадский, профессор Университета провинции Альберта Дж. У. Кэмпбелл, опубликовал статью «Полет ракеты на Луну». Там он приводит «железные математические расчеты», показывающие, что для вывода на орбиту полезной нагрузки всего в один килограмм взлетный вес ракеты должен достигать нескольких миллионов тонн. В действительности же даже достаточно примитивные ракеты 1950-х годов давали соотношение «одна тонна на полкило полезного груза». Это, конечно, не очень хорошо – но и не столь скверно, как в расчетах Кэмпбелла.

Как же уважаемый астроном мог настолько ошибиться? Оказывается, причина крылась всего в двух посылках, безнадежно оторванных от действительности. Он избрал фантастически расточительную энергетически и скверную траекторию полета ракеты – и при этом задал ей такое малое ускорение, что большая часть горючего тратилась на малых высотах. Это было все равно, что при расчете автомобиля заставлять последний ехать с заторможенными колесами.

Надо сказать, что в СССР люди были куда прозорливей. В 1936 году с благословления Сталина на экраны страны вышел фильм «Космический рейс»: о полете на Луну русской советской ракеты с экипажем. Причем действие фильма указывалось как 1946 год!

А в сорок первом читатели «Философикал мэгэзин», поди, считали, что уважаемый профессор поставил на место полоумных ракетчиков. В то же время к 1941 году уже давным-давно были опубликованы правильные расчеты для ракет, сделанные Циолковским, Обертом и Годдардом. При этом книга Годдарда «Способы достижения предельных высот» к тому времени уже считалась классической. Просто осел Кэмпбелл ее не читал. Потому, когда вы сегодня читаете разгромную статью какого-нибудь «авторитета» по поводу невозможности того или иного изобретения, не спешите ему безоглядно верить. Быть может, «светило» просто не читало современных научных работ и не знает о том, что уже реально сделано. Пусть даже статья «признанного специалиста» и нафарширована безупречными математическими формулами.

Впрочем, остановимся на сочетании глупости и математики особо.

Глупость, усиленная математикой

В своей практике, читатель, Максим Калашников не раз и не два сталкивался с тем, что какого-нибудь изобретателя или научного «еретика» громят какие-нибудь признанные специалисты или борцы с лженаукой, используя при сем безупречную математику. Да и вы, читатель, поди, не раз видели это и в прессе, и в Интернете. Некий академик Заскорузлов-Барановский смешивает с грязью идеи какого-нибудь Зуева, выдавая на гора страницы красивых математических формул. Мол, математика – всему голова, и вот уважаемый специалист с помощью ее вывел шарлатана на чистую воду.

Но и в таком случае не стоит спешить с окончательным выводом. Математика – великая вещь, но и она часто может выступать рука об руку с косностью и глупостью. Пример профессора Кэмпбелла, в 1941-м севшего в лужу с расчетами ракетного полета, буквально вопиет об этом.

«Если Клод и Бушеро, несмотря ни на что, решили провести опыт, стоимость которого значительно превышала миллион долларов, причем деньги они взяли из собственных средств, а не путем распространения акций, то мир специалистов должен воздержаться от проявления слишком сильных сомнений. Потому что способность видеть возможности там, где никто другой не видит пути, отличает имеющего успех изобретателя от всех прочих тех, кто, основываясь на поверхностных расчетах, предсказывает неудачу предприятия», – писала американская газета «Инженер-механик» в сентябре 1930 года (Гюнтер Г. Энергетика будущего (через сто лет). М.: Энергоиздат, 1934. С. 36).

Эти слова можно было бы сделать эпиграфом к целой книге. Вслушаемся: способность видеть возможности там, где никто другой не видит пути, отличает имеющего успех изобретателя от всех прочих тех, кто, основываясь на поверхностных расчетах, предсказывает неудачу предприятия. Давно пора привыкнуть к тому, что рядом с любым новатором-подвижником всегда будет стоять толпа придурков, завистников и бездарей в масках «признанных специалистов», поливающих изобретателя грязью и орущих: «Это невозможно!»

А знаете, что сделали французы Клод и Бушеро в 1920-е? Придумали, как использовать даровую энергию теплых морей, как получать электричество за счет разницы температур на поверхности тропических вод и в их глубине. И, кстати, их идея в новых условиях возрождается ныне – недавно читал о сем в «Популярной механике»

В 1926 году Георг Клод вместе с Полем Бушеро прислали в парижскую Академию наук письмо, где описали свой проект электростанции по производству дарового электричества в тропических морях. Они доказывали: мы можем иметь постоянный приток холодной воды – ведь на глубине в километр даже в южных морях температура воды составляет всего 4–5 градусов Цельсия. Тогда как поверхностный слой воды разогрет от 26 до 30 градусов. Если опустить на тысячу метров вниз трубу с теплоизолирующими стенками, то холодная вода из пучины начнет подниматься вверх по трубе, из-за разницы в плотности останавливаясь в метре от поверхности. Тем самым получается конденсатор с разницей температур в 20–22 градуса.

Зачем? Клод и Бушеро, развивая идеи высказанные в 1881 году тогда еще будущим знаменитым физиком д’Эрсонвалем, придумали оригинальную электростанцию (д’Эрсонаваля в 1880-е за эту идею измордовали тогдашние признанные эксперты, и он ее забросил). Сначала Клод и Бушеро построили ее буквально на столе. Взяли два герметичных стеклянных сосуда, соединив их трубкой. Один, с водой температурой в 28 градусов, поставили на стол, а второй сосуд (со скрытой в нем турбинкой и маленьким генератором) – поставили выше первого, на подставку. Из верхнего сосуда (а значит, и из соединенного с ним нижнего) стали выкачивать воздух вакуумным насосом. В соответствии с законами физики 28-градусная вода в нижнем сосуде закипела при падении давления – и из нее в верхний баллон пошел холодный пар давлением в 0,03 атмосферы. Проходя через трубку в верхний сосуд, холодный пар бил в лопатки турбинки, она крутила мини-генератор – и тот давал ток в лампочку от карманного фонарика. При этом пар в верхнем сосуде, совершив работу, конденсировался на кубиках льда, положенных на дно «машинного сосуда» и игравших роль, собственно, конденсатора.

Клод и Бушеро решили: а не построить ли морскую электростанцию в тропиках, используя для конденсатора приток холодной воды из глубин моря? Их расчеты показывали, что установка будет энергетически выгодной даже за вычетом той энергии, что тратится на создание вакуума в турбинной камере.

Итак, письмо-предложение с подобным проектом поступило во французскую Академию наук в 1926-м. Наверняка этот проект был бы забит копытами «признанных специалистов», если бы не одно обстоятельство: Георг Клод (1870–1960) был известным инженером и изобретателем, да еще и богатым человеком (Клод был автором технологий сжижения газов, неоновых электрических вывесок, человеком крайне антидемократических взглядов). И он предлагал академикам воспроизвести описанный опыт. Как писал Г. Гюнтер (сохраняю орфографию 1934 г.), именно имя Георга Клода «обеспечило краткому докладу повсеместно самое большое внимание; иначе эта идея и на сей раз считалась бы возникнувшей в мозгу фантазера и была бы отложена в сторону. Что Клод – не фантазер, это с давних пор знает мир специалистов. Точно так же было известно, что его принципом было избегать проторенных дорог, для того чтобы идти вперед по неразведанным путям. Это его уже много раз приводило к большим промышленным успехам. Этот факт обеспечивал его словам совсем другой прием, чем теоретику хотя бы самому авторитетному. Несмотря на это, консервативная часть специалистов отнеслась к его идее весьма скептически. Одни критиковали одну деталь, другие – другую. Наконец, некоторые пытались доказывать путем подсчета, что вся затея является нелепостью. На все эти возражения Клод молчал. Он сделал самое умное, что можно было, решив противопоставить критике письменного стола практику, результаты все расширяемых опытов, проводимых при полной гласности…»

Книга наша – не о возобновляемой энергетике, потому не станем углубляться в то, что удалось сделать Клоду, так сказать, в деталях. Отметим только то, что великий изобретатель сначала за свой счет вместе с Полем Бушеро построил 50-киловавттную опытную установку на бельгийском металлургическом заводе Угрей-Мариэй, где использовал воды, охлаждавшие домну (1928). Потом он соорудил опытную станцию океанской термоэнергетической конверсии на Кубе (1930 г.). И все это время признанные специалисты плюс всяческие знатоки продолжали твердить: «Бесполезная затея!» И тоже исписывали кипы страниц математическими формулами, доказывая «бредовость» затеи великого французского изобретателя. Да так, что американская газета «Инженер-механик» выступила в его защиту, напомнив ораве нытиков и критиканов: Клод не ваши деньги тратит, он не ноет, а упорно ищет новое. Причем проверяет это на практике, а не поверхностными бумажными калькуляциями.

К сожалению, Клоду не удалось довести свой замысел до полного осуществления. В те времена еще не хватало нужных технологий и материалов. Он начал строительство большой термальной станции, базирующейся на борту 10-тысячетонного корабля в Бразилии, но шторм разбил его. Создать эру океанской термоэнергетики после Второй мировой помешал поток дешевых и доступных нефти с природным газом. Но Клод, считавший себя учеником д’Эрсонваля, и сегодня известен как основоположник концепции “Ocean Thermal Energy Conversion” (OTEC). Сегодня компания «Локхид-Мартин» строит большую океанскую термоэлектрическую станцию в 10 мВт на Гавайях.

Так что судьба дела Клода говорит нам: если бы не его авторитет изобретателя и личное богатство, его бы в случае с океанской термоэнергетической конверсией просто закидали бы грязью, причем с «неопровержимыми» математическими расчетами. Только практикой толпа придурков может быть капитально заткнута. Но, увы, только частной инициативой в таких делах не обойтись. Здесь должно было участвовать государство – ибо энергетика есть забота об общем благе и путь в грядущее.

Судьба проектов Клода и Бушеро ярко иллюстрирует тезис Артура Кларка о том, что любой научно-технический первопроходец всегда наткнется на толпу агрессивных бездарей, которые примутся яростно атаковать его идеи. Причем эта серость, надевая маски «маститых экспертов», на нутряном уровне ненавидит тех, кто может ходить нетореными дорогами и открывать новое – ибо сами «признанные специалисты» на это неспособны. Мало того, эти людишки еще и забросают пионера кучей математических формул, доказывающих, что его новшество и гроша ломаного не стоит, что оно не сможет работать.

