Часть 3Возрождение России
Глава 1Атомная угроза и простой способ её преодоления
В Екатеринбурге я не задержался надолго. Из Москвы пришло срочное сообщение, причём очень неприятное. На Калининской АЭС сложилась чуть ли не критическая ситуация. В чём там было дело, Максимыч не стал мне рассказывать, но сказал, чтобы я срочно вылетал. Ну, что же, срочно, так срочно. Максимыч не станет поднимать панику зря. Мы спешно собрались, выдвинулись в район аэропорта Кольцово, в котором совершило посадку десять бортов из Москвы, сели на первый же самолёт, готовый подняться в воздух немедленно, и вылетели в столицу. Хотя в Екатеринбурге и вообще на Урале все прошло просто замечательно, наши потери были минимальными, настроением моё было совсем ни к чёрту. Критическая ситуация на АЭС это тебе не какой-то там военный путч, который можно подавить силой, это намного хуже. Любая электростанция может рвануть не хуже Чернобыльской и тогда ко всем нашим бедам, которых и так было выше крыши, прибавится ещё и радиоактивное загрязнение и где, в трёх сотнях вёрст от Москвы. От такой новости у кого угодно настроение испортится. Вот потому-то я и сидел в кабине военно-транспортного самолёта "Ил-86" мрачный и угрюмый. Не до веселья мне было и пилоты вместе со Скибой, это понимали, а потому полёт прошел почти в полном молчании.
Из аэропорта, где меня ждал Максимыч, мы сразу же отправились в институт имени Курчатова, где собрались наши специалисты по атомной энергетике. Там меня уже ждали и как только я вошел в зал, где они собрались за большим столом, началось совещание. Вот уже больше месяца на всех атомных электростанциях, которые готовили к удару Волны самым основательным образом, а попросту накрывали мощнейшими железобетонными капонирами их реакторы, шли восстановительные работы, но сил и техники не хватало, а потому люди валились с ног от усталости, но ещё ни одна АЭС так и не была приведена в порядок. В самом начале совещания был сделан короткий обзорный доклад и я понял из него, что на Калининской АЭС реакторы, хотя они и считались безопасными, стали разогреваться, а это грозило крупными неприятностями. А ещё я понял, что самое простое решение, это как можно скорее запустить их, начать эксплуатировать в нормальном режиме, дать в города электроэнергию, а уже потом решать, что с ними делать. В общем у меня возникло смутное подозрение, что атомщики просто решили сгустить краски, но сердиться на них я не стал. Случись в каком-нибудь моём собственном хозяйстве сложная ситуация, я тоже стал бы бить во все колокола. Решить всё можно было только одним единственным образом — отправить в Удомлю большой строительный отряд, да, только вот дело усугублялось тем, что в реакторе что-то там отскочило и в реакторное отделение второго энергоблока выбросило с херову тучу радиоактивной дряни, его нужно было от неё элементарно чистить, а это означало, что кто-то схватит большую дозу радиации и хотя не помрёт, лучше себя чувствовать точно не станет и спасибо никому не скажет.
Решить эту проблему, как всегда, можно было только одним единственным способом, распределить дозу облучения на как можно большее число людей и тогда она будет меньше. Все мужики, собравшиеся в этом зале, а среди них были не одни только люди пожилого возраста, но и молодёжь, собирались отправиться в Удомлю, что бы элементарно вооружиться швабрами, тряпками и вёдрами, чтобы смыть со всего оборудования реакторного зала радиоактивную грязь. По их расчётам если человек не будет находиться там более часа, ничего страшного не произойдёт, но таких человеко-часов требовалось очень много, больше сотни тысяч. В общем нам срочно были нужны добровольцы, согласные хватануть дозу радиации. Посмотрев на атомщиков, я сосредоточенно кивнул головой и сказал:
— Всё понятно, мужики, сейчас я поеду на телевидение, нас смотрят уже несколько областей, и выступлю с обращением, а вы начинайте готовиться к их приёму в Обнинске. Я не думаю, что мы не сможем найти людей, которые захотят разделить эту чашу вместе со мной. В общем я войду в реактор первым.
Какой-то молодой парень вскочил и воскликнул:
— Товарищ президент, вам нельзя туда идти! Разрешите мне отработать за себя и за вас.
Указав пальцем на Скибу, я мрачным голосом проворчал:
— Вот этот парень будет рад отработать там и за меня, и за тебя, но будет лучше, если мы войдём втроём, отработаем положенный нам час, а потом будем выводить из себя стронций старым бериевским способом. Авось он и в этот раз сработает.
Хотя я и не шутил, атомщики громко и облегчённо рассмеялись. Через час двадцать минут я был уже в телестудии и как был одет в свой камуфляж, так в нём и выступил перед народом. Моё выступление было очень коротким, ведь я всего-то и сказал:
— Мужики, те, кому, как и мне, уже за сороковник. На Калининской АЭС сложилась чрезвычайно хреновая ситуация. Там начали разогреваться реакторы и станцию нужно срочно запустить, да, вот беда, из-за того, что во время землетряса лопнула какая-то трубка, реакторное отделение второго энергоблока загажено радиоактивной дрянью. В общем работать там нельзя. Нужно войти внутрь и промыть весь реакторный зал водой где из шланга, где щётками и швабрами, а потом всю эту воду собрать, отвезти куда-нибудь подальше и закопать поглубже. В общем мне нужны добровольцы, которые войдут туда вместе со мной, отработают час, а потом их сменят другие добровольцы. Если работать по часу и быстро шевелиться, то смертельной дозы никто не схватит. Опасный порог наступает где-то на двадцатом часу. Всё, я выезжаю в Удомлю вместе с лейтенантом Скибой, своими ближайшими помощниками и жду вас там. Сбор завтра утром, как доехать до Удомли, надеюсь, знают все.
