Осповата народная мудрость, — много не выпьешь»), для коньяка — кофе, а для виски? Неужели пепси?
Поиски какого бы то ни было субститута по окончании конференции в силу разных технических причин успехом не увенчались, и она осталась сугубо чайной, что придало ей еще больше своеобразия.
Лотмановские чтения
Комментарий умер? Да здравствует комментарий!XI ЛОТМАНОВСКИЕ ЧТЕНИЯ«Комментарий как историко-культурная проблема»(ИВГИ РГГУ, 18–20 декабря 2003 года)[119]
18–20 декабря 2003 года в Институте высших гуманитарных исследований проходили XI Лотмановские чтения. Тема их была в этом году сформулирована следующим образом: «Комментарий как историко-культурная проблема». Один из выступавших на завершившем конференцию круглом столе, Илья Кукулин, подводя некоторые итоги обсуждения, отметил, что диапазон сравнений, которым подвергалась за эти три дня комментаторская деятельность, был на удивление широк: от религиозной проповеди до наркомании. Другой, Александр Осповат, определил конференцию как спор двух партий: «заскорузлых долдонов», которые, как и всегда, твердили, что комментарии в той форме, в какой мы их знаем, — вещь нужная и полезная, и «незаскорузлых недолдонов», которых традиционный комментарий по тем или иным причинам не устраивает и которые ратовали за поиск «новых форм». В самом деле, внутренний сюжет конференции состоял именно в этом. Однако сюжет этот выявился далеко не сразу.
Первый день конференции начался куда более мирно и спокойно, докладом Михаила Леоновича Гаспарова «Ю. М. Лотман и проблемы комментирования». Содержание доклада мы опускаем, поскольку все желающие могут прочесть его в этом же номере журнала[120]. Отметим только, что в рядах партии «заскорузлых долдонов», то есть пламенных адептов комментирования, особенно пылкое сочувствие, переходящее в острую зависть, вызвал тезис Михаила Леоновича об эпохах, когда комментарий воспринимается как «свалочное место для всего накопленного».
Николай Гринцер посвятил свой доклад «Кризису классического комментария античных текстов». Комментарии античных текстов — одна из наиболее тщательно разработанных областей филологического знания; неудивительно, что комментарий этот все чаще становится предметом теоретической рефлексии. За последние пять лет в Европе вышли четыре сборника статей, специально посвященных этой проблеме. Традиционный комментарий, базирующийся на достижениях немецкой школы XIX века, дошел до своего логического предела. В XIX веке комментирование античных текстов чаще всего было связано с эдиционными задачами (комментарии дополняли издание нового источника); что же касается адресации, то здесь превалировал школьный узус. В наше время оба эти аспекта претерпели существенные изменения: число источников текстов ограничено и изданы они уже почти все (исключение составляет лишь одна область — папирология); аудитория «античных» комментариев также изменилась; теперь (в связи с сокращением классического образования в школе) статус адресатов таких комментариев повысился: не школьники, а ученая публика. «Сосуществование» двух адресаций отразилось в одном из изданий середины ХX века, в котором сведения, по мнению комментатора излишние для школьников, были поставлены в квадратные скобки; впрочем, в позднейших переизданиях комментариев скобки эти были сняты. Разумеется, на комментирование античных текстов радикальным образом повлияло появление компьютерных технологий. По выражению одного английского филолога, «базовая проблема любого комментария — во всем надоевших „ср.“», теперь же то, что в XIX веке было главным предметом гордости филологов-классиков, — знание «параллельных мест» — превратилось в техническую проблему. Тем очевиднее сделалась потребность в интерпретации, в «концепционности»; отсюда — предпочтение объемных вступительных статей или комментариев к большим блокам текста, а также комментариев, сохраняющих форму пословных или построчных пояснений, но публикуемых в отрыве от текста. Наконец, чрезвычайная разработанность и изощренность античной филологии приводят к возникновению жанра «комментария к комментарию». Это, впрочем, относится к комментариям в привычной нам печатной форме. Что же касается комментариев в электронном виде, то они, при всем богатстве средств, какие предоставляет филологам система гипертекста, пребывают пока в начале того цикла, который прошли эти комментарии в своем обычном, доинтернетовском бытии. Уже существуют электронные комментарии к Гомеру и Вергилию, но пока это всего лишь обычный школьный пословный комментарий; создание настоящего научного аппарата еще впереди.
Доклад Нины Брагинской носил название «Повествование как побочный продукт комментария», речь же в нем шла о комментарии как порождающем механизме культуры[121]. Ведь комментарий можно определить как универсальный словарь данного текста, сконцентрированный на отличиях значений, актуальных для этого текста, от общеупотребительных; следовательно, комментарии могут стать основою словаря культурных кодов и, шире, словаря культуры данного периода. Одна из особенностей доклада Брагинской заключалась в том, что она вела речь одновременно и о тех комментариях, которыми занимаются филологи и историки в наше время, и о той комментаторской деятельности, которой занимались античные авторы или древние жрецы и мимы. В докладе было много интереснейших замечаний, касающихся практической комментаторской повседневности (например, о том, насколько комментарий к фрагменту текста отличается от комментария к тексту в целом, или о том, насколько разные задачи решает переводчик иноязычного текста в том случае, когда он имеет возможность прокомментировать переводимый текст, и в том случае, когда он такой возможности не имеет). Однако едва ли не самой важной в докладе оказалась проблема «инновационного» элемента в комментариях. С одной стороны, комментарий как жанр не отвергает повторения сведений, уже сообщенных прежними комментаторами; напротив, он его предполагает (отсюда появление чрезвычайно понравившегося аудитории термина «импортный комментарий»); но, с другой стороны, и это докладчица подчеркнула особо, комментаторский тип культуры принадлежит вовсе не к традиционным, как принято считать, а к инновационным. Если древний автор пишет для ученика комментарий к своей картине, из этого рождается жанр экфрасиса. Если древний актер действует только с помощью жестов, а словесное общение с аудиторией возложено на главу труппы, в прошлом жреца, то здесь рождается то, что через много столетий превратится в литературную критику. Сама античная философия возникла во многом как комментарий к Орфею или Гомеру. Комментарий в традиционных культурах создает новый культурный фон.
Доклад Сергея Тищенко был посвящен «Комментарию к библейским книгам для широкого читателя». Главный его пафос заключался в необходимости именно в комментариях для широкой публики напоминать о том, что книги Библии представляют собою тексты, по отношению к которым вполне корректно ставить вопросы об авторстве, датировке, историческом контексте и проч. Между тем чаще всего вопросы эти не ставятся, Библия сохраняет статус сакрального текста, а это приводит к значительным аберрациям в восприятии. В качестве примера докладчик привел фрагмент из 13‐й главы Второзакония, содержащий призыв убивать собственноручно тех людей, которые будут соблазнять «служить богам иным», и фрагмент из 7-й главы той же ветхозаветной книги, призывающий к истреблению идолопоклонников-хананеев. Ученые ХX века усмотрели в этих пассажах роковой прообраз всех будущих инквизиторских законов и тоталитарных режимов, призыв к тотальному контролю над личностью и превращению родственников в доносчиков, не говоря уже о «программе геноцида хананейских народов». Между тем у широкой публики, если она будет подходить к этим текстам некритически, благоговейно и воспринимать их как всецело сакральные и не подлежащие комментированию, может возникнуть желание и потребность воплотить все эти указания в жизнь. Комментарий же должен задать координаты исторического прочтения библейского текста, показать, в какой обстановке этот текст был создан и какие обстоятельства тогдашней жизни иудейской общины обусловили его появление. Такой исторический комментарий, причем предназначенный для широкого читателя, гораздо более важен, нежели разъяснение отдельных непонятных слов; без этого комментария сакральный статус Библии будет полностью предопределять ее буквальное восприятие.
Библейским текстам был посвящен и доклад Анны Шмаиной-Великановой, однако в данном случае речь шла о «Некоторых особенностях раввинистического комментария»[122]. В раввинистической традиции (в отличие от традиции европейской) комментарий является не просто центральным, но, в сущности, единственным жанром творчества. Всякий другой вид творчества, чтобы завоевать право на существование, должен доказать, что происходит из комментария, или притвориться им. Виды раввинистического комментария многообразны: от пословных и даже побуквенных пояснений до пересказов и амплификаций. Конкретная прагматическая задача, решаемая этим комментарием, — помочь отдельному человеку привести свою жизнь в соответствие с библейским текстом. Еще одно отличие раввинистического комментария от европейского состоит в том, что, если последний зачастую анонимен, первый всегда носит глубоко «авторский» характер; талмудическая традиция требует, чтобы каждый отвечал за свои слова, мог объяснить, откуда он взял ту или иную мысль. Впрочем, при этом раввинистические комментарии основываются на благоговейном почитании традиции, и великим здесь считается не тот, кто изобрел свое собственное толкование, а тот, кто тщательно сохранил толкования предшественников. Наконец, от европейского комментария раввинистический отличается тем, что в этом случае «комментатору» нет необходимости определять, насколько сознательным было намерение автора высказать ту или иную мысль; ведь в библейском тексте заранее и заведомо содержится (в зашифрованной, скрытой форме) абсолютно все; здесь любое слово можно прочесть как аббревиатуру чего-то иного, и дело комментатора-толкователя обосновывать — с привлечением всей предшествующей традиции — свой путь к прочтению этого «иного», мистического смысла.