Как раз в этот момент к ним подошел Ффлеуддур и тоже стал разглядывать странное оружие.
— Это из могильника, да? — Бард покачал лохматой желтоволосой головой и присвистнул, — Предлагаю отделаться от него поскорее. Никогда не доверяйте вещам, найденным в могильниках. Дурное это дело — возиться с ними. Вы же не знаете, в чьих руках они побывали и какую службу служили.
— Если это волшебный меч, — начал Тарен, все более возбуждаясь таинственностью попавшего в их руки оружия, — то не стоит ли, наоборот, оставить его у себя?..
— О, помолчи! — вскричала Эйлонви. — Я не могу услышать свои мысли. И вообще, с чего это вы оба обсуждаете, что делать с мечом? Он, в конце концов, не ваш, а мой. Я нашла его, вынесла, я почти застряла из-за него в грязном тоннеле.
— Считается, что барды в таком разбираются, — сказал Тарен.
— Естественно, — согласился Ффлеуддур, уверенно улыбаясь и почти уткнувшись острым носом в ножны. — Все надписи обычно похожи одна на другую. Такие выводят чаще всего на ножнах, а не на клинках. Пишут всегда почти одно и то же. Тут написано… э… что-то вроде «Страшись моего гнева». Ничего не значащие слова…
В этот момент раздался резкий звон. Ффлеуддур удивленно заморгал. Одна из струн его арфы лопнула.
— Извините меня, — сказал он и пошел осмотреть свой инструмент.
— Ничего подобного здесь не написано! — воскликнула Эйлонви. — Я могу прочесть кое-что. Видишь, надпись начинается около рукояти и идет, обвиваясь, как плющ, по всей длине ножен. Он не умеет их читать. В начале здесь написано «Дирнвин». Я не знаю, что это — имя меча или короля. О да, это название меча! Вот опять понятно:
ВЫТАСКИВАЙ ДИРНВИН ТОЛЬКО ТОТ, КТО КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ, ЧТОБЫ ПРАВИТЬ, БОРОТЬСЯ…
— Что-то в этом роде, — продолжала Эйлонви. — Надпись еле видна, не могу различить. Буквы стерлись… Нет, это странно. Они не стерлись, их соскребли! Они, должно быть, глубоко были врезаны в сталь, потому что след все равно остался. Но я могу прочесть сохранившееся… Ой, это слово похоже на «смерть», — забормотала она что-то непонятное. — Не очень-то весело… — Она содрогнулась.
— Позволь мне вынуть его из ножен, — опять стал настаивать Тарен. — Ведь должно быть что-то написано на клинке.
— Нет, — отрезала Эйлонви, — я же сказала тебе, что на нем есть запретный знак силы, так же как и на колдовских вещах Акрен.
— Но Акрен больше не может повелевать тобой.
— Это не Акрен, — ответила Эйлонви. — Я только сказала, что у нее были вещи с таким же знаком. А это более сильные чары, чем те, что могла сотворить она. Я в этом уверена. И не осмелюсь вытащить его. Тебе тоже не собираюсь позволять этого. Тем более что там сказано: «кто королевской крови», и вовсе не упоминается Помощник Сторожа Свиньи. Ни словечком.
— Откуда ты знаешь, что во мне нет королевской крови? — сердито спросил Тарен. — Я же не был рожден Помощником Сторожа Свиньи! Кто знает, может, мой отец был королем? В историях, описанных в «Книге Трех», такое случается сплошь и рядом.
— Никогда не слышала о «Книге Трех», — сказала Эйлонви. — Но во-первых, я не думаю, что достаточно быть сыном короля или даже королем. В Древних Письменах то, что я перевожу как «королевская кровь» значит нечто другое. Как бы тебе объяснить? Ну, не просто королевский титул или королевские родичи. Их любой может иметь. Это означает… о, не могу, не умею! Это нечто особенное. И мне кажется, если бы это было у тебя, ты бы знал наверняка. Этого нельзя хотеть, знать или не знать. Оно существует само по себе или же нет.
— Конечно, — сказал Тарен, обиженный и обозленный путаными объяснениями девушки, — ты точно знаешь, что у меня этого нет и быть не может!
— Я не хотела тебя обидеть, — быстро сказала Эйлонви. — Я уверена, что ты замечательный Помощник Сторожа Свиньи. Я даже думаю, что ты самый приятный человек из всех, кого я встречала в жизни. Именно поэтому мне запрещено давать тебе меч, и все тут.
— Тогда что ты с ним станешь делать?
— Хранить его, естественно. Я не собираюсь кидать его в колодец.
Тарен фыркнул:
— Ну и картинка — малышка тащит меч!
— Я не малышка, — обиделась Эйлонви. — В давние времена девушки бились бок о бок с мужчинами. Их так и называли — Девы Меча.
— Сейчас не давние времена, — сказал Тарен. — В нынешнее время девочки играют не с мечами, а с куклами.
Эйлонви с кулаками кинулась на Тарена. Но тут между ними ввернулся Ффлеуддур Ффлам.
— Ну-ка, — прикрикнул бард, — прекратите перебранку! Не время сейчас.
Большим ключом он спокойно прокрутил деревянный колок, натягивая потуже только что прилаженную к арфе струну.
Эйлонви, не остывшая от спора с Тареном, выплеснула свое раздражение на Ффлеуддура:
— А надпись на мече вовсе не то обозначала. В ней ни слова не было о каком-то гневе. Хороший же ты бард, если не умеешь прочесть даже надпись на волшебном мече!
— Видишь ли, — замялся Ффлеуддур, — на самом деле я не совсем бард.
— Не знала, что бывают невсамделишные барды! — подняла брови Эйлонви.
— Да, как видишь, — вздохнул Ффлеуддур. — Перед тобой не бард, а король.
— Король? — опешил Тарен. — О, сир… — Он стремительно преклонил перед Ффламом колено.
— Только не это, — вытянул обе ладони Ффлеуддур. — Не надо. Я хотел бы все забыть.
Тарен и Эйлонви ничего не могли понять и растерянно умолкли.
— Где же ваше королевство? — спросила наконец Эйлонви.
— В нескольких днях пути на восток от Каер Датил, — сказал Ффлеуддур. — Это обширное владение…
Снова раздался звук лопнувшей струны.
— Что за напасть? — воскликнул бард. — Еще две струны оборвались. Так и знал. Да, о чем я?.. Вообще-то, королевство мое незначительное, маленькое. К тому же унылое и мрачное. Поэтому я и отказался от него. Я всегда любил петь и сочинять песни и бродить по свету. Этим я и решил заняться, перестав быть всамделишным, как говорит Эйлонви, королем.
— Мне казалось, чтобы стать бардом, надо учиться, — сказала Эйлонви. — Не может человек просто решить, и все. У него ничего не получится.
— Да, в том-то и дело, — сказал бывший король. — Я учился, даже успешно сдал экзамены…
Блямс! — оборвалась с высоким звоном самая тонкая струна в верхнем углу арфы. Она свернулась, словно бобовый усик и мелко задрожала.
— Я плохо сдал экзамены, и совет бардов меня не принял. Слишком много они требовали от меня. И целые тома поэтических сочинений, и песни, и музыку, вычисление годовых колец, и историю, и алфавит разных народов, и тайные знаки. Нормальный человек просто не в состоянии удержать все это в голове. Тем более если она у него одна-единственная.
Он вздохнул и продолжал:
— Я не жалуюсь. Старцы совета были добры ко мне. Сам Верховный бард, Талиесин, подарил мне эту арфу. Он сказал, именно она мне нужна. Я все пытаюсь понять, оказал ли он мне благосклонность или подшутил. Это очень милая арфа, но струны без конца рвутся. Я давно бы выбросил это старье, если бы не изумительно красивый тон звучания. Мне никогда не найти такой мелодичной арфы. Вот только струны…
— Да, они слишком часто рвутся, — согласилась Эйлонви.
— Именно, — вздохнул Ффлеуддур. — И удивительное дело, происходит это именно в тот момент, когда… ладно, оставим это. Мое воображение иногда заносит меня не туда. Я люблю все переиначивать, переворачивать. Моя поэтическая натура не дает мне покою.
— Если ты прекратишь фантазировать, — сказала Эйлонви, — может быть, и струны рваться перестанут.
— Да, наверно, — покачал головой бард. — Я пробовал, но это трудно. Королевская привычка своевольничать. Иногда мне кажется, что я больше времени трачу на струны, чем на саму музыку.
— Куда ты направлялся, когда Акрен схватила тебя? — спросил Тарен.
— Никуда особенно, — сказал Ффлеуддур. — Просто бродил по свету. Это же замечательно! Никуда не спешишь, никуда не стремишься. Идешь, куда глаза глядят, не ведая, в каком месте окажешься. К сожалению, местом этим оказалась темница Акрен. Ее не интересовала моя игра. У этой женщины просто нет вкуса к музыке, — добавил он возмущенно.
— Сир, — почтительно сказал Тарен, — осмелюсь просить у вас благодеяния.
— Благодеяния? О, я давно не оказывал никому благодеяний. С восторгом исполню твою просьбу! — воскликнул Ффлеуддур. — С тех пор как я оставил трон, ни один человек не обращался ко мне с нижайшей просьбой. Говори.
Ффлеуддур Ффлам и Эйлонви уселись на траву, и Тарен рассказал королю-барду о своих поисках Хен Вен, о том, что поведал ему Гвидион о Рогатом Короле и его вассалах.
Гурги, покончив с едой, забрался на взгорок, уселся на корточки и внимательно прислушивался к разговору.
— Я не сомневаюсь, — продолжал Тарен, — что Сыновья Дон ведают все о Рогатом Короле, о его намерениях. Если его не упредить, он вместе с Арауном задушит Придайн, схватит нас за горло. А я видел, что это значит.
Тарен почувствовал неловкость из-за того, что говорил как великий военачальник, вершащий судьбы страны. Но король-бард смотрел на него так серьезно и так уважительно слушал, что речь юноши снова полилась свободно. Он чувствовал, что говорит как бы за Гвидиона, которого сейчас заменяет.
— Я понял твой план, — помолчав, сказал Ффлеуддур, — ты намерен продолжить поиски своей свиньи. А меня просишь уведомить и предупредить воинов Дон. Превосходно! Я отправлюсь немедленно. А если воины Рогатого Короля попытаются захватить меня, — бард рубанул и пронзил рукой воздух, — они узнают, что такое сила и мужество Ффлама!
Тарен покачал головой:
— Нет, в Каер Датил я поеду сам. Прости, я не сомневаюсь в твоей доблести, — он поклонился королю-барду, — но опасность слишком велика. Я не вправе отправить кого-либо вместо себя.
— А когда же ты станешь искать свинью? — спросил Ффлеуддур.
— Это уже касается только меня, — жестко сказал Тарен. — Придется отложить поиски. Я примусь за это, если вернусь. А пока я обязан выполнить дело Гвидиона. Он погиб из-за меня, и будет справедливо, если я заменю его.