Больше мне нечего было сказать. Выступив на телевидении, я отправился в Кремль. Там меня попытались было обследовать врачи, но я вежливо сказал им, что не те у меня годы, чтобы они надо мной тряслись. Весь мой штаб также был готов отправиться в Удомлю вместе со мной, но вот как раз на них-то я и натравил не только своих лекарей, но и вызвал для этого подмогу. Поэтому кое-кому было отказано в праве войти вместе со мной в реакторный отсек. По медицинским показаниям. Мы распределили между собой вахты, чтобы было кому вести народ в реакторный зал и продолжили свою обычную работу. Лично я относился к своей завтрашней поездке в Удомлю, как к самому обычному патрулированию. Атомщики ведь уже всё рассчитали и распредели каждый квадратный метр реакторного зала. Им только требовалось для этой работы порядка ста двадцати тысяч человек, готовых войти в него всего лишь на час, сделать там ту работу, которая им поручалась, потом выйти, помыться и принять медицинские препараты, выводящие радиацию из организма.
Больше мы на эту тему не говорили. Когда я вернулся домой, в кремлёвскую квартиру, домашние уже всё знали о том, чем мне предстоит заняться завтра с утра. Пашкин отец тоже готовился к поездке в Удомлю. Он был мужик крепкий, хотя и поработал в своё время ликвидатором в Чернобыле, а потому врачи не нашли ничего, к чему можно было бы придраться. Ну, Удомля не Чернобыль, там пока что ничего страшного не произошло и если помыть реакторный зал и оборудование, находящееся в нём, то в него можно будет спокойно запускать рабочих. Алёнка ничего не знала о причинах моей завтрашней командировки и потому тарахтела без умолку, а я сидел и с радостной улыбкой слушал её рассказы о том, во что они сегодня играли. Вообще-то уже наступил сентябрь и ребёнку было пора идти в школу, но дай Бог, если мы сможем отправить детей учиться в будущем году. Ну, а пока с Алёнкой и другими детьми занималась мать Павла. После ужина мы пошли прогуляться по Кремлю и я рассказывал Алёнушке, как здесь когда-то жили русские цари. После прогулки я прочитал ей несколько сказок и малышка уснула на третьей или четвёртой из-за моего монотонного бубнения. Рейд в Екатеринбург меня здорово вымотал и потому я сразу же рухнул в кровать, чтобы моментально уснуть и вскоре проснуться.
В Удомлю мы отправились на трёх вертолётах "Ми-8", на "Ми-26" туда полетела большая группа учёных и специалистов-атомщиков. Ещё на двух "Ми-26" туда везли специальные антирадиационные комбинезоны с пластиковыми забралами. Когда мы в девять утра прилетели на Калининскую АЭС и совершили посадку невдалеке от главного административного здания, одетого в железобетонную рубашку и облицованного снаружи стальными листами, там перед воротами, ведущими на территорию АЭС, уже собралось тысяч пять мужиков, откликнувшихся на мой призыв. Выйдя из вертолёта, я со Скибой и Чаком сразу же направился туда и очень обрадовался, увидев, что в толпе много иностранцев моего возраста и даже постарше. Правда, меня немного насторожило, что отдельно, не перед главными воротами, где собрались добровольцы, а несколько в стороне, стояла группа мужчин и женщин разного возраста численностью до пятисот человек. Они не выглядели угрожающе, но уже одно только то, что эти люди стояли отдельно от всех остальных добровольцев, насторожило меня. Среди них я заметил совсем молодых юношей и девушек и если мужчины и женщины постарше вели себя сдержанно, то эти резвились и веселились, как и положено всякой нормальной молодёжи, но вот только не здесь и не сейчас.
Как только мы, а с нами не было ни одного человека из моей охраны, подошли к добровольцам, молодёжь тут же перестала играть в мяч и эта толпа, ведомая кряжистым мужиком лет шестидесяти, направилась к нам. Позади этих людей стояло четыре автофургона, водители которых тут же завели двигатели и поехали вслед за толпой. Люди, которые направлялись к нам, улыбались и от них не исходило ровным счётом никакой опасности, которую я мигом бы уловил. Да, это так, армейская привычка, но вместе с тем я отчётливо почувствовал, что от этих мужчин и женщин, юношей и девушек исходит какая-то мощнейшая энергетика и просто непреодолимая сила. Это меня не то что бы насторожило, но очень сильно удивило. Кряжистый мужчина, одетый в разномастный камуфляж, снизу серый, милицейский, сверху армейский, а на ногах такие же разноцветные старые кроссовки разного фасона, подойдя поближе громко крикнул: