Он поклонился сперва направо, затем налево, плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и выдохнул:
– Фух-х-х, обожаю! Ну-с, как тебе?
– Ты это он. Ты колдун? – не разжимая губ, проговорила Маша. – Ты превратишь меня в куклу?
Глава одиннадцатая. Ненужные души
Маша сжалась, ожидая ответа.
– Ты невнимательный зритель, Маша, – к клоуну вернулась грусть, он наклонил лицо к девочке, приблизив левую щёку, на которой виднелся след от нарисованной слезы, – сама же сказала, что у меня глаза разные. Почему дальше не догадалась?
Маша поёрзала в кресле. Она не хотела отвечать, потому что клоун опять водил её за нос. Он затащил их с Платоном в своё логово и сейчас собирался выпить их души.
– Неправильно, – клоун легко определил, о чём думала Маша. – Я тот мальчишка, что привёл к колдуну родную сестру. – Он указал на арену. – Нет-нет, не криви губы! Я тебе не вру. Когда хозяин занял моё тело, душа выпорхнула. Бяк-бяк. – Клоун скрестил руки и пошевелил пальцами. – Я стал как одна из его бабочек. Заманивал детей ему на обед. Но в итоге ждал меня не фонарь, а одна из его игрушек. Та, что я выбрал. Жалкий клоун. Он держал таких, как я, про запас, на голодные годы.
– Он что, до сих пор там, у нас? – испуганно спросила Маша.
– Нет, – усмехнулся клоун. – Он раньше обитал сразу в двух мирах: в вашем и на Перепутье. Но теперь сгинул. Сгинул! – Клоун погрозил кулаком арене и с победным видом закинул ноги на спинку кресла. – Нет его больше!
Лицо клоуна подёргивалось и кривилось, эмоции менялись, он то улыбался, то печалился. Маша не могла разобраться, верить ему или нет.
– Как же он отпустил тебя? – Маша поборола желание задать другой вопрос, но клоун снова прочитал её мысли:
– Я отдал ему сестрёнку. Родители часто ругались, мама поручала её мне. Я думал, сестра виновата и в родительских ссорах, и в том, что я стал… ненужным. Взрослым и надоевшим. Однажды я услышал голос, вкрадчивый, говоривший о том, что меня тревожило, чего я боялся. Он предложил мне избавиться от проблем. Назвал адрес и цену. Не просто так я сказал тебе, Маша, что у всех есть цена. Вот у него, например, очень похожая на мою, – клоун указал на мальчика-зайца в кресле.
Эта игрушка почему-то не исчезла.
– Ни один леденец на палочке не сравнится по вкусу с душой. – Клоун закатил глаза, но спохватился. – И любая боль покажется желанной в сравнении с болью, что мучает после того, как попробовал чью-то душу. Я осознал это, обратившись в клоуна. Вспомнил разом всё человеческое и увидел, каким стал чудовищем. Я сделал так, что новый ученик разбил меня. Кое-какая магия во мне оставалась. Я обернулся призраком и помог убежать девчонке, которую он привёл мне на смену. Надеюсь, он сгнил от голода, мой хозяин! – Клоун вытянул губы, напомнив Маше Вирь-аву, и завыл: – О-о-о-о-о, да-а-а-а!
– Но он не сгинул, – закончила за клоуна Маша. Во время рассказа она поманила к себе затихшего Платона, и теперь малыш сидел у неё на коленях и грыз свой леденец. – Ты всё врешь. Это его цирк, ты ему служишь, и скоро он явится, чтобы напасть на нас.
– Выбрось каку. – Клоун выдернул леденец у мальчика и вручил ему собаку из шарика. – И не смей плакать. Не выношу слёз. Видишь, свою почти получилось свести? – Он постучал пальцем по нарисованной слезе и ответил Маше: – На Перепутье его нет. Давно нет и не будет больше никогда.
– Значит, ты занял его место, – зло произнесла Маша, – устроил балаган, – слово выскочило само собой и отлично подошло. – Вирь-ава мне сказала, что на ярмарке разные ужасы творятся. А вместо ужасов здесь цирк. Ты хотел быть как хозяин, но ты всего-навсего клоун!
– Фу, как некрасиво! – зазвенел всеми колокольчиками клоун. – Но я, так уж и быть, не стану обижаться. Ты имеешь право злиться. Выражать злость и обиду не страшно, куда страшнее их копить, копить и позволить им превратиться в живое существо, способное поглотить тебя.
Маша поёжилась. Клоун почесал свою слезу, оглядел чёрную перчатку и продолжил:
– Ярмарка даёт то, что ты ищешь. Искала бы чудеса, она бы тебе чудеса на стол выложила. Леденцов хотела – на тебе леденцы. О наказе Вирь-авы ничего тут не есть забыла, и о том, что ищешь своего братца-кролика, тоже сразу забыла. А меня обвиняешь. Нехорошо.
– Костика, – Маша покраснела от негодования, клоун потешался над ней. – Не кролика.
– Ну простите. А кролика не теряла, нет? – Клоун прыснул в кулак. – Хочешь его историю узнать? – Чёрный и белый указательные пальцы по дуге нацелились на игрушку в кресле.
Маша вспомнила про Костю, про камень, который что-то примолк, про огонёк, куда-то спрятавшийся. Но в душе оставалось ощущение, что она не вспомнила ещё об одной важной детали. И клоун намекал на её забывчивость.
– Ещё один твой пленник? – предположила она.
– Не согласен, – обиженно зазвенели бубенцы, – я не держу пленников. Они нашли приют в моём цирке. Я не причиняю им зла. Игрушки, что ты видела, – ненужные души. Они приходят потерянные, не помнят своей судьбы, не знают имён, вот как он, например, – клоун взял игрушку, – просят помочь. Ярмарка коллекционирует судьбы, которые давно прожиты и уже неизменны. – Он обвёл свободной рукой зрительный зал, игрушки вернулись на места. – Товар идёт нарасхват. А я как полноправный хозяин предлагаю им другие возможности. Я не обращаю их в тени, не предлагаю яд, не отправляю к Истоку, я дарю им покой и возможность иногда играть лучшую роль в их жизни – самих себя. Но ему, кажется, я помогу по-настоящему, – клоун наконец перестал дурачиться, – потому что ты хотела его найти.
– Я? – удивилась Маша.
Клоун передал ей игрушку, поднёс палец к носу, улыбнулся и указал на арену:
– Вни-и-има-а-ание, зри-и-ители! Только у нас только сейчас единственное представление! «Мальчик-зайчик, или Поиски имени»!
Крепление для марионеток пришло в движение. Машин желудок сделал кульбит и сжался под рёбрами. Появление на арене дымчатой фигуры пугало её.
– Это ведь не твоя магия? – спросила она у клоуна.
– Куда там, – усмехнулся он, – я так и не выучился на колдуна. Здесь, – он перевёл взгляд к куполу, но подразумевал не цирк, а всё Перепутье, – правят две силы. Как и в твоём мире. Свет, – клоун поднял руку в белой перчатке, – и тьма, – помахал рукой в чёрной. – В основном на Перепутье – полутона и оттенки, не отличишь от того, к чему мы привыкли. Но есть места, как, например, на поле, где правит одна из сил. И одна приманивает другую, готовит ловушку. Для того чтобы вернуть гармонию, которую, увы, никак не вернуть.
– И какая же сила правит на поле? – задержала дыхание Маша.
– А сама-то как думаешь? – подмигнул клоун.
В нитях плясал мальчик немного старше Маши. Он обрёл вполне плотные очертания, чтобы разглядеть лохматую чёлку, прикрывающую глаза, искусанные губы и бледную кожу, давно не видевшую солнечного тепла и света.
– О! – запищал Платон. Маша смотрела на арену, пытаясь определить, почему испуганное лицо марионетки ей знакомо.
– Я, кажется, знаю его, – сказала она.
– Леденец вкусный был, – прозвенел колокольчиками клоун, – такой вкусный, ум отъешь. Вместе с памятью. Он, к примеру, забыл, что хорошо, что плохо. Хорошо – помогать добру. Плохо – помогать злу. Хорошо – последовать совету добродушного енота-мимика. Плохо – думать, что ты самый умный. И поумнее найдутся. И похитрее.
На арене появилась фигура клоуна.
– Ты, – удивился Платон, переводя взгляд с клоуна в кресле на клоуна под светом прожекторов.
– Я, – подтвердил клоун, – на рабочем месте, так сказать.
– Чего ты хочешь, милый мальчик? – спросил клоун, кривляясь под креплениями.
– Мне нужно имя, – выпалил мальчик.
– А что за него дашь? – Клоун качнулся к нему и тут же отпрыгнул.
– У меня ничего нет, – расстроился мальчик.
– Тогда и у меня ничего для тебя нет, – сообщили колокольчики на шляпе.
– Но мне очень нужно!
– У нас всё честно. Ты мне, я тебе. Плати и выбирай хоть с десяток имён.
– Мне нужно одно. Енот сказал, вы мне поможете.
Мальчик озирался по сторонам, как будто надеялся, что тут рядом найдётся что-то для обмена.
– Нет-нет, – замахал руками клоун. – Енот сказал, что здесь ты можешь найти то, что тебе нужно. Про помощь речи не было. Я слышу всё, о чём говорят на ярмарке.
– Мне очень нужно помочь Маше Звоновой! – крикнул мальчик в зрительный зал.
– Я знаю его имя!
Они выкрикнули одновременно, Маша и мальчик. Она громко, он жалобно.
– Неужели? – съехидничал клоун. – Выходит, не стоило ему ко мне приходить? И в куклу превращаться не стоило? Ай-яй-яй, какая досада!
– Мне жаль тебя, малыш, – клоун на арене сделал знакомый жест, собрал невидимые слёзы из левого глаза, – ничем помочь не могу. Но могу дать отсрочку, если хочешь. Вдруг найдётся кто-то, кто даст тебе имя бесплатно.
– Да, – тут же подхватил идею мальчик. – Согласен! Всё равно без имени я не смогу ей помочь.
– Ох, как же я люблю наивных дурачков! – обрадовался клоун.
– Я не дурак, – мальчика было едва слышно. – Понимаете, без имени я не смогу скинуть её власть.
– Чью же, скажи на милость? Чья власть сильнее совести человеческой?
Мальчик прошептал ответ. Маша подалась вперёд, но расслышать не смогла.
– Н-да, – протянул клоун, – влип ты, дружок. Что ж… кабы я знал, да разве ж не предотвратил… а раз не знал, то и вины на мне нет.
– Вы поможете?
Вместо ответа клоун подал мальчику руку. Тот коснулся чёрной перчатки, весь вытянулся в струнку, застонал и начал уменьшаться. Вместо него на арену упала игрушка – мальчик в комбинезоне кролика.
– Я точно знаю, кто он, – выпалила Маша, когда марионетки испарились.
– Хм, – клоун делал вид, что сомневался, может ли Маша вообще что-то знать, – в самом деле? Хорошо. У него скучная история, зрители не в восторге. Сомнения да душевные муки.
– Я знаю его имя! – настаивала Маша. – Точнее, – внезапно она скукожилась, втянула шею в плечи, – настоящее имя не знаю, я назвала его по-своему.