— блблбл… — первое слов я не разобрал. — Эдгар Рей, для вас подготовлена полоса Альфа на космодроме Звездного единства. Мы ждем вас.
Ого, какая великая честь для изгоя. Лучшая правительственная полоса для посадки, да еще на космодроме, где принимают только гостей высшего уровня — президентов, премьер-министров, послов.
Я ввел маршрут, переданный с диспетчерской, в бортовой компьютер, открыл жалюзи, темный бархат с золотыми гроздьями звезд перешел в прозрачную бледную синеву, прорвались лучи Апельсека, залили ослепительным жаром панель управления, заскакали зайчиками по полу рубки.
И вот он — космодром Звездного единства, огромное поле, сверху похоже на расчерченную цветными карандашами доску. В окружении клубящейся зелени, словно пушистый ковер, простирающийся до самого горизонта.
Прошла вибрация, мой летун словно передернулся от отвращения, что придется переключить двигатели со звёздных на самые обычные, турбореактивные, превратившись в примитивный, и такой банальный самолёт.
Я перешел на ручное управление, нравилось иногда ощущать себя творцом всех движений летательного аппарата. Отдал штурвал от себя, космолёт не сразу — инерционность осталась прежней, как у космического корабля, но все-таки подчинился, начал снижаться. Сбросил скорость. Лязг открывшихся люков, вышли шасси. И я мягко, почти без перегрузки сел на серую, гладкую полосу.
Откинулся фонарь кабины, с тихим шорохом вышла металлическая лестница, спустился по ней, хотя мог выйти через салон. Но мне как-то привычней покидать летательный аппарат, словно это мой спейсфайтер.
Спрыгнул с предпоследней ступеньки вниз. Меня уже поджидала мрачная процессия. Темные фигуры с неразличимыми лицами, выстроились, словно солдаты на плацу, готовые начать маршировать.
Шаг вперед. Один из возглавляющих этот кортеж вышел ко мне, салютовал военным приветствием.
— Господин полковник! Рады приветствовать вас! С возвращением.
Я в недоумении машинально оглянулся. Какой еще полковник? Я прибыл один, к кому они обращаются с таким почтением?
Темная тень перекрыла свет, заставила сжаться сердце от печальных воспоминаний. Рядом с застывшим космолётом сел большой флаер, на черных блестящих боках растекся рекой жар ослепительного золота. И тут ноги мои примерзли к поверхности ВВП.
Из флаера показалась тучная фигура Мильтона Холта. Того самого, что арестовал моего отца. Пронзила мысль, сорваться с места, ринуться сломя голову в космолёт и убраться, улететь отсюда, как можно скорее. Лишь бы не попасть в лапы этого ублюдка.
Но тут же невероятное изумление заставило расслабиться. Холт расплылся в улыбке, которая скорее напоминала волчий оскал, но в то же время выражала невероятную любезность и дружелюбие.
— Господин полковник, ваш ждет президент, — голос Холта сочился такой холуйской угодливостью, что меня едва не стошнило. — Вам следует переодеться для церемонии награждения.
Неужели этот мерзавец Кельси Хов не соврал, и действительно мне присвоили новое воинское звание и собираются дать этот высший орден нашей планеты? Поверить в это я не мог. Это не укладывалось в голове.
Забравшись во флаер, я обнаружил там сложенную стопку с формой. Один из парней, что встречали меня, помог мне переодеться. Увидеть, как я выгляжу я пока не мог. Но чувствовал я себя неуютно и глупо. Это не может быть реальностью, это реалистичный сон, смахивающий больше на кошмар.
Я присел в кресло. Напротив меня свою тушу расположил Холт, сложил на объемистом пузе пальцы. Тень закрыла его физиономию, и что она выражала я не мог понять. Мы молчали всю дорогу, пока флаер мчал нас над столицей, заполнившей все огромное пространство высотками и туннелями, по которым скользили и уносились в стратосферу серебристые крылатые машины. Чтобы прыгнуть сверху и вновь уйти в причудливо переплетенный лабиринт.
В центре мерцающей живым серебром зеркальной глади озера выросла мрачная цитадель президентского дворца.
Флаер сел на площадку прямо перед огромной статуей богини воинской славы Ходионе, грозящей небу огромным мечом.
Я взбежал по широкой, выложенной розовато-белым с золотистыми прожилками камнем. Вошел в прохладу коридора президентского дворца. Здесь меня вновь встречали мрачные фигуры в форменной одежде, наводящие тоску и уныние.
И вот он зал награждения. Я на миг остановился у порога, пытаясь усмирить выскакивающее из груди сердце. Оно колотилось так близко к горлу, что перехватывало дыхание.
Президент нашей страны Лохлан Мейсон ждал меня на возвышении. И я стараясь не бежать, медленно прошелся по золотистой дорожке, мимо рядов кресел, где сидели люди, среди которых мой взгляд выхватывал то одного, то другого правительственного чиновника. У самого дальнего края рядом, у стены я заметилректора Военно-космической академии Садоварана Бауна, он сильно постарел, будто бы годы иссушили его, и его вид вызвал во мне злорадство. Я никогда не забывал его криков, что я сын — предателя нации.
