Пожалуй, теперь у меня не повернулся бы язык называть его отцом.
Передо мной стоял незнакомец, чужак. Желчный старик, амбициозный и безжалостный, для которого имеют значение только его цели и пути их достижения. Только статус и положение. А люди — и не люди вовсе, а всего лишь фигуры на шахматной доске.
Он судорожно дернул плащ, будто тот его душил. Мать за его спиной смотрела на меня с болью во взгляде, но не гневом. Ее мне было жаль, и я пообещал себе, что найду способ вытащить ее отсюда. Она и так слишком многого лишилась в жизни, несмотря на тот самый статус и положение. Ни к чему ей тратить ее остаток на… это.
— Значит, послушай меня. Сейчас ты отправляешься в свой проклятый Орден и сидишь там и не высовываешься, тише воды, ниже травы, пока я попытаюсь хоть как-то уменьшить нанесенный тобой ущерб. И в следующий раз ты вернешься в этот замок тогда, когда я тебе это позволю. И в дальнейшем…
— Не утруждайтесь, — мне надоело его слушать. Мои дела здесь были практически завершены, и растягивать мое пребывание здесь дольше необходимого не было никакого желания. — Я не вернусь в Бирн.
Граф осекся, глядя на меня с непониманием. Я выудил из куртки сложенный пергамент с тяжелыми печатями.
— Отречение от титула, земель и прочих полагающихся мне по праву рождения привилегий, заверенное королевской печатью и вступающее в силу со следующего месяца. Его копия уже передана в архив. Мне больше нечего здесь делать… ваша милость. Впрочем… если вам когда-нибудь понадобятся услуги Церберов, Орден, конечно же, не откажет.
Танис вынырнула из темноты, неизвестно когда в ней пропав, она вела на поводу Коряжку и Гранита.
— Ты… ты… ты…
Граф задыхался.
Я вскочил в седло, и мы направили лошадей к воротам.
— Ты…
Надеюсь, его сердце выдержит.
Впрочем, это уже не мои проблемы.
Дорога привычно ложилась под лошадиные копыта. И рассвет тронул пепельно-розовым румянцем небосвод как раз, когда Бирн окончательно растаял за спиной.
— Ты знаешь, — вдруг проговорила Танис, которая будто только этого и дожидалась, — я рада, что ты отрекся! Серьезно, я бы ни за что не осталась с тобой, будь ты будущим графом.
— Что, родственный прием не понравился? — хмыкнул я.
— Да змеи меня никакие не любят, к этому я привычная, — отмахнулась Коса, мимоходом обласкав почтенное семейство. — Но на перьях я бы разорилась.
Настроение, не то чтобы грустное, но какое-то задумчиво-меланхоличное, поползло вверх.
— Что, и тебе совсем-совсем не жаль, что теперь ты спишь с обычным цербером, а не графским сыном?
— Ха! — хохотнула Танис, запрокинув голову. — Да этих графских сыновьев как грязи. А я, например, единственная девушка в мире, которая спала с божеством!
Она осеклась, призадумалась ненадолго, а потом насмешливо глядя на меня добавила:
— Вернее, единственная, которая спала с божеством и знает об этом!
Танис
Мы въехали в акрополь к ночи. Завели коней в стойла, Илиан направился в нашу комнату, а я задержалась, кивнув ему — иди, я скоро.
И когда он скрылся, потопталась еще немного, погладила Коряжку, набираясь смелости (вот уж чего, казалось бы, всегда было даже с излишком, а сейчас понадобилось!), и решилась.
Аргус не спал, контур двери светился желтым, и на мой стук прозвучало:
— Входи, Танис.
Я зашла. Аргус поднял голову от свитков, глядя на меня ровно и спокойно.
Я так же ровно и спокойно произнесла:
— Он не опасен.
Тишина. Только едва слышно шуршал песок под бесконечно двигающимся шариком в неизвестном артефакте.
Аргус Эстон кивнул.
— Хорошо. На следующем совете ордена я объявлю об этом аргусам и магистрам. Мы рады, что наш брат-цербер чист от подозрений.
Он не произнёс больше ничего, но я отлично понимала, что Великий аргус сдержал обещание: орден поверил мне на слово — но мне и нести за это слово ответственность.
В общем, ничего сложного: я и так не собиралась выпускать Солнышко из рук...
То есть, из виду!
Эпилог
10 лет спустя
К вопросу ответственности за свое слово я отнеслась серьезно (я всегда отношусь к ответственности серьезно, если не удается ее избежать).
Однако последнее время у меня начало складываться впечатление, что кое-кто другой зато свои серьезные обязанности (обязательства!) выполнять не очень-то собирается. Возможно, конечно, этому кому-то требовался намек, но я и намеки…
Поэтому мы пойдем другим путем!
И, вернувшись с дозора, я направилась не к нам, а искать старых друзей-приятелей, которые за годы сколько ни пытались из друзей-приятелей ликвидироваться (нечисти в зубы, монстрам под копыта, что угодно, лишь бы от моей заботы скрыться), так ничего и не вышло...
Пользуясь тем, что парни (да какие там парни? мужики здоровые…) меня пока не заметили, остановилась. И, поддавшись странной ностальгии, разглядывала их, сравнивая нынешних с теми, что приехали в Кремос много лет назад.
Они изменились.
Заматерели. Раздались вширь, кто в плечах, кто в талии, а кто, например, внезапно везде, и Тощим Дема теперь зовут только по старой памяти. Приобрели уверенность и осторожность, а с ними — новые шрамы, рубцы на теле и в душе.
Боги ведают, как парням, а для меня одним из главных шрамов так и осталась смерть Владиса через два года после начала службы... Восемь лет прошло - а все равно ноет.
Аим считает дни до окончания срока, его в Сарде ждет не дождется синеглазая девчушка. Двое других о семье пока не думают, их служба привязала к себе крепко…
Мы все изменились…
Но есть и вечные вещи. А среди них — реакция на мою радостную улыбку.
И я убедилась в этом, сделав шаг вперед и обнаружив себя с тем самым широким, жизнерадостным оскалом, от которого они еще за шесть лет совместного обучения привыкли мгновенно ждать неприятностей.
— Парни! — радостно объявила я, убедившись, что мой настрой заметили и оценили верно. — Я решила, я хочу замуж!
Все четверо дружно сбледнули.
— И я совершенно не намекаю, что если Илиан не сделает мне предложение, то придется отдуваться кому-то из вас — но лучше бы вам подсуетиться и закрыть для меня этот вопрос!
Солнышко заявился ко мне вечером следующего дня возмущенный и взъерошенный.
— Танис, уйми своё дурачье! Они совсем рехнулись! Ты представляешь, они мне заявили, что ты им как сестра, а я тебя на весь акрополь позорю! Десять лет подряд! Но видишь ли они все надеялись до сих пор на мою сознательность, а тут надежда увяла окончательно и бесповоротно!
Я сделала круглые глаза и покачала головой, изо всех сил стараясь не ржать: да ты что, мол! Какой ужас!
— Зажали только что возле тренировочной площадки, втроем! Я не шучу, Танис, вправь им мозги, если аргус узнает, знаешь, что он им сделает? За угрозу оружием брату-церберу? И вообще мне казалось, ты не хочешь замуж!
— Что, девушка не может передумать?!
— Пойдешь?
— Пойду!
Он плюхнулся поперек кровати (вернее, сдвинутых вместе двух) деловито повозился, устраивая голову у меня на коленях поудобнее, и объявил:
— Фух, ну и кокетство у тебя!
Я дернула в ответ золотистую прядку:
— Как умею — так и кокетничаю!
— Танис!..
Я не узнала голос, обернулась и только тогда поняла, что лучше бы узнала и не оборачивалась.
Навару я не видела лет пять. Она отслужила и уехала, кажется, даже вместе с Гемосом, но все годы службы бок о бок я ее не то, чтобы недолюбливала, но недолюбливала. Просто потому что.
А чего она тут ходит напоминанием? Со своими глазищами и грудью?
И нет, я не завидую, но завидую!
И теперь, я совершенно не готова была с ней столкнуться на улицах Сарда по дороге к матушке Илиана.
— Столько лет! Ты ничуть не изменилась!
“Ты тоже, ведьма!” — бубнило подсознание.
— Слушай, а это правда, что ты за Илиана замуж выходишь? Мне Гемос сказал, а он от Аима слышал.
“А твое какое дело?” — могла бы сказать я, но вместо этого настороженно сказала:
— Ну… да.
Так, если она сейчас попробует вцепиться мне в волосы, стукну ее в живот, чтобы согнулась, и проскочу мимо, а если полезет драться всерьез... Додумать я не успела, потому что она, восхищенно присвистнув и блеснув с восторгом глазами, выдала:
- Ну ты и отчаянная! Таки скрутила его! А ведь никто не верил! Так держать, сестренка!
Когда она обняла меня (боги, ну вот зачем вы даете одним людям такой бюст, а другим не даете, это же обидно!), хлопнула по плечу и жизнерадостно ускакала вниз по улице.
По той самой, по которой я вполне всерьез примерялась ее покатать, если вдруг что.
В лавку цветочницы я зашла в состоянии легкой растерянности и пересмотра картины мира.
Ее милость леди Дайона, графиня Бирнская, пожелала раздельного проживания с мужем, как только ребенку леди Аглеа исполнилось три года.
Илеан предлагал забрать ее раньше, но она не хотела бросать внучку.
К трехлетию девочки, Аглеа повторно вышла замуж и увезла ребенка с собой, и леди Дайона сочла на этом свой долг исполненным.
Она оказалась неплохим магом, моя будущая свекровь. Не сильным, но весьма умелым. И вопреки ожиданиям многих, вдали от Бирна и столицы не заскучала и не зачахла, а всерьез отдалась этому своему увлечению, меняя растения и создавая захватывающие дух цветы и дивные композиции сперва для души, а потом...
Когда граф Бирнский узнал, что его жена всерьез увлеклась ремеслом цветочницы, он взбеленился. Птички донесли, что он орал и швырялся стульями: очередной позор на его голову! Вот в кого дурная кровь! Но требовать, чтобы супруга вернулась в замок — почему-то не рискнул.
— Танис, дорогая! Я определилась с цветами, которые мы вплетем тебе в косы, я уверена, тебе понравится!..