— Я тоже отправлюсь в Страну Вечного Лета, — продолжал он, — Делаю это с печалью в сердце, и все же радость моя больше печали. Я стар. Я устал. Для меня счастьем будет освобождение от той тяжкой ноши, которая с каждым днем становилась для меня все тяжелее.
Волшебник повернулся к багроволицему карлику, который стоял поодаль, сбычившись и сурово сведя густые брови над красными глазками.
— Доли поскорей должен вернуться в королевство Красивого Народа, — сказал Даллбен. — И Карр вместе с ним, — усмехнулся он, погрозив пальцем суетливой вороне. — Придорожные посты заброшены. Их надо обойти. Знаю я, что король Эйдцилег вскоре прикажет запереть на засов все входы и проходы в королевство Красивого Народа, так же, как и Медвин уже навсегда закрыл свою долину для рода человеческого, позволив только животным находить туда дорогу.
Доли повесил голову.
— Хм! — фыркнул он. — Всегда знал, что от смертных надо держаться подальше. Ни к чему, кроме беды, это не приводит. Да, я буду рад вернуться домой. Я сыт по горло этими бесконечными: добрый-старый-Доли то, добрый-старый-Доли это! Доли, не станешь ли ты невидимым? Доли туда, Доли сюда! — Карлик пытался выглядеть как можно более свирепым, но в его красных глазках стояли слезы.
— Даже принцесса Эйлонви, дочь Ангарад, должна отправиться в Страну Вечного Лета, — продолжал Даллбен. — Так должно быть! — сурово повторил он, когда принцесса сорвалась с места и устремилась было к нему. — В Каер Колюр принцесса всего лишь отказалась воспользоваться своим волшебством. Она все еще обладает этими силами, поскольку даны они ей, как и всем дочерям из Дома Ллира. Именно поэтому она должна покинуть Придайн. Но это не все, — поспешил он добавить, не давая Эйлонви перебить его. — Есть и другие, кто честно и мужественно служил Сыновьям Доны. Верный Гурджи. Хен Вен, наша прорицательница. Наконец, Тарен из Каер Даллбен. Это их награда, наш дар. Они могут плыть вместе с нами.
— Да, да! — вскричал Гурджи — Все идем в землю, где нет последних вздохов и смертных охов! — Он принялся радостно скакать, размахивать руками, разбрасывая по комнате клочья обгоревшей шерсти. — Да, о да! Все вместе навсегда! И Гурджи тоже найдет то, что ищет! Немного мудрости для его бедной, слабой головы!
Тарен задохнулся от счастья и крепко сжал руку Эйлонви.
— Мы больше никогда не расстанемся. В Стране Вечного Лета мы поженимся… — Он вдруг осекся. — Если… если это и твое желание. Если… ты согласна выйти за Помощника Сторожа Свиньи.
— Забавно! — хмыкнула Эйлонви. — Удивляюсь, что; ты вообще решил спросить меня об этом. Конечно, я согласна. И если бы ты был хоть чуть-чуть внимательнее, то давно бы уже знал ответ.
Голова Тарена все еще шла кругом от всех этих новостей, и он повернулся к Даллбену, все еще не веря своему счастью.
— Неужели это правда? Эйлонви и я можем поехать вместе?
Даллбен мгновение помолчал, потом несколько раз кивнул.
— Это правда. Большего подарка я сделать не в силах.
Глю фыркнул.
— Все это очень хорошо! Раздают бесконечную жизнь направо и налево. Даже свиньям! Но никто и не помыслил подумать обо мне. Конечно, кто я вам? Но вспомните! Если бы этот тоннель в руднике Красивого Народа не обвалился, украв мою удачу, мы пошли бы другой дорогой, а значит, никогда не попали бы на Драконову гору. И Дирнвин ни за что не нашелся бы… И Дети Котла не были бы убиты… — Голос бывшего великана срывался от негодования, а губы его дрожали от обиды. — Идите, идите! Пусть я останусь здесь, да еще таких смехотворных размеров! Уверяю вас, когда я был великаном…
— Да, да! — заволновался Гурджи. — Маленький великан тоже честно служил! Так, как он и говорит! Плохо, очень плохо оставлять его одного! И в сокровищнице повелителя Земли Смерти, когда богатство запылало, он помог Гурджи убежать от опасного жара!
— Да, — согласился Даллбен, — Глю тоже послужил, хоть и многое совершал по глупости и жадности. Его награда будет не меньше, чем твоя, Гурджи. В Стране Вечного Лета маленький человечек сможет, если пожелает, стать человеком и даже прибавить в росте. Но ты сказал мне, — Даллбен строго посмотрел на Гурджи, — что он спас тебе жизнь?
Гурджи потупился. Мгновение он колебался, но этого мгновения хватило Глю, чтобы перебороть себя.
— Нет, и еще раз нет! — твердо сказал бывший великан, — Да, жизнь была спасена. Моя. Если бы он не вытащил меня из сокровищницы, теперь вам не нужно было бы возиться со мной. Я остался бы там горкой золы. Нет, горсткой.
— Ты смог сказать правду, коротышка! — обрадованно воскликнул Ффлевддур, — Клянусь Великим Белином, ты уже подрос немного! В моих глазах, конечно.
Гвидион вышел вперед и положил руку на плечо Тарену.
— Скоро наступит наше время, — тихо сказал он — Утром мы отправляемся. Готовься, Помощник Сторожа Свиньи.
Этой ночью Тарен спал урывками. Радость, которая только недавно заполняла все его сердце, постепенно куда-то улетучилась, растаяла, упорхнула, как легкая птица в сверкающем оперении, птица, которую не приманишь лишь мановением руки. Даже мысли об Эйлонви, о счастье, ожидающем его в Стране Вечного Лета, не могли вернуть утраченную радость.
Наконец он поднялся с подстилки и встал у окна, беспокойно всматриваясь во тьму. Костер Сыновей Доны догорел, и лишь изредка вспыхивали угасающие угольки. Полная луна превратила спящие поля в море серебра. Из-за холмов возник далекий и слабый голос. К нему присоединился второй и третий, затем другие. В этом разноголосье родилась, полетела над полями песня. У Тарена заныло сердце. Только один раз, давно, в королевстве Красивого Народа он слышал такое пение. Эта песня была еще нежнее, еще проникновеннее. Она разрасталась, ширилась невидимым потоком в дрожащем воздухе. Мелодия становилась явственней. Чудные звуки словно бы заслонили серебряный свет луны, и уже только их слышал и словно бы видел Тарен. Внезапно песня оборвалась. Тарен застонал от сознания, что уж никогда он не услышит ничего похожего. Земная песнь не прозвучит для него. Дверь скрипнула протяжно и мелодично. Теперь Тарен уже не понимал, наяву ли слышит этот звук или он мерещится и возник в его затуманенном полудремой мозгу.
— Что, не спишь, мой цыпленок? — прошелестел голос у него за спиной.
Он быстро обернулся. Свет, вдруг наполнивший комнату, ослепил его. Когда зрение прояснилось, он увидел три высокие стройные фигуры. Две в платьях переливающихся цветов — белого, золотого, пылающе-алого, одна — в плаще с капюшоном глубокого черного цвета. Драгоценные камни сверкали в косах первой незнакомки. Шею второй обнимало ожерелье из сияющих белых бусин. Тарен видел их необыкновенно красивые и спокойные лица. И, хотя капюшон скрывал лицо третьей гостьи, Тарен почему-то твердо знал, что она не менее прекрасна.
Не спит и не говорит, — сказала гостья, стоявшая посредине. — Завтра, бедняжечка, вместо того чтобы плясать от радости, он будет зевать.
— Ваши голоса… я хорошо их знаю, — сказал, запинаясь, Тарен. Голос его сел, и он мог только еле слышно шептать. — Но ваши лица… Да, однажды я их видел, в далекие прошедшие времена, в Болотах Морвы. И все же вы не те же самые. Ордду? Орвен? Оргох?
— Конечно, это мы, мой гусенок, — ответила Ордду. — Хотя ты прав. Прежде, при первых наших встречах, мы были не в лучшей форме.
— Но вполне годились для наших целей, — глухо из глубин своего капюшона произнесла Оргох.
Орвен тоненько, по-девичьи, хихикнула и принялась играть своими бусинами.
— Ты не должен думать, что мы выглядим уродливыми старыми каргами все время, — сказала она. — Только тогда, когда это нужно.
— Почему вы пришли? — начал Тарен, все еще сбитый с толку такими знакомыми словами и шуточками волшебниц и неожиданно прекрасным обликом их — Вы тоже отправляетесь в Страну Вечного Лета?
Ордду покачала головой.
— Мы отправляемся, но не с тобой. Соленый морской воздух вреден Оргох. Он кружит ей голову и сильно действует на аппетит, то есть усиливает его. А мы идем… как бы тебе объяснить… куда глаза глядят… и где ничьи глаза нас не углядят.
— Ты больше не увидишь нас, и мы тебя тоже, — добавила Орвен почти с сожалением. — Мы будем скучать по тебе. Ну, насколько мы это умеем делать. Оргох в особенности… при ее-то аппетите… впрочем, это не важно.
Оргох недовольно фыркнула. Ордду тем временем развернула кусок ярко сотканного полотна и протянула его Тарену.
— Мы пришли, чтобы принести тебе это, мой утенок, — сказала она. — Возьми и не обращай внимания на ворчание Оргох. Ей придется проглотить свои разочарования… и питаться лишь воспоминаниями… если сумеет.
— Я видел это на вашем ткацком станке, — сказал Тарен, недоуменно разглядывая полотно — Почему вы отдаете это мне? Я не просил его у вас и не могу заплатить за него.
— Оно твое по праву, моя малиновка, — ответила Ордду. — Это полотно действительно сошло с нашего ткацкого станка, если уж ты настаиваешь. Но по-настоящему это ты соткал его.
Озадаченный Тарен пристальнее вгляделся в узоры на полотне и увидел, что изображают они мужчин и женщин, воинов, битвы, птиц и зверей.
— Это, — пробормотал он, с удивлением узнавая каждую линию на полотне, — это моя собственная жизнь.
— Конечно, — ответила Ордду. — Узор, который ты выбирал сам.
— Это мой выбор? — спросил Тарен. — Не ваш? А я считал… — Он замолчал и поднял глаза на Ордду — Да, — медленно произнес он, — когда-то я считал, что мир движется по вашему приказу. Теперь я вижу, что это не так. Нити жизни не сплетаются в узор по прихоти трех старух или даже трех прекрасных дев. Узор на самом деле был моим. Но здесь, — добавил он, хмурясь и вглядываясь в край полотна, где ткань обрывалась распущенными пучками нитей, — здесь она не закончена.
— Естественно, — сказала Ордду. — Ты еще должен выбрать узор. И так предстоит выбирать всем вам, бедным, сбитым с толку птенчикам, пока не иссякнет нить.
— Но я больше не вижу себя четко! — вскричал Тарен. — Я больше не слышу и не понимаю своего сердца! Почему печаль заслоняет от меня радость? Скажите мне хоть это! Дайте мне узнать это, как последнее ваше благодеяние.