Но нигде в зале я не увидел своего главного врага — адмирала Кельси Хова. То ли он не посчитал нужным прийти на награждение. То ли боялся чего-то.
Когда президент прикрепил к моему мундиру орден Славы — морда рычащего льва из золотого сплава, в обрамлении бриллиантов, весь зал, все эти чиновники, для которых я был совсем недавно мусором, хламом, вскочили на ноги и разразились бурной овацией.
Как глупо, мерзко выглядел весь этот цирк уродов. Почести, овации, награда не могли вернуть годы потерянной жизни в тюрьме. Не могли воскресить моего отца.
Но я отомстил всем этим тварям. Потому что моя слава, которая пришла ко мне, мой успех — лучшая месть.
Медленно с торжествующей улыбкой я спустился вниз и вновь прошелся мимо этих господ в великолепно сшитых костюмах, стоявших серой стеной. Они ненавидели меня, я ощущал, как выплескивается эта лютая ненависть и заливает меня сверху донизу.
Я вышел из дворца, остановился на широкой площадке, не зная, куда идти. Как свет Апельсека перекрыла массивная фигура, заставив непроизвольно вздрогнуть.
— Господин полковник, нам нужно с вами кое-куда подъехать. Не соблаговолите пройти с нами?
Голос хотя и звучал учтиво, да и внешность этих двух молодчиков не пугала, но что-то внутри меня екнуло, заставило в нервном тике дернуться веко. Оба одеты в цивильные темно-синие костюмы — форма офицеров службы безопасности.
На площадке перед дворцом я заметил черный флаер, без опознавательных знаков. Но именно такой прилетал тогда, когда арестовали моего отца. Значит, все это награждение лишь идиотская инсценировка? Но для кого? Для граждан страны, чтобы они видели в эфире, который транслировал государственный канал, что меня встречают, как героя?
Как не хочется возвращаться в тюрьму именно сейчас, в такой яркий счастливый день, с орденом на груди.
Флаер свечой взвился вверх, поднялся над пушистыми, окрашенными золотом облаками, выше всех разрешенных для гражданских полетов эшелонов. Внизу проносились элегантные из зеркальных панелей высотки, лихо закрученные транспортные коридоры-лабиринты, широкая река медленно и лениво несла свои мерцающие живым серебром воды в центре столицы, разделяя ее на две почти равных части, заканчивая свой бег в море, где в гавани виднелись контейнеры на берегу, транспортные корабли.
Сделали круг над портом и устремились куда-то через неширокий пролив. Напряжение и страх отпустили меня — мы летели в противоположную сторону от того места, где когда-то держали меня в камере-одиночке в страшной тюрьме, где погибла моя мать.
Вот показался искусственный остров правильной круглой формы. В сердце его высилось трехэтажное здание в форме большого белого бублика, утопающее в темной зелени раскидистых дубов, чьи пышные кроны доходили до окон второго этажа.
Флаер долетел до центра острова, завис над ним. Один из пилотов запросил посадку. И тут же получил разрешение. Медленно мы опустились на бетонную площадку. Прибыли.
Я выпрыгнул из флаера, размял ноги. Огляделся.
На внутренней стороне здания заметил надпись из блестящих металлических букв, впечатанных прямо в белый камень стен: «Научно-исследовательский центр нейро-биологии». Знакомое место. Именно здесь много-много лет назад, мне вживили в мозг электронную начинку — нейро-интерфейс. Тогда я был ребенком, очень боялся всех этих страшных врачей в белых халатах, пропитанной тяжелым запахом лекарств палаты, где я ждал операции. Страшился боли, неизвестности, даже смерти. Но теперь, вспомнив это здание, я успокоился. Если хотят что-то проверить — я не против.
Вместе с охранниками мы прошли в здание, поднялись на второй этаж. И когда створки лифта с тихим шелестом разошлись, нахлынули воспоминания, я вновь ощутил себя маленьким мальчиком.
И словно из этого прошлого ко мне шагнул тот же самый врач, что делал мне операцию. Он сильно постарел, плечи опустились, заставив чуть горбиться. Волосы, словно припорошил снег. Но глаза, умные и внимательные, смотрящие будто в самую сущность, остались прежними.
— Эдгар! Эдгар Рей! Кого я вижу. Поверить не могу. Рад вас видеть, — голос тоже стал чуть надтреснутым, глухим.
— Здравствуйте, господин Астор Мулен, по вашему приказанию полковник Военно-космического флота прибыл, — шутливо отрапортовал я, вытянувшись в струнку, приложил ладонь к виску.
Мы обнялись и Мулен повел меня по коридору, до самого конца, где пол, выложенный пружинистым серым пластиком, стремился под уклон, до массивных створок с круглым окошком. Там находился аппарат для сканирования мозга. Длинный белый цилиндр, куда закрывали меня мальчишкой несколько раз, вызывая острый приступ клаустрофобии.
Большое панорамное окно закрыто плотными жалюзи. Всю стену напротив аппарата заняли теснящие друг друга экраны, пока еще тёмные, мертвые.
С удовольствием освободился от тяготившего меня мундира, повесил на спинку. И улегся на каталку аппарата. Закрыл устало глаза. Вот бы сейчас поспать. И действительно задремал под тихое постукивание приборов, легкое гудение, не мешавшее мне.