Но хорошенько разглядеть странный ковер он не успел. Орвен, остановив колесо и радостно хлопая в ладоши, засеменила к ним навстречу.
— Странствующий цыпленок и гур-гур-Гурджи, милый звереныш! — залопотала она. Как поживает милый малышка Даллбен? «Книга Трех» еще у него. А его борода? Как ему, малышке, верно, тяжело таскать ее.
Но книга — не борода, — неясно добавила она. — Он пришел с вами? Нет? Как жаль! Но это неважно. Так очаровательно, что у нас снова гости!
— Мне не нужны гости, раздражённо просипела Оргох, швыряя шерсть на пол. — Мне нужны их кости!
Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под черным капюшоном Тарен заметил злобную гримасу.
— Ну, ну, обжора, — урезонила её Орвен, — Гости всё же приятнее. Странно, что они вообще у нас появились.
Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под чёрным капюшоном Тарен заметил злобную грмасу.
Ордду махнула рукой.
— Не обращай внимания на Оргох, — сказала она Тарену. — Она сегодня не в духе, бедная наша обжорушка. Сегодня была очередь Орвен стать Оргох, а Оргох очень уж хотела поскорей стать Орвен. Теперь она страшно огорчена, потому что Орвен в последний момент передумала и отказалась. Впрочем, — она перешла доверительный шепот, — я не обвиняю ее. Я тоже не люблю быть Оргох. Но мы как-нибудь это уладим.
Ордду улыбнулась, и морщины весело заиграли на ее бугристом лице.
— А ты, — продолжала она, — ты самый смелый из малых гусят. Немногие в Придайне отваживаются по собственной воле наведаться в Болота Морвы. И из этих немногих ни один еще не возвращался отсюда. Возможно, Оргох их поглощает своей любовью. Ты единственный сумел сделать это, мой цыпленок.
— Ах, Ордду, он смельчак и герой, — вставила Орвен, глядя на Тарена чуть ли не с обожанием.
— Не говори чепухи, Орвен, — оборвала ее Ордду. — Есть герои и герои. Я не отрицаю, что иногда он ведет себя довольно смело. Он, помню, дрался рядом с лордом Гвидионом и был тогда горд собой и пыжился, как цыпленок в орлиных перьях. Но существует другой род смелости. Кто смелее: малиновка, несущая в свое гнездо червяка, или червяк, храбро извивающийся в ее клюве? Второе, дорогая Орвен, дает нам пример более великого мужества, — Колдунья обернулась к Тарену, — Ну, говори, мой птенчик, зачем ты искал нас снова?
— Не говори, не говори! — вскричала Орвен. — Дай нам самим догадаться! О, я люблю такие игры, хотя Оргох всегда их портит, — Она хихикнула, — Ты даешь нам тысячу и три попытки, и чур я первая отвечаю!
— Будь по-твоему, Орвен, если это радует тебя, — снисходительно согласилась Орду, — Но хватит ли нам тысячи и трех попыток? Молодой барашек не так прост.
Вы знаете все о том, что есть, — сказал Тарен, стараясь прямо глядеть в глаза колдунье, — И вы умеете угадывать то, что должно быть. Я думаю, вам известно не только начало моих поисков, но и конец их. Да, я хочу узнать о своем происхождении.
— Происхождении? — воскликнула Орду, — Ничего нет проще! Выбирай родителей любых, каких только пожелаешь. Поскольку ни ты их, ни они тебя не знают, какая разница, кто кого выберет? Верь в то, что тебе нравится. И ты удивишься, как всё просто, ясно и удобно!
— Я не желаю ни простого, ни удобного, — ответил Тарен, — а прошу только правды, будь она неприятная или радостная.
— О моя сладкая малиновка, — заворковала Ордду, — Нет ничего труднее, чем отыскать правду. Есть такие, кто тратит на это целую жизнь, и многие из них попадали в гораздо худшие переделки, чем ты.
Она радостно улыбнулась и почти пропела:
— Некоторое время назад была тут лягушка. Я хорошо помню этого несчастненького. Он так и не мог вспомнить, кем был сначала: то ли сухопутным попрыгунчиком, то ли подводным поплавунчиком. То ли любил нырять в прохладной водичке, то ли греться на бревнах в лучах солнышка. Мы превратили лягушку в аиста, любящего лягушек. С тех пор у него не было никаких сомнений. А лягушки просто не успевали усомниться. Вот счастливая судьба! Мы с радостью сделаем то же самое для тебя.
— Для вас обоих, — прокаркала Оргох.
— Нет! — завопил Гурджи, прячась за спину Тарена. — О, добрый хозяин, Гурджи не хочет быть ни прыгой, ни дрыгой!
— А помнишь змею, — подхватила Орвен, — которая ужасно мучилась от того, что никак не могла решить, быть ли ей зеленой с коричневыми пятнами или, наоборот, коричневой в зеленых пятнышках? Мы сделали ее невидимой, но с видимