— Изумительно! — радостно вскричал Рун. — Ничего удивительнее в своей жизни не видел!
Тарен опустился на траву, продолжая держать шар как можно ближе к листам книги и переворачивая страницы дрожащими пальцами. Странные записи плотными строчками заполняли каждую страницу сверху донизу. Бард протяжно свистнул.
— Что это значит, Ффлевддур? — спросил Тарен, с беспокойством глядя на барда.
Ффлевддур побледнел.
— Это значит, — веско сказал он, — что мы должны поскорей избавиться от этой книги. Брось ее в реку. Мне стыдно признаться, но я не могу прочесть ни слова. Никогда не мог постигнуть все эти премудрости, выучить все эти тайные надписи и древние буквы. Но почуять волшебство могу. — Он пожал плечами и отвернулся. — Лучше я и смотреть не буду, если не возражаешь. Не то чтобы это пугало меня, но ты же знаешь мое правило — не совать нос не в свое дело. А эти строки что-то уж больно притягивают меня, начинают волновать.
— Если Глю говорил правду, эта книга появилась у него из заколдованного места, — медленно произнес Тарен. — Но что она может поведать нам? И все же я не стану выбрасывать или уничтожать ее, — сказал он, пряча книгу в карман. — Не могу объяснить, но чувствую, что прикоснулся к великой тайне. Это похоже на прикосновение мотылька, который лишь слабо задел крылышком твою руку и улетел.
— Гм, — поежился Ффлевддур, опасливо глядя на Тарена, — если ты настаиваешь на том, чтобы таскать эту книгу с собой, то не обессудь, коли я стану держаться от тебя подальше. Да и ты постарайся идти в нескольких шагах от меня.
День давно уже перевалил за свою середину, когда спутники достигли берега реки, но, несмотря на усталость, они бурно радовались своей удаче. Остатки их самодельного плота все еще валялись у воды. Они немедленно принялись за его починку. Принц Рун с непривычным для него упорством трудился вместе со всеми, не жалея сил. На некоторое время, увлеченный работой, Тарен забыл, что принц Моны помолвлен с Эйлонви. Он подтаскивал тонкие стволы, помогал перевязывать и перетягивать их гибкими виноградными лозами. Рун пыхтел рядом. И вот теперь печальные мысли вновь нахлынули на Тарена, тяжелым камнем легли на сердце.
— Ты можешь гордиться, — тихо сказал он. — Ведь ты хотел доказать, что достоин звания принца, нс так ли? Ты сделал это, Рун, сын Руддлума.
— А что, может быть! — встрепенулся Рун и с таким удивлением глянул на Тарена, будто эта мысль не приходила ему в голову. — Но странная вещь! Это не кажется мне теперь столь важным, как прежде. Удивительно, но это правда!
К тому времени, когда плот был готов, солнце уже начато садиться. Тарен, который по мере того как день истаивал, становился все беспокойнее, неустанно поторапливал и даже иногда раздраженно понукал своих спутников. Он потребовал сейчас же спускать плот на воду, а не пережидать ночь на берегу. И они, послушные его настояниям, взобрались на плот и оттолкнулись от берега.
Сумерки вскоре окончательно поглотили долину. Воды Алау серебристыми полосами струились под взошедшей на небо луной. Берег с набегающей грядой холмов был тих и сумрачен. Гурджи, снова утыканный сухими листьями и веточками, свернулся посреди плота и лежал неподвижно, словно куча хвороста. Рядом с ним мирно похрапывал принц Моны. На его круглом добродушном лице застыла счастливая улыбка. Тарен и Ффлевддур, охраняя покой друзей, бодрствовали. Они старательно, общими усилиями направляли свое нелепое и неуклюжее судно на середину реки. И плот, несомый быстрым течением, споро скользил по волнам, устремляясь к морю.
Изредка они перебрасывались отрывочными фразами и словами. Ффлевддур все еще не мог унять своего беспокойства по поводу злополучной книги. Мысли Тарена витали уже в завтрашнем дне, который, надеялся он, приблизит их к цели поисков. Еще и еще раз он спрашивал себя: правильный ли выбор сделал? Даже если Эйлонви действительно привезли в Каер Колюр, у него не было никаких оснований надеяться, что Мэгг… или… Ачрен все еще держат ее там. Размышления не прибавляли уверенности. А тут еще новые загадки — книга да и странные свойства золотого шара Эйлонви. Все это смущало его и немного страшило.
— Почему, — бормотал он, — почему написанное проявляется только при свете шара? И почему шар стал светиться и в руках Руна, хотя прежде никогда этого не делал? И почему светится в моих руках?
Ффлевддур внимательно посмотрел на него.
— Как настоящий бард, — важно сказал он, — я немало знаю об этих волшебных вещах и могу поведать тебе… — Струна на арфе звякнула, натянулась и лопнула. — М-да, — смутился Ффлевддур, — сознаюсь, я мало знаю об этих волшебных штуках. У Эйлонви, конечно, дар делать ясным все, чего она коснется. Ты же знаешь, она чуть-чуть волшебница. Да и шар — ее игрушка. Для кого-нибудь другого он… то есть его свет… не всякий, кто берет его в руки!.. ну, например, ты… непонятно, как это он независимо от твоей воли вдруг… И почему именно у тебя или у Руна в руках?..
Ффлевддур совершенно запутался и умолк. Тряхнув головой, он вдруг встрепенулся.
— Видишь ли, — продолжал бард, — в пещере, когда я пытался зажечь свет, я упорно твердил себе: если я только сумею сделать это, если я только сумею… Ох, как я страстно желал этого!
— Возможно, — тихо начал Тарен, разглядывая лунно-белый берег скользящей под ними реки, — возможно, ты и прав. Поначалу я просто хотел добыть свет. Но потом стал думать об Эйлонви, и только о ней. Эти мысли заполнили всего меня. И шар засветился! Принц Рун готов был отдать свою жизнь. Мысли его были не о себе, а о нашем спасении. Он решился на самую большую жертву, которую может предложить человек. И шар в его руках горел ярче, чем у кого-либо из нас. Может быть, в этом его тайна? Он подчиняется тому, кто думает о других больше, чем о самом себе?
— Да, это, пожалуй, самый главный его секрет или один из главных, — согласился Ффлевддур. — Ты открыл, я уверен, одну из самых больших тайн… Тайну золотого шара или даже тайну жизни, а?
Холмы вдоль берега стали более пологими и редкими, между ними расстилались низины, поросшие высокой осокой. Особый запах моря, который ни с чем не спутаешь, ударил в ноздри Тарену. Впереди река сильно расширялась и впадала в залив. А за ним угадывалась необъятная ширь водных просторов. Справа, у торчавших над водой осклизлых макушек громадных валунов, до ушей Тарена донесся грохот прибоя. Пришлось смириться с тем, что продвигаться дальше на ненадежном их суденышке и в преддверии ночи опасно и неразумно. Пока Ффлевддур будил Гурджи и расталкивал сладко сопевшего принца Руна, Тарен шестом направлял плот к берегу.
Спутники расположились в высоких зарослях тростника. Гурджи раскрыл свою сумку с едой. Тарен, которого все еще не отпускала тревога, настороженно оглядывал берег. Потом взобрался на ближайший холм и стал вглядываться в убегающее к горизонту море.
— Держитесь в тени, — раздался совсем рядом приглушенный голос Гвидиона. — У Ачрен острый глаз.
Глава 15
Словно призрак, поднялся из осоки принц Дома Доны. И хотя он выкинул тряпку, которой повязывал голову, избавился от сапожных инструментов, но все еще оставался в рваной одежде бедного сапожника. На плече Гвидиона сидела Карр, сердито моргала и топорщила перья, возмущенная тем, что ее разбудили. Однако, увидев Тарена, она принялась возбужденно вертеть головой и радостно каркать.
От неожиданности Тарен вскрикнул. Принц Рун встрепенулся, мгновенно вскочил на ноги и, угрожающе размахивая мечом, со свирепым лицом кинулся на помощь Тарену.
— Вот так да! — опешил он. — Это же сапожник! — сразу успокоившись, Рун опустил свой меч и заулыбался. — Неужели это ты? А где, интересно, те сандалии, которые ты обещал мне сшить?
— Увы, принц Рун, — ответно улыбнулся Гвидион, — придется тебе подождать до лучших времен.
— Он не сапожник, — поспешно прошептал на ухо Руну Тарен. — Это Гвидион, принц Дома Доны.
К ним подбежали Гурджи и Ффлевддур. Лицо барда вытянулось от удивления.
— Клянусь Великим Белином, — пролепетал Ффлевддур, — это… И подумать только, я делил с ним тюфяк в конюшне Динас Риднант! Лорд Гвидион, если бы ты только открылся мне…
— Извини, что так долго морочил тебе голову, — ответил Гвидион, — Я не мог поступить иначе. Тогда молчание было моей лучшей защитой.
— Я хотел искать тебя в Динас Риднант, — сказал Тарен, — но Мэгг не оставил нам времени. Он украл Эйлонви. Нам рассказали о месте, которое называется Каер Колюр. Туда он, возможно, и увез ее. Вот мы и пытаемся добраться до этих мест.
— Благодаря Карр я кое-что знаю о ваших злоключениях, — сказал Гвидион. — Она-то и сказала мне, что вы собирались идти вдоль реки. Но бедняжка потеряла вас, когда Ллиан стала ее преследовать. Зато она нашла меня.
Гвидион ласково потрепал Карр по жесткому крылу.
— Ачрен тоже ищет Каер Колюр, — добавил он. — Когда я это узнал, то попытался следовать за ее кораблем. Один рыбак плыл вместе со мной до самого северного побережья. — Он повернулся к Руну. — Люди с вашего острова смелы и благородны. Оказывай им уважение, когда станешь королем Моны, друг мой. А тот рыбак собирался доставить меня прямо в Каер Колюр. Но я не мог принять его мужественного предложения, потому что не имел права раскрыть ему своей цели. Но прежде чем возвратиться в гавань Моны, он с радостью отдал мне свою маленькую лодочку и ни за что не пожелал принять вознаграждения. Благородный и бескорыстный поступок.
— Ты уже побывал в Каер Колюр? — спросил Тарен. — Там есть хоть какой-нибудь след Эйлонви?
Гвидион кивнул:
— Да. Но мне не удалось освободить принцессу, — с трудом произнес он, нахмурившись — Она — пленница Ачрен. Увы, Мэгг передвигается быстрее любого из нас.
— Паук! — вскричал бард с таким жаром, что Карр подскочила на плече Гвидиона. — Усмехающийся, трусливый паук! Прошу вас, позвольте мне расправиться с ним! У меня с Мэггом давние счеты, и счет этот растет с каждой минутой. Пусть только попадется мне в руки, я его этими руками и задушу!