Что говорит по сему поводу Артур Кларк 1962 года? Урок, который следует извлечь из приведенных примеров, настолько важен, что его повторение никогда не будет лишним. К сожалению, непосвященные люди испытывают почти суеверное благоговение перед математикой.

«Они не понимают, что математика – всего лишь инструмент, хотя и обладающий необычайной силой. Уравнения, как бы сложны и внушительны они ни были, не могут привести к открытию истины, если исходные посылки ложны. Можно только поражаться, в какое крайнее заблуждение способны впасть консервативно мыслящие ученые и инженеры, даже обладающие глубокими знаниями, если они приступают к работе с предвзятым мнением о том, что задача, составляющая предмет их исследований, неразрешима. В таких случаях предубежденность ослепляет людей. Даже отлично осведомленные в своей области знаний, они не видят того, что находится буквально перед их глазами. И, что еще более невообразимо, не просто отказываются извлекать какие-либо уроки из накопленного опыта, но упорно продолжают еще и еще повторять одну и ту же ошибку», – читаем на страницах старой книги.

Таким образом, математика – не панацея. Как видите, математически можно обосновать собственную предвзятость, подтвердить несусветную глупость. Нужно только положить в основу математического анализа ложные посылки. Если бы ученые орудовали только с помощью математики, не проводя практических опытов (как раз и дающих истинные посылки для математики), то никаких новых открытий просто не совершалось бы. Неьзя доводить все до абсурда, конечно, нельзя отрицать математические методы, но так же нельзя и душить гениальные откровения математической сеткой.

В нынешние времена «признанные эксперты» все опять сводят к математике. Вот и делайте выводы.

Сделаем еще один вывод помимо сэра Артура. Итак, для движения вперед, для великих прорывов в науке и технике нужно дерзание в дополнение к знаниям. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему самые великие на сегодня прорывы были достигнуты именно в тоталитарную эпоху? И почему сейчас, с торжеством либерального торгашества, их нет. Ведь дерзание ставилось во главу угла у сталинцев, у фашистов и национал-социалистов. «Нам нет преград!» – ревели луженые глотки в сталинском СССР. – «Быстрее, выше, сильнее!», «Триумф воли!» – неслось из Германии. В Италии Муссолини футуристы-поэты молились на мощь и скорость, дерзко проектируя мир грядущего. В практически тоталитарных Соединенных Штатах Рузвельта расцветала самая дерзновенная научно-фантастическая культура. Потому и совершались прорывы. Вопреки бреду о несовместимости тоталитаризма с научно-техническим творчеством. В мире же «свободы и демократии», где воцарился дух примитивной бухгалтерии, где господствует философия «А когда я верну вложенные бабки?» развитие остановилось.

Однако нам стоит продолжить экскурс в труд сэра Кларка.

Нужны еще и воображение, и вера

1935-й год. Основатель английского Общества межпланетных сообщений со смешной по нынешним сексуально-озабоченным временам фамилией П. И. Клитор имел неосторожность написать и опубликовать первую британскую книгу по астронавтике. В его работе «На ракетах через космос» были весьма занимательно описаны опыты, проведенные немецкими и американскими пионерами ракетной техники и приведены проекты гигантских многоступенчатых ракет. По нынешним временам – вещи вполне обыденной. Мы сейчас совсем не можем себе представить космической ракеты без двух-трех, а то и четырех ступеней. Клитор в 1935-м описал, как такие ракеты смогут выносить на орбиты искусственные спутники Земли.

Почтенный научный журнал «Нейчур» в номере от 14 марта 1936 года поместил на эту книгу рецензию, оканчивавшуюся таким выводом: «Необходимо сразу сказать, что весь процесс, теоретически рассмотренный в рецензируемой книге, сопряжен с трудностями столь решающего характера, что мы вынуждены отвергнуть эту идею, как неосуществимую в своей основе, невзирая на настойчивые призывы автора отбросить предубеждения и вспомнить, что полет на аппаратах тяжелее воздуха тоже считали невозможным, пока он не был осуществлен на практике. Подобные аналогии могут быть ошибочными, и мы полагаем, что именно так обстоит дело в данном случае…» Как выяснилось позже, сие написал астроном Ричард ван дер Вулли.

Да, признанным специалистам – хоть кол на голове теши. А ведь всего через девять лет немцы уже будут проектировать двухступенчатую межконтинентальную ракету для удара по Нью-Йорку.

Двадцать лет спустя после той статью в «Nature», в 1956-м, уже после провозглашения президентом Эйзенхауэром американской программы запуска спутника Земли, в Англию прибыл для вступления в свою должность новый королевский астроном. Пресса попросила его высказать мнение о возможности космических полетов. Доктор Ричард ванн дер Вулли… не изменил своему мнению 1936 года.

«Космические полеты, – заявил он презрительно, – это совершенная чепуха…»

Газеты не позволили ему позабыть об этих словах, когда уже в 1957 г. в космос взлетел первый в мире русский, советский спутник. Вулли позор снес молча. А потом вошел в консультативный совет по проблемам исследования космоса при британском правительстве.

Другой пример. Когда изумленный мир в 1944 году узнал о существовании гитлеровской баллистической ракеты Фау-2 с дальностью боя порядка трехсот километров, началось активное обсуждение проблемы межконтинентальных ракет. И не кто-нибудь, а такой интеллектуально смелый ученый, как американский доктор Ванневар Буш (столь помогший созданию ядерного оружия и высказавший идею интернета) решительно пресек всякие разговоры о межконтинентальных ракетах. А ведь В. Буш был тогда генералом, занимавшимся в администрации Рузвельта научными проблемами войны! Буш в докладе сенатской комиссии (это было уже 3 декабря 1945 г., после окончания войны) заявил:

«В последнее время много говорят о ракете с большим углом наклона траектории при пуске и дальностью полета порядка пяти тысяч километров. По моему мнению, создание такой ракеты еще много лет будет неосуществимым. Люди, пишущие об этом и порядком надоевшие мне, имеют в виду ракету с атомным зарядом, которая может быть запущена с одного континента на другой, причем обладая высокой точностью попадания в заданную цель, например – в город. Я убежден, что ни один человек на свете не знает, как технически осуществить подобную вещь, и уверен, что она еще очень долго не будет создана…

Я считаю, что мы можем отбросить всякие помыслы о создании такой ракеты и хотел бы, чтобы американцы перестали о ней думать…»

Думать перестать не удалось, поскольку в СССР Сталин и Берия оказались достаточно прозорливыми для того, чтобы заняться такой «чушью», как ракеты дальнего радиуса действия, причем в рамках такой серьезной структуры, как Спецкомитет при Совете министров СССР. А в 1957 году именно такая межматериковая ракета, созданная командой Сергея Павловича Королева, вынесла в космос советский «Спутник-1», вызвав настоящие шок и трепет в Соединенных Штатах. Ибо Королев доказал, что трехступенчатая Р-7, вопреки мнению Ванневара Буша, может достичь территории США, стартовав из советской России. (Напомним, что Р-7, нынче известная как ракета-носитель «Союз», стала седьмым изделием в рамках ракетного направления Спецкомитета при правительстве СССР. Первая же ракета, Р-1, – это 1946 год. А Спецкомитет до 1953 г. возглавлял Лаврентий Берия.)

Справедливости ради отметим, что еще до того, как Ванневар Буш изрек свою глупость, в мае 1945-го, советник британского премьер-министра Уинстона Черчилля по научным вопросам, лорд Черуэлл, высказал аналогичное мнение в ходе прений в палате лордов. Иного и ожидать было трудно. Ведь Черуэлл прославился своим научным консерватизмом и отличался предвзятостью своих взглядов. Именно он в свое время заявил правительству, что гитлеровская ракета Фау-2 – всего лишь пропагандистская утка. Правда, потом эти «утки» стали падать на Лондон.

Во время прений по вопросам обороны в мае сорок пятого лорд Черуэлл ошеломил своих коллег свои выкладками, в которых заключил, что в межконтинентальной ракете более 90 % ее веса придется на долю топлива. Отчего, мол, полезная нагрузка ракеты дальнего действия окажется ничтожной. Эти расчеты позволили сделать вывод о том, что подобное устройство практически нецелесообразно. До взрыва первых атомных бомб в июле-августе 1945-го оставалось еще несколько недель, атомное оружие пребывало еще под грифом строжайшей тайны, но британские пэры уже в мае 1945-го легко оперировали понятием «атомная бомба». Лорд Черуэлл, конечно, располагал данными о проекте «Манхэттен», отчего и жонглировал термином «атомное оружие» как реальным фактором, приводя в ужас службу безопасности. Черуэлл знал, что масса атомного заряда – 5 тонн. Первые ядерные БЧ были очень громоздкими. Об этом знал и Ванневар Буш, делая свое «антиракетное» заявление в декабре того же года. И Черуэлл, и Буш могли подсчитать, что ракета для доставки пятитонной бомбы на межконтинентальную дальность должна весить никак не менее двухсот тонн. А то и больше. В то время, как немецкая Фау-2 имела всего 14 тонн массы.

Признанные светила и авторитеты, Буш и Черуэлл просто не подумали о том, что ядерные боезаряды скоро станут гораздо легче и компактнее, а ракеты – больше и эффективнее.

Артур Кларк советует извлечь из всего сказанного еще один урок: если нечто теоретически осуществимо – это может быь осуществлено на практике, как бы ни были велики технические трудности. Нужно только очень сильно захотеть. Фраза: «Эта идея фантастична!» – не может служить аргументом против какого-либо замысла. Практически все успешные идеи на протяжении первой половины ХХ столетия поначалу объявлялись фантастичными. А значит, считает Кларк, новые идеи и впредь будут считаться бредом, фантастикой и т. д.

Чтобы предвидеть будущее и не лишиться способности к дерзанию, мало экстраполировать возможное развитие имеющейся техники до ее пределов, мало обладать одной лишь логикой. Нужны, как считает Кларк, еще и воображение, и пламенная вера, способные подчас пренебречь даже самой логикой.

