Я поковырял в ухе. Что он говорит? Почему я не понял половины слов? Будто снова очутился в сиротском доме Воробья, где долго не мог привыкнуть к чудной речи окаянников. Может, в культе тоже своя речь, особая?
На лицах некоторых других юношей проступили недоумение и страх. Они испуганно оглянулись, чтоб проверить, все ли такие же неучи или есть те, кто полностью уразумел слова того холуя. И, судя по всему, кое-кто понял всё, ну, или притворился, что понял.
Первыми к холую направились юноши с мечами. Они громко называли свои имена и рода, города, близ которых расположены их владения, протягивали письма. Их холуй всех пропустил к главному, а вот остальных он заворачивал лихо, всё-то ему не нравилось. И я решился сделать так, как и задумал.
— Кто таков? — лениво спросил он. Даже не потрудился задать все обычные вопросы, будто ждал, когда же можно будет меня выставить.
— Я хочу поговорить с командором культа! — во весь голос прокричал я. — Меня прислал Алый крысолов, чтобы взыскать долг.
— Какой долг? Что ты мелешь? — испуганно вскинулся холуй. — Нет у меня никакого долга перед крысоловами!
Господин в дорогом платье услыхал и посмотрел на нас, от чего холуй заволновался еще больше.
— Пошел вон! Хотел опорочить культ Ревелатио своими бреднями?
— Господин! — взревел я, поднырнул под руку холую и бросился к ногам главного. — Рассудите нас! Мой наставник, Алый крысолов, послал меня сюда, сказал, что культ обещал выполнить любое желание взамен выловленных тут крыс. Обещанных денег ему не заплатили, но дали вот это.
Я вытащил печать из-за пазухи и показал главному… как его называл крысолов? Магистр вроде.
— Магистр, прошу рассудить этот спор!
— Владыка, мальчишка лжет! — побледнел холуй.
— Лжет? Тогда откуда у него наша печать? — холодно посмотрел на него магистр. — Снова чужую плату прибрал к рукам? Сомневаюсь, что долг крысолову был столь велик. И ради десятка серебряных ты отдал печать?
— Моя вина. Каюсь в совершенной глупости! Сейчас же отдам всё до последней медной монеты!
Магистр посмотрел на меня, и от тяжести его взгляда у меня задрожали колени.
— Я… мне не нужны монеты. Я хочу стать новусом! И служить культу до последнего вдоха.
— Печать больше, чем деньги, — помолчав, сказал магистр. — Это обещание. Обещание исполнить желание того, кто ее принесет, если оно не будет сверх меры. Мальчик хочет вступить в культ. Что, брат-командор, скажешь на это?
Холуй, то бишь, командор с ненавистью глянул на меня.
— Это всего лишь нищий мальчишка. Чего стоит его слово против нашего?
— А чего стоит мое слово? Чего стоит слово всего культа? Или печать с нашим гербом? Прими его! Может, так запомнишь, что есть вещи поценнее монет!
Глава 26
В тот день в культ приняли всего шесть человек.
Когда во дворе остались лишь культисты да мы, ворота замка закрылись. Нас отвели в трапезную — длинную комнату, уставленную длинными же столами. Служки споро расставили миски с кашей да чашки с ягодным отваром. Я схватился было за ложку да увидел, что больше угощению никто не рад. Знатные господа воротили нос от такого простого блюда.
— Что это за помои?
— У нас свиней лучше кормят.
Их возмущенные голоса отдавались эхом в пустой зале. Почему-то других новусов сюда не позвали.
Я сидел с поднятой ложкой, не зная, как лучше поступить. Так-то я голоден, с утра не емши, но выделяться меж новеньких не хотелось. Потом я еще раз посмотрел на своих сотоварищей, на себя и начал есть. Я и так выделялся — единственный простолюдин с мешком скарба за спиной. Так чего теперь — не есть, что ли?
И без того презрительные взгляды новичков стали еще презрительнее. Они с самого начала не видели во мне равного.
Хлопнула тяжелая дверь. В трапезную вошел хмурый мужчина лет двадцати пяти, его длинные волосы были заплетены в косу, видать, чтоб не мешались, одет он тоже был просто, как обычный мещанин. Я даже обрадовался, подумал, что в культе есть и другие простолюдины.
Он едва заметно усмехнулся, увидев полные миски.
— Приветствую вас, братья. Зовите меня братом Арносом. Я проведу вас по пути новуса.
— Еще один безродный, — процедил сквозь зубы дворянчик возле меня.
— Видимо, наше скромное угощение не вызвало у вас должного одобрения? Это весьма печально, ибо в течение следующих семи дней вам не будет предложено ничего иного. Позвольте сопроводить вас в кельи, откуда вы сможете выйти лишь по истечении недели. Однако имейте в виду, что по прошествии этого времени вы все станете новусами, — произнес культист с улыбкой, помолчал и добавил: — Либо покинете этот мир.
На удивление благородные остались спокойны. Дурная еда их встревожила гораздо сильнее, чем возможная гибель. Странно. Может, они знают то, чего не знаю я?
— Следуйте за мной.
Мы пошли по узким темным коридорам мимо череды плотно закрытых дверей. Вскоре брат Арнос остановился и махнул рукой на открытые комнаты.
— Выберите себе по келье, — сказал он. — После вы будете в них жить.
