А потом на меня навалилась могильная плита — то ли маг, которого я сняла первым, все же оказался жив, то ли у них был еще один.
Меня прижало к земле, и я рычала, и выла, и хрипела, извиваясь всем телом, и бились, бились, не способные ничем помочь крылья моего вдохновения.
И тогда силы оставили меня — все, весь стержень, вокруг которого держалась моя сущность. Я изможденно обмякла, чувствуя, как на меня постепенно накатывают незамеченные в горячке боя ощущения: боль и влага в левом боку, жжение в правой, онемевшей половине лица…
А еще я поняла, что вокруг тихо. Так тихо, будто я все же всех победила, и все враги мертвы. Только кто тогда спутал меня заклинанием?..
И в этой тишине, неестественной и оттого жуткой, раздались чьи то шаги.
— Говорили же тебе — “беги”!
Тяжесть придавившего грудь камня таяла медленно, и я не сразу смогла ее стряхнуть, а потому прежде, чем вскочить на ноги, выставив перед собой Плясунью, я успела услышать еще одно обреченное:
— И почему ты меня никогда не слушаешь?
Он стоял передо мной.
Живой.
Невредимый.
Почти.
На щеке поблескивала свежей кровью царапина.
Я неосознанно нашарила краем глаза тело его коня.
Он лежал все там же, иссеченный едва ли не на куски, в луже крови.
Перевела взгляд обратно на Илиана.
Кончик Плясуньи, направленной на него не дрожал, хотя внутри меня колотило всю.
Как?
Что?...
Как?..
Камень стоял и молча смотрел на меня, даже не на направленную на него сталь, следя за ее движением, а на меня.
— Что ты такое? — сипло выдавила я.
Ощущения вернулись так некстати. Боль отвлекала. От нее к горлу подступала тошнота и кружилась голова.
А неизвестный монстр — а кто еще это может быть? — тянул время.
Судя по тому, что произошло здесь только что, не то чтобы у меня в здоровом состоянии были шансы. Но не хотелось бы жалко умирать, не оказав даже элементарного сопротивления.
— Я не знаю, — медленно произнес он и разжал ладонь, выпуская окровавленный меч — тот с противным чавкающим звуком шлепнулся в грязь. — Я правда не знаю, Танис.
Он сделал шаг вперед. Я стиснула зубы и приготовилась бить.
Как назло тварь не выглядела злобной.
Она смотрела на меня с тоской и даже болью.
Впрочем, для того, кто обвел вокруг пальца целый Орден, задурить мозги одной-единственной идиотке — раз плюнуть.
— Не надо, Танис, — тихо попросил он. — Я не причиню тебе вреда. Ты ранена, тебе нужна помощь. Пожалуйста, опусти меч, и мы поговорим.
Рука от напряжения начала подрагивать. Если бить, то сейчас.
А я все медлила, бездарно упуская мгновения и тратя силы.
В висках громко стучало, и я буквально физически ощущала как подкатывает бессознательная темнота, а все равно не могла принять решения ни в одну сторону, ни в другую.
Ну теперь уже точно поздно.
Плясунья клюнула кончиком в землю. Я сделала пару неверных шагов назад, нащупывая спиной древесный ствол и сползла по нему на землю, держась за раненый бок.
Прикидывавшийся цербером монстр дернулся в мою сторону, и я тут же ощерилась:
— Не подходи.
Он покачал головой, а потом повернулся ко мне спиной и направился к раскиданным по дороге трупам.
Я смотрела, как он методично их проверяет: убеждается живы или нет, обшаривает в поисках чего-то, не находит, переходит к следующему.
Сознание покачивалось. Под холодными пальцами было горячо и мокро. С этим надо что-то делать.
Но что-либо делать не было сил. И я сидела и просто наблюдала, как двигается тот, кого я вдруг решила, что люблю.
Один кажется, оказался жив, потому что я видела, как он накладывает связывающие чары и еще какие-то заклинания. А потом он вернулся ко мне. Уставился прямо в глаза, теперь зло и решительно:
— Ты теряешь кровь. Или ты подпустишь меня к себе сама, или я и тебя свяжу. Мне этого не хотелось бы. Но я не допущу, чтобы ты погибла.
— Предыдущему напарнику ты это тоже говорил?
— Нет, — спокойной отозвалась тварь, проигнорировав словесную пощечину. — Мы умерли одновременно.
Я ничего не понимаю.
Абсолютно.
Я не выдержала и прикрыла глаза — одновременно и давая безмолвное разрешение, и не желая видеть его так близко.
Уверенные руки задрали рубашку.
Солныш… монстр пробормотал себе под нос что-то ругательное. Целительские чары жгли и кололи. Я шипела и бездумно пыталась отстраниться, он одергивал — терпи.
И беспокойно-ворчливые интонации такие знакомые.
Такие родные.
В груди тоже жгло без всякой магии.
— Я обеззаразил рану и остановил кровь. Но тебе все равно нужна помощь нормального целителя, — губ коснулся холодный бок склянки, и я послушно выпила то, что мне давали. И еще.
А когда он закончил колдовать и вливать в меня всевозможнные зелья, заставила себя открыть глаза и потребовать:
— Говори.
Камень изучил мои зрачки, удовлетворенно кивнул.