Например, когда Ньюкомб «доказал» полную невозможность постройки самолета (летательного аппарата тяжелее воздуха), все основные положения аэронавтики уже были известны из работ Кейли, Стригфеллоу, Шанюта и других. Ньюкомбу просто не хватило мужества заглянуть в лицо фактам», – считает Артур Кларк. Все основные уравнения и принципы космического полета были сформулированы Циолковским, Годдардом и Обертом, и все же по прошествии многих лет и даже десятилетий многие известные ученые продолжали измываться и потешаться над пионерами космонавтики. Здесь, как убежден сэр Артур, неспособность правильно оценить уже имеющиеся научные факты имела под собой не столько интеллектуальную, сколько моральную основу. У этих «критиков» не оказалось мужества, которое, казалось бы, должны были придать им научные убеждения. Они оказались в не в силах уверовать в истину даже тогда, когда она была буквально начертана перед их глазами на родном математическрм языке. Это своеобразное малодушие, пишет Кларк, нам хорошо знакомое. Ибо все мы такое малодушие иногда проявляем.

Монах против физика

Возьмем ошибку гениального физика Резерфорда, каковой до самой своей кончины в 1932 году насмехался над чудаками, твердящими о возможности использования атомной энергии. Энергии, скрытой в материи. Тем не менее, первая цепная реакция была осуществлена через 10 лет после смерти Резерфорда – на реакторе в Чикаго под руководством Энрико Ферми, в декабре 1942-го. То есть при всей своей прозорливости Резерфорд не смог понять, что можно открыть такой тип реакции, при которой энергия, затраченная на высвобождение энергии из материи, окажется намного меньше той энергии, что высвободится в ходе реакции. Он не понял, что для осуществления такой реакции требуется атомный огонь, аналогичный химическому горению – и расщепление урана такой «огонь» обеспечило. После этого овладение атомной энергией стало неизбежным, хотя, как признает Кларк, без Второй мировой войны и давления военных процесс грозил растянуться этак еще на полвека. То есть, без войны атомную бомбу и ядерный реактор создали б лишь к 1980-м годам.

Пример Резерфорда говорит о том, что лучший прогноз развития науки способны дать иногда совсем не те люди, которые больше других знают об этом предмете и «являются признанными мастерами в своей области». Наоборот, чаще визионеры, писатели и художники оказываются намного лучшими пророками. Подчас талантливые дилетанты видят гораздо больше и дальше. Кларк в 1962-м формулирует «закон Кларка», каковой гласит: «Когда выдающийся, но уже пожилой ученый заявляет, что какая-либо идея осуществима, он почти всегда прав. Когда же он заявляет, что какая-либо идея неосуществима, то он, вероятнее всего, ошибается».

Существуют, конечно, исключения из этого закона, но, как известно любому исследователю, едва переступившему порог колледжа, ученые старше пятидесяти лет годятся только для заседаний научных советов, а от лабораторий их всеми силами надо держать подальше. (Поэтому так страшно постсоветское старение русской науки, поэтому пагубно скажется нынешнее старение ученых в США!)

К сожалению, сокрушается Артур Кларк, избыток воображения встречается гораздо реже, чем его недостаток. На обладателя буйного воображения в нашем мире валятся все беды и неудачи. Быть может, за исключением самых разумных провидцев, которые излагают свои идеи письменно и не стремящихся провести их в жизнь. Хотя Кларк писал это в 1962-м и не знал, что в нынешнем мире Интернета терзать и поливать грязью станут тех, кто дерзнул хотя бы высказать новые идеи. Современный мир нового варварства стал чудовищно враждебен инновациям. Нынешний мир деградантов предпочитает плодить сиквелы и приквеллы, бесконечно комбинируя уже созданное, а не порождать действительно новое.

Но Кларк прав: иной раз монах способен увидеть дальше, чем признанный ученый. В этом смысле непревзойденным гением провидчества остается монах Роджер Бэкон (1214–1292). Ибо он в своих писаниях сумел представить себе оптические приборы, самоходные суда, летательные аппараты. То есть, то, что далеко выходило за пределы существовавшей в XIII веке техники, что намного превосходило даже логически предвидимые устройства той эпохи. Бэкон во времена последних крестовых походов и монгольской экспансии, в реальности вонючих грязных городов и феодальной раздробленности смог предвидеть пароходы, локомотивы/автомобили и самолеты! Он писал:

«Можно сделать такие приборы, с помощью коих самые большие корабли, ведомые всего одним человеком, будут двигаться с большей скоростью, чем суда, полные мореплавателями. Можно построить колесницы, которые будут перемещаться с невероятной быстротой ьез помощи животных. Можно создать летающие машины, в которых человек, спокойно сидя и размышляя над чем угодно, будет бить по воздуху своими искусственными крыльями, наподобие птицы <…>, а также машины, которые позволят человеку ходить по дну морскому…»

Вы представляете себе, как хохотали над монахом Бэконом признанные специалисты того времени? И кем они его обзывали?

А ведь это, как пишет А. Кларк, было полным торжеством воображения над упрямыми фактами XIII века. Все, предсказанное Роджером Бэконом, сбылось, однако в эпоху написания этого пророчества это был «скорее акт веры, нежели логики». Именно поэтому любой долгосрочный прогноз должен носить именно характер веры. Истинное будущее, как утверждал в 1962-м Кларк, не поддается логическому предвидению.

