Рожа у этого генерала-полковника Леонтьева, про которого никогда отродясь не слыхали в ВДВ, была довольно смуглая, с явными кавказскими чертами лица, хотя он и говорил по-русски чисто, без малейшего акцента, да, только разве нас со Скибой не проведёшь. Сержант, у которого в руках не было никакого оружия и потому он казался этим клоунам совершенно безопасным малым, резко наклонился вперёд, совершил первый кувырок с брони, ещё два по асфальту и в мгновение ока вырос перед генералом, но только наполовину, чтобы зло сказать тому:
— Говно ты вонючее, а не генерал.
Сзади за поясом у Пашки торчало два "Стечкина" с увеличенными обоймами, но он первым делом пустил в ход "НРС-2", стреляющий нож разведчика, о котором он мне ни гу-гу. Вот же хитрый хохол, видно боялся, что я на него позарюсь. Пашуня, дорогой, хотя я и умею работать ножом не хуже Стивена Сигала, а может и получше, ножей всё же не коллекционирую. Раздалось тихое "Пум-м-м" и верхняя часть черепушки фальшивого генерала, подбросив мицуган, взлетела вместе с фонтаном из самых тупых мозгов, которые не у каждого барана сыщешь, и кровищи, а Скиба, мгновенно спрятав нож, толкнул эту тварь, сколотившую целую банду и к тому же захватившую во всеобщей сумятице военно-транспортный самолёт, головой в живот. Уже совершенно безмозглый аферист упал и оторопелые урки, косившие под десантуру, увидели перед собой присевшего чуть ли не на корточки Скибу, сжимающего в каждой руке по Стечкину. Перебросив гранату в правую руку и выдернув чеку, я схватил микрофон и рявкнул в матюгальники изо всей силы:
— Стволы, разгрузки на пол, суки! Одно неверное движение и граната летит назад, а там четыреста тонн бензина. Уклон в вашу сторону, позади вас две бронемашины с "Кордами" наизготовку, а слева от самолёта, сотня моих бойцов. Считаю до пяти и если вы не сдаётесь, то хрен с вами, горите синим пламенем.
Кто-то внутри самолёта громко крикнул:
— Всё, братва, дело у Лимона не выгорело! Спастись от такой жути, чтобы сгореть? Да, ну его к чёрту! Крови на нас нету никакой, самолёт мы в Москву пригнали, так что бросай стволы.
Кричавший находился примерно в третьем ряду. В борт самолёта с лязгом ударил автомат, в другую сторону полетела разгрузка и из толпы, с силой расталкивая всех и к тому же раздавая оплеухи, вышел парень лет тридцати и, закладывая руки за голову, чуть ли не бегом вылетел из самолёта, сразу же повернул налево и ещё громче крикнул:
— Братаны, не стреляйте, я свои семь лет уже отсидел! Всех, на ком кровь была, в нашей зоне охрана порешила, а остальных отпустила и по домам разошлась.
Автоматы и разгрузки моментально полетели во все стороны и лже-десантники, заложив руки за голову, стали по одному быстро выбегать из самолёта и сдаваться моим бойцам. Многие облегчённо смеялись и даже подпрыгивали. Ещё бы, их набилось в самолёт, в центре которого располагалась многоэтажные нары, человек под шестьсот. Последними самолёт покинули дети бывших уголовников и пилоты. Как вскоре выяснилось, сидевшие в той же зоне. Поскольку все уже были без оружия, я приказал не арестовывать их, вожак-то лежал на асфальте с дырой в башке, а вручать им лопаты и гнать на работу. Самолёты всё это время садились один за другим и дорога уже стала помаленьку сдавать, а потому они приземлялись всё дальше и дальше от стояночной площадки. Последними совершили посадку шестьдесят два американских стратегических бомбардировщика "В-1" и "В-2", каждый из которых поднял в воздух не менее полутора сотен человек, в основном это были члены семей пилотов и механиков, готовивших самолёты к перелёту через Атлантику. Самыми последними спустились на землю на парашютах пилоты летающих танкеров, направив свои машины в сторону от Москвы и только после этого совершил посадку самолёт "А-50" — летающий командный пункт. К нему мы выехали не на броневиках, а на нескольких пассажирских газелях. Уже настоящий, а не фальшивый, генерал-лейтенант российских ВВС Прохоров, одетый в лётный замшевый комбинезон, спустился с борта самолёта, взял под козырёк и чётким, отрывистым голосом доложил мне:
— Товарищ военный комендант Москвы, разрешите доложить, летающий командный пункт свою задачу выполнил, все самолёты, которые сегодня поднялись в воздух и имели хоть малейшую возможность долететь до Москвы, доведены до столицы России. — Шумно выдохнув воздух, он добавил — Сынок, мне только десять минут назад доложили, что в Быково, наконец, расчистили полосу. Ты просто не представляешь себе, какое великое дело ты сделал. Сажать аэропланы на брюхо с таким перегрузом, да, ещё после того, как по нам на высоте прошлась ударная волна так, что чуть все заклёпки не повылетали, это верная смерть. Если бы не ты и не такие же отличные ребята в других городах России, Украины и Белоруссии, сегодня погибло бы больше пяти миллионов человек, который уже почти спаслись, но ни один аэропорт не смог принять столько бортов, сколько их приняла твоя полоса. Дай мне обнять и поцеловать тебя, сынок.
Ну, за исключением того, что в папаши генерал Прохоров всё-таки не годился, ему не было и шестидесяти, со всем остальным я был вполне согласен, ну, в смысле с его человеческим и искренним спасибо, но всё же поторопился уточнить:
— Товарищ генерал, я в общем-то ничего особенного не сделал. Я же не один бетон замешивал, чтобы настелить площадку. Ладно, пойдёмте, товарищ генерал, времени уже второй час, пора бы и пообедать. Вы тоже великое дело сделали. Раньше у меня в укрепрайоне было сорок три тысячи человек, а теперь за шестьсот тысяч разом перевалило с вашей помощью, а уж сколько народа до Москвы вплавь добралось, так мы даже не считали. Не зря, наверное, в старину говорили, что Москва Третий Рим, вот все воздушные и водные дороги на ней и сошлись.
Всё было замечательно, кроме одного, к нам в Москву прилетело огромное множество голодных и чуть ли не полуголых людей. Ладно, со шмотьём мы особых проблем не испытывали и к тому же хотя и грязного, но его вполне хватало, оно валялось то тут, то сям и его не отбрасывали брезгливо в сторону, а поднимали из грязи. Очень плохо обстояло дело с едой. По подсчётам наших интендантов, при прежнем количестве едоков нам продовольствия хватило бы лет на пять, а теперь, когда число людей, сидящих на наших складах, уже увеличилось раз в пятнадцать, голова у меня мигом пошла кругом и не только у меня. А ещё нужно было подумать, где их теперь всех разместить на ночлег, увы, но на такое количество народа наш район не был рассчитан и в прежние времена. Однако, когда мы въехали в город, то первое, что я увидел, это вспышки электросварки. Наши строители уже осмотрели все дома и хотя все они представляли из себя ужасное зрелище, ладили металлические лестницы, чтобы по ним можно было подняться на пятый этаж. На четвёртом этаже жить было нельзя, на нём в каждом доме был отлит из бетона в три слоя мощный сейсмопояс-перекрытие, но зато лифты можно будет со временем восстановить, расколупав бетонные пробки, как и вентиляцию. Причём сделать это нужно поскорее.
Ещё меня очень порадовало то, что пищевики уже почти полностью разобрали кита на запчасти и от него остался один только скелет и голова. Исчезла и акула, которую увидела Алёнка, а также была собрана вся рыба, даже самая мелкая и повсюду, куда только не посмотри, её солили, чтобы потом ещё и закоптить, а для этого множество людей собирали каждую щепку. В толпы людей, снующих по улицам не без дела, а занятых конкретной работой, потоками вливались всё новые и новые работники. В сторону же Москвы шли целые колонны. В общем всё было не так уж и плохо если не считать того, что с запада на нас медленно, но верно накатывались грозовые тучи. О том же самом меня предупредил генерал Прохоров и я немедленно сделал штормовое предупреждение, но надо же знать наш народ. Видя, что каждая лужа является солёной, отчего даже собаки и те их брезгливо обходили стороной, люди стали быстро ладить дождевые ловушки и явно ждали дождя, мечтая, чтобы тот был посильнее. Ну, судя по всему на Москву надвигался не просто дождь, а тропический ливень и лично я связывал это с тем, что огромное количество воды пришло в атмосферу вместе с кометой.
Скиба, сидевший за рулём, подвёз нас к одному из убежищ и мы вошли в него вместе с Чаком и генералом Прохоровым. Тот ещё не нашел свою семью, которая долетела до Москвы и благополучно приземлилась. Когда мы вошли в один из четырёхэтажных особняков, я озадаченно клацнул зубами. Ну, Скиба, ну, молодчина! Не мудрствуя лукаво, мой самый лучший друг, оказывается, ещё очень давно подготовил для меня и всего своего семейства шикарную семикомнатную квартиру на втором этаже, а в соседнюю, раз уж так случилось, этот квартирмейстер распорядился вселить семью и друзей Чака Мелвилла. Об этом тому сказала невысокая, чернокожая, симпатичная девчушка, которая назвала этого парня "Дэдди". Увидев Алёнку, Дженни потащила было мою приёмную дочь к себе, но той хотелось посмотреть на свою новую комнату и ей пришлось присоединиться вместе с Чаком к нам. Не знаю, где в этот момент были друзья и родные американца, наверное где-то трудились, тётя Зина, мать Скибы, немедленно усадила нас за стол и я понял, Апокалипсис мы пережили и теперь нужно думать, как нам жить дальше.
Глава 3Дождь очищения
Алёнку и Дженни тётя Зина сразу же увела в детскую комнату, а мы сели за стол перекусить, чтобы снова приняться за работу. У меня от всей той суеты, которая творилась три с половиной часа на Новоминским шоссе, голова пошла кругом. Пододвигая к себе большую тарелку картошки с мясом, в большой кухне-столовой пахло ещё и жареной рыбой, я спросил:
— Товарищ генерал, сколько же всего бортов вы посадили?
— Тысячу двести шесть, не считая своего, — ответил генерал Прохоров, с жадностью набрасываясь на еду и добавил, — только не спрашивай, как мне это удалось. Я и сам этого до сих пор не понимаю, но временами, друг за другом на полосу садилось сразу семь аэропланов, майор. Это просто чудо, что при посадке не произошло ни одной катастрофы и сотворил его ты.