Я подождал, пока благородные разойдутся по своим комнатушкам, и вошел последним. Мда, небогато. Маленькое оконце под потолком пропускало не так много света. Я разглядел узкую скамью возле стены, поганое ведро в углу и вырезанный в камне герб культа.
— Наберись терпения. Тяжко лишь в начале, — сказал в спину брат Арнос и захлопнул дверь.
Хорошо, что скарб остался при мне, так что я вытащил одеяло, кружку, свечи, сухари, одежку, разложил, как смог. Получилось уже неплохо! Хоть не так похоже на темницу, где я ждал наказания.
Я полежал на скамье, подремал, потом прошелся по келье взад-вперед, подтащил скамью к оконцу, подтянулся и выглянул: видно было только небо, крыши и стены боковой башни. Когда солнечный свет померк, дверь отворилась, мне передали поднос с миской каши и кувшином ягодного отвара.
— Утром я заберу утварь. Ведро буду выносить по вечерам, — сказал усталый мужчина.
— Не знаешь, зачем нас держат взаперти? — спросил я.
— Мое дело — таскать кашу да ведра. Прочее — не моя забота.
Дверь закрылась.
На следующий день я измаялся от безделья. Ел, сидел, лежал, смотрел, как меняется цвет неба в оконце, наполнял ведро, ходил кругами, спал, пытался расспросить слугу. Может, культисты так проверяли наше терпение? Ну, благородные скорее разозлятся, чем я. Как-то оно бестолково идет. Я думал, что тут нас будут учить бою на мечах, как резать кровавых зверей, как носить доспехи, как ездить верхом. Благородные, понятно, этому обучены, но мне бы оно пригодилось.
На третий день было то же самое. И на четвертый. Я отдохнул так, как никогда в жизни не отдыхал, аж устал отдыхать. Хоть те же ведра с дерьмом таскать — всё веселее было б.
Наконец на восьмой день дверь отворил не слуга, а брат Арнос. Я обрадовался. Неужто мое заключение окончено?
— Сегодня ты станешь новусом или умрешь, — сказал он вместо приветствия. — Проглоти вот это, и завтра тебя выпустят.
Он протянул знакомый красный камушек, я взял, но сразу глотать не стал.
— Брат Арнос, разве для этого не нужны заветные слова? Мне их никто не говорил.
— Глотай! — грубо приказал культист. — Ты же для этого пришел? Так и делай, что велено!
Я пожал плечами и закинул ядро в рот.
Брат Арнос выждал немного и еле слышно прошептал:
— Слова были сказаны всем в первый же день. Прости, командор запретил их тебе говорить.
И ушел. Я услыхал, как с той стороны опустился засов.
Вот оно что! Семь дней были даны не просто так. Наверное, им не только заветные слова сказали, но и еще что-нибудь, к примеру, повторять их с утра до вечера или что-то делать и повторять. А если я помру, магистру доложат, что я попросту отлынивал или недопонял по собственной глупости. Почему брат Арнос слушается командора, а не магистра? Хотя вдруг это повеление магистра? Да не, зачем ему? Проще было выставить меня вон. Зачем кормить лишний рот целых семь дней?
Ведь не пожалели ядра! А оно денег немалых стоит. Хотя тут такой замок! Поди, тут куры денег не клюют.
Не о том думаю! Не о том! Меня ведь убить хотят. Что ж за жизнь такая? То Угорь хотел ядром накормить, то культисты… Если б отчим слова не пересказал, так ведь и погиб бы.
Я ждал той же боли, что и в прошлый раз, даже на скамью прилег, потом вспомнил обмоченные портки, встал, отлил всё до последней капли в ведро, снова лег. Встал, снял штаны, потом подумал, что оно как-то не очень выглядит. Лучше уж надеть портки, но убрать одеяло, чтоб не намочить. Его отстирать будет тяжелее. А вообще культисты сами стирают себе одежку? Вот эти благородные господа! Не, наверное, всё же слуги. Их тут должно быть немало! Если самому все делать, когда ж успеть остальное?
А боль всё не шла и не шла. Лишь когда я уже начал задремывать, меня слегка затрясло, заныли колени, локти, спина, будто я намедни перетрудился, потом бросило в жар, как часто бывает у застуженных. И так оно медленно наползало, что я не сразу вспомнил о словах. На всякий случай проговорил их про себя, потом еще раз и еще… А дальше непонятно: то ли попросту уснул, то ли слова увели в небытие.
Проснулся от резкого стука двери, вскинулся, отбросил промокшее от пота одеяло и увидел удивленное донельзя лицо брата Арноса.
— Ты жи… Как твое здоровье? Ты что, проспал всю ночь?
Вот он оставил меня ночью умирать. Наверное, я должен бы на него разозлиться, но злости не было. Хотелось рассмеяться и закричать: «Что, гады, не ждали? А вот такой я, Лиор! Бессмертный! Меня староста хотел сгубить, бургомистр велел насмерть запороть, Угорь думал калекой сделать, а я до сей поры жив и здоров! И с вашим командором тоже как-нибудь справлюсь!»
— Да, брат Арнос! — кивнул я.
— Чистое прихвати да идем за мной.
Я наскоро собрал одежку, вышел из кельи и увидел за братом Арносом лишь одного из тех, кто пришли со мной. Остальные почему-то не вышли.