Об умении ходить непроторенными дорогами

Ведь изобретения и устройства современного нам мира могут быть разделены на две отличные друг от друга категории. К первой относятся устройства и машины, работа которых была бы понятной любому великому мыслителю прошлого. А ко второй категории относятся изобретения, которые ввергли бы в смятение даже сааме замечательные умы былых веков. Так, если показать современные дизель, паровую турбину, автомобиль или вертолет Бенджамену Франклину, Галилею или Леонардо да Винчи и Архимеду, все они без особых затруднений поняли бы, как эти машины работают. Леонардо, к тому ж, узнал бы в некоторых из них эскизы из своих альбомов. Конечно, все четверо оказались бы пораженными новыми материалами и мастерством исполнения устройств, которые показались бы им волшебными по своим легкости, прочности и точности, но, пережив первые минуты изумления, они почувствовали бы себя вполне в своей тарелке. Во всяком случае, пока бы не заглянули во детали вспомогательных систем – в электрооборудование, например, в систему управления.

«А теперь предположите, что Франклину, Леонардо, Галилею или Архимеду пришлось бы иметь дело с телевизором или электронно-вычислительной машиной, ядерным реактором, радиолокационной установкой. Совершенно независимо от сложности всех этих устройств все элементы, из которых они состоят, были бы абсолютно непостижимы для любого человека, родившегося раньше ХХ столетия. Каков бы ни был уровень знаний или умственного развития гения прошлого, самый склад мышления не позволял ему уяснить, что такое электронные лучи, транзисторы, расщепление атомов, волноводы и электронно-лучевые трубки. Вся трудность здесь вовсе не в сложности. Труднее всего было бы объяснить принцип действия самых простых современных устройств.

Особенно наглядным примером может служить атомная бомба, во всяком случае, ее первые образцы. В самом деле, что может быть проще, чем стукнуть друг о друга два куска металла. А как бы вы объяснили Архимеду, почему в результате этого произойдут разрушения более опустошительные, чем все войны между троянцами и греками? Представьте себе, что мы пришли к любому ученому, жившему до конца XIX века, и сказали бы ему: “Вот два куска вещества, называемого уран-235. Если держать их отдельно друг от друга, ничего не случится. Но при быстром сближении их высвобождается такое количество энергии, какое можно получить от сжигания десяти тысяч тонн угля”.

Как бы ни был прозорлив этот ваш ученый муж прошлого столетия, каким бы воображением он ни обладал, он все равно ответил бы вам так: “Это что за чепуха? Это не наука, а колдовство. В реальном мире такого произойти не может!”

А году примерно в 1890-м, когда были заложены прочные, как тогда казалось, основы физики и термодинамики, он мог бы объяснить вам, почему именно это – чепуха. Он сказал бы примерно так:

“Энергия не может быть создана из ничего. Она должна получаться из химических реакций, из электрических батарей, от сжатых пружин, сжатого газа, вращающихся маховиков или из какого-нибудь иного, совершено определенного, источника. В данном случае все такие источники исключаются. А если бы они и не исключались, все равно количество энергии, называемое вами, чистейшей воды абсурд. Шутка ли: в миллион раз больше, чем можно получить при самой мощной химической реакции!”» — пишет Артур Кларк.

Таким образом, на уровне понимания конца XIX века – до 1912 года – атомная бомба нарушала все объективные научные законы. Но, тем не менее, она же стала возможной. Несмотря на мнения признанных экспертов и маститых специалистов, черт возьми!

Но, как говорит нам Кларк, речь идет не только о 1890-х годах. Даже тогда, когда существование атомной энергии оказалось полностью признанным в теоретическом плане (то есть, вплоть до 1940 г.), почти все ученые осмеяли бы идею высвобождения этой атомной энергии посредством совмещения двух кусков металла. Те же из них, которые верили верили в то. Что энергия ядра будет когда-нибудь освобождена, уж конечно представляли себе, что это будут делать сложные энергетические устройства вроде «расщепителей атомов» и т. д. и т. п. Если вы прочтете роман Александра Беляева «Волшебное око», то увидите, что в 1920-е годы думали, что атом придется расщеплять с помощью особой электронной «пушки». Тогда никто и понятия не имел о цепной реакции.

Но совершенно неожиданное открытие расщепления урана в 1939 году сделало возможным такие до абсурда простые в принципе (но не по конструкции!) устройства, как атомная бомба и ядерный реактор. Как убежден Кларк, ни один ученый не мог предсказать их создания. А если бы он это и сделал, люди высмеяли бы его. Сама мысль о том, что можно добиваться управляемой ядерной реакции без каких-то особых электрических пушек-расщепителей, казалась бы до 1939 года совершенно дикой. Тогда, напомним, для физиков-ядерщиков строили первые ускорители элементарных частиц – циклотроны.

Кларк приводит таблицу предвиденных и непредвиденных изобретений (естественно, официальной наукой, а не писателями). Вот что было не предвидено вообще: рентгеновские лучи, ядерная энергия, радио и телевидение, электроника, фотография, звукозапись, квантовая механика, транзисторы, лазеры, сверхпроводники, сверхтекучесть, атомные часы, определение состава небесных тел по спектральному анализу, установление возраста археологических находок по так называемому углероду-14, ионосфера, радиационные пояса Земли.