— Ты знаешь уже почти все то же, что и я. Я не могу умереть. Не то, чтобы я многажды это проверял, но дважды я умирал — и не умер. Я не знаю, как это работает. Но я чувствую удар, испытываю боль, а потом оказываюсь целым и невредимым в паре шагов от места гибели. А еще четыре раза раны, которые должны были оказаться смертельными вдруг превращались в простые царапины. При этом ссадины, ушибы и прочие мелкие неприятности вплоть до переломов заживают как и у всех.
Он выкладывал это скороговоркой, явно торопясь как можно скорее покончить с неприятным делом.
— Но… почему?
— Я не знаю.
— Как это происходит?
— Я не знаю.
— И как давно?
— Сколько я себя помню.
“Он что, родился бессмертным?” — удивилась я про себя и тут же поняла.
Сколько он себя помнит…
И мы возвращаемся к вопросу, ответ на который не нашел никто — как Илиан, виконт Бирнийский, лишился памяти?
Болела голова. В ушах противно звенело — тонкий такой, премерзкий звук на грани слышимости, сосредоточишься на нем и исчезает, а отвлечешься — снова возвращается.
— И в Ордене знают об этой твоей крохотной особенности? — я задала этот вопрос для галочки, уже зная ответ на него. Он же сам беспокоился, что если выяснят, что с ним что-то не так, то его зачистят.
Ха-ха. Успехов в этом начинании!
— Нет. Но именно поэтому я отказывался работать в паре. И я тебя предупреждал.
Ну, конечно! Неведомое чудище — он, а виновата — я!
— Это ты следил за мной?
— Нет, — Камень подумал немного и неуверенно поправился: — Я думаю, что нет. Не знаю. Во всяком случае — осознанно точно нет.
— Что это значит? — я снова разозлилась. Сплошное “не знаю” ужасно раздражало. Врет? Не похоже, что врет. А с другой стороны, уж точно не мне судить. Как я вообще могу теперь думать, что хоть что-то о нем знаю?
— Я говорил. Мне редко снятся сны. Но с твоего приезда в акрополь — гораздо чаще. Мне снилось, как ты трогала себя в первую ночь. Мне снилось, как ты ласкала меня, когда я спал…
Щекам стало отчаянно жарко, особенно той — по которой пришелся магический удар.
— Но я не нападал на тебя возле Закатного леса!
Ага, да. И это возвращает нас к тому, на чем нас грубо прервали.
— Так что по этому поводу сказал аргус?
Илиан потер лоб.
— Прости, я забыл ему сказать. Я не знаю, как так вообще вышло, я только когда ты задала этот вопрос в первый раз понял, что забыл. Хотя твердо намерен был…
— Понятно… — глубокомысленно протянула я.
Я старалась. Но чем дальше, тем сложнее было продолжать воспринимать его чудовищем.
Сначала мне помогал не до конца угасший азарт схватки, шок и вбитые в подкорку рефлексы.
А теперь передо мной по-прежнему был просто Илиан. Камень. Солнышко.
— Танис. Я клянусь, я ни разу не причинил вреда никому из людей, — он обернулся назад и поправился: — Ну… кроме этих.
— По крайней мере, ты этого не помнишь, — оптимистично поправила я его.
Взгляд, который последовал за этими словами мне тоже был прекрасно знаком. Обычно его сопровождала попытка нанести мне легкие телесные повреждения (или окунуть в ванную). И после этого он, кстати, утверждает, что не причиняет вред людям!
В груди снова отчаянно заныло.
Я цербер. Я уничтожаю монстров, а не делю с ними жизнь, постель и сердце.
Илиан поднялся на ноги, он все еще выглядел обеспокоенным.
— Надо ехать. Тебе все еще нужна помощь целителя. Надеюсь в Колосне есть хотя бы ведьма. Идем.
Он протянул мне руку.
Я помедлила, но потом все же вложила в ладонь свои пальцы. Ладонь была теплой, шершавой и надежной.
Солнышко потянул меня на себя, помогая встать, а, когда неверные ноги подкосились, а в глазах от перемены позы потемнело — подхватил на руки, проигнорировав вялый и бессмысленный протест. Он донес меня до чужих лошадей, привязанных неподалеку, помог взобраться в седло, а потом вдруг отошел, чтобы вернуться с тем самым связанным телом на плече.
На мой мутно-озадаченный взгляд Камень коротко поясни:
— Этот жив пока. Надо будет допросить, если доживет до деревни.
Он перекинул бессознательное тело через седло, закрепил там, а потом подошел к моей лошади и вскочил в седло вместе со мной, прицепил повод “вьючной” к луке и отобрал поводья.
И, когда лошадь тронулась, унося нас от места сумасшедшей резни, о причинах которой я подумаю когда-нибудь в другой раз, я позволила себе обмякнуть, откинуться на мужскую грудь и сползти в полубессознательное состояние.
Когда оно сменилось полностью бессознательным — я не заметила. Но пришла в себя я уже в теплой кровати.
Над головой — деревянный потолок, сплошняком увешанный пучками трав. Единственная горящая свеча бросает от них длинные тени. Шерстяное одеяло окутывает коконом, но меня, кажется все равно немного знобит. Я шевельнулась и пальцы выскользнули из золотистой шевелюры, когда та на мое движение вскинулась вместе с ее обладателем.