А что предвидели? Автомобили, летательные аппараты, паровые двигатели, подводные лодки, механические корабли, телефоны, роботы, «лучи смерти», трансмутации, искусственные превращения живых существ, искусственную жизнь, бессмертие, невидимость, левитацию, телепортацию, общение с покойниками, зрительное проникновение в прошлое и будущее, телепатию. Как видите, вторая часть предвиденных изобретений так и остается пока лишь мечтой. Общение с покойниками, путешествия во времени, телепортацию и левитацию, кстати, предсказывали вполне серьезно в конце девятнадцатого и в начале двадцатого века.

Замечательная все-таки вышла у Кларка книга! Крайне актуальная сегодня, когда в нашем «инновационном» мире, пораженном тяжким идиотизмом торгашества и «постиндустриализма», по поводу любой новой идеи кричат, что это бред полный и этого быть не может. Мне часто говорят: «Ну зачем ты носишься с Игорем Острецовым и его проектом новых, полностью управляемых атомных станций-ЯРЭС, где к подкритическому реактору присоединен ускоритель на обратной волне? Ведь Острецова разгромили на форуме ХХХ в Интернете! Квалифицированные специалисты!» А мне плевать на них. Я слишком хорошо знаю, как могут ошибаться пресловутые специалисты, сталкиваясь с гениальным прорывом. Острецов, например, по сути возрождает прежнюю модель атомной энергетики, мыслившуюся до 1939 года: когда реакция идет не в цепном режиме, полустихийно и плохо управляемо, а под влиянием аппаратов-расщепителей. Когда реактор не может пойти вразнос, когда его можно отключить моментально, как электрический чайник. Не мнения чаще всего предвзятых спецов, а опыты должны стать критерием истины.

Артур Кларк поднял на щит крайне важную тему: важности новых способов мышления, открытия новых (проверенных практикой, конечно) научных теорий и картин мира. Вспомните его пример с Архимедом, не могущим понять, что такое радиоволны или электроны. Ибо в его научных теориях и картине мира ничего подобного не имелось. Сие лишний раз говорит о том, что никакой монополии на «истинно научные» теории быть не может. И тут монополия смертельно опасна, поскольку мешает по-новому взглянуть на мир и получить совершенно новые знания. А ведь без них невозможно добиться принципиальных прорывов в технике.

Вернемся к набившей оскомину проблеме: монополии эйнштейнианства в физике. Другие-то теории затаптываются, их не хотят проверять. Между тем, застой в физике – налицо. На базе эйнштейнианства создана СМ – Стандартная модель элементарных частиц. Но ее возможности сейчас исчерпаны. Мало того, она едва не рухнула, едва огромный, европейский ускоритель элементарных частиц (БАК, Big Hadron Collyder) так и не обнаружил бозон Хиггса. Потом, оправившись от паники, эйнштейнианцы стали кричать о том, что на самом деле эта частица-переносчик массы нашлась. Вернее, не она сама, а ее слабые следы. И вообще мы сначала не так интерпретировали результаты экспериментов на суперускорителе. Простите, но это мне напоминает скорее лихорадочное спасение лица путем подгонки результатов опыта. Спасение бюджетной кормушки для изжившей себя теории.

А между тем, сейчас существуют альтернативные Стандартной модели теории, исповедуемые отнюдь не городскими сумасшедшими. Вот их и надо проверять экспериментально. Ибо в случае успеха мы можем обрести действительно океан еще неведомых, принципиально новых знаний.

Не уничтожая эйнштейнианцев и официальную науку, мы – если хотим добиться новых прорывов и спасти мир от глубочайшего кризиса – обязаны создать конкуренцию в науке. Да, силой власти! Ибо нынешняя наука, начиная бороться с новыми направлениями научной мысли под видом «борьбы со лженаукой», превращается в тупого монополиста-душителя. Как комиссия РАН по борьбе со лженаукой определяет признаки лженауки? По критерию того, что у представленной на ее суд теории нет предшествующих печатных работ других авторов. Впрочем, лучше всего по сему поводу высказался Сергей Переслегин:

«Напомню, что основными признаками лженаучной публикации являются: (1) отсутствие ссылок на работы предшественников или необязательность таких ссылок, (2) стремление автора решать глобальные проблемы, научные или общественные, (3) склонность к необоснованной генерализации, (4) склонность к сенсационности, (5) отступление от общепринятого стиля научных публикаций, (6) игнорирование фактов, не укладывающихся в рабочую гипотезу автора. Давно подмечено, что публикации А. Эйнштейна по специальной теории относительности и работы Д. Менделеева по Периодическому закону отвечают всем критериям лженауки. Что касается А. Вегенера, автора концепции дрейфа материков, то он был прямо обвинен в шарлатанстве и незнании основ геологии…»

Интересно спросить у сморчков из РАН: если человек делает принципиальное открытие, то где у него могут быть предшественники? Ведь это – неприкрытое насилие: идите только в рамках общепризнанных теорий, шаг влево или вправо – стреляем без предупреждения. А как же важнейшее для творчества умение: умение идти неторными шляхами, видеть возможности там, где их не видит основная масса? Наука нынешних дней, получается, не хочет совершать эпохальных открытий и порождать новые знания! Это придется безжалостно ломать. Естественно, клиника отшивается сразу, а вот работы с интересными экспериментами должны проверяться объективно. Причем именно практически, а не путем переправки бумаг очередным «экспертам»-рецензентам, которые забодают все новое, прикрыв свою предвзятость и внутреннюю неприязнь к новатору горой красивых формул.

Сражаясь с опускающимся на человечество мраком нового варварства, вступая в смертельную схватку с готовым поглотить нас Темновековьем, мы должны сделать это. Ибо иначе не начать великих проектов, могущих стать и волшебными конями, что унесут нас прочь от тьмы, и точками сбора всех уцелевших творцов. Именно эти проекты позволят нам сохранить высокую цивилизацию, дав новую жизнь науке и университетам. И не нужно стесняться даже самых жестких, «тоталитарных» методов. Не нужно скупиться на проверку новых теорий и разработок. В конце концов, нынешняя РФ выбрасывает миллиарды долларов на то, чтобы закупать иностранных футболистов и тренеров, на строительство ненужных стадионов и всякие там олимпиады. Лучше, не обращая внимания на вопли и устремления тупого, пиво-футбольного обывательского быдла, пустить эти деньги в поиск нового знания. Ибо, обретая его, русские получат громадное преимущество в борьбе за будущее и мощное оружие для победы над новым варварством. На этом пути можно потратить деньги на проверку сотен разработок и теорий, причем всего один успех тысячекратно окупит все затраты государства. Вы можете представить себе, что может принести нам открытие нового, сравнимое по масштабу, скажем, с открытием радиоволн? Или звукозаписи? Вы можете себе представить, какое громадное преимущество получит нация, первой создавшая антигравитацию или средства достижения физического бессмертия? А быдло – к ногтю, под власть умных.

Мы должны отдавать себе отчет в том, что нынешняя дегенеративная «цивилизация» торгашей и потребителей, айпэдов и айфонов, сопротивляется настоящим инновациям, эпохальным прорывам в науке и технике. В обществе, катящемся в новое варварство, культивируется мощное умонастроение: «Да все уже изобретено, ничего больше не надо! Деньги – на развлечения, а не на науку!» Инновационное сопротивление нынешней реальности огромно, страдания новаторов в позднем СССР на фоне этого кажутся милым недоразумением. Идет цивилизация сетевых недочеловеков с клиповым сознанием, ничего не читающих тварей, возомнивших себя людьми. Сломать это мракобесие можно только железной рукой Диктатуры развития. Страницы книги Артура Кларка, написанной в 1962-м, уже давно успели пожелтеть. Ибо писалась она в совершенно ином мире, истово верящем в мощь человеческого разума, в человека-великана, в человека-полубога. В том мире люди занимались наукой и техникой, а не бесплодными спекуляциями и не декадентским самоубийством. Значит, в теперешней уродливой реальности выводы сэра Артура верны еще больше.

Развитие новых теорий, новой науки – важнейшая часть этого Нового курса, этой войны с новым варварством. Как, впрочем, и защита новаторов от засилья «признанных специалистов». Как и от нападок тупых СМИ-СМРАД. И от толпы тупых обывателей…

Помни, читатель: везде и всегда новое встречалось сонмищем официальных ученых, признанных авторитетов и обывателей злобой и отрицанием. И если мы это учтем, то сможем правильно построить политику национального возрождения. Ибо оно, друзья мои, возможно только с помощью дерзновенных новаций.

То, что вы прочли – всего лишь ягодки по сравнению с тем, что творится ныне. Все эти примеры – из мира, который еще не успел создать научную инквизицию, каковая есть сегодня. Из мира, где еще не началась ожесточенная борьба двух научных парадигм: уходящей, сугубо материалистической – и приходящей, синтетической.

Вот почему заявляю: гении-новаторы не должны зависеть от каких-то комиссий по лженауке, где «признанные специалисты» выносят им приговоры только на основании представлений, коренящихся в их головах. Или на основании статей в СМИ. Гений-опережающий должен проходить проверку только практикой. Только в рамках новой научной системы, где есть и АПР, и Вторая Академия, и Центр проверки новых открытий и изобретений при старой Академии. И не иначе! Мы не можем позволить себе роскоши терять гениев-«прорывников». Они должны быстро обнаруживаться и работать на благо национального будущего, а не тратить силы и время на то, чтобы пробиться сквозь корку зависти, тупости и эгоизма. Их годы должны уходить на творчество и новые эпохальные прорывы, а не на борьбу с идиотизмом текущей реальности! Для этого и должна быть построена русская Машина открытий. Или, если хотите – наше Анэнербе-2.0. Пример Мастера и ему подобных, уничтожаемых в маразматеющей реальности Постсоветии, просто вопиет об этом.

Скажем даже больше: создав свою Машину открытий, мы сможем притягивать к себе гениев иных стран и народов. Ибо дадим им и признание, и защиту, и возможность осуществить свои изобретения на нашей земле.

И прежде, чем идти дальше, окунемся еще раз в мир и нашей фантазии, и в реалии нынешнего дня. Увы, столь враждебного для свободного научного поиска. Искореженного массой тупости, цинизма и глупых табу…

Много лет тому вперед. Конец «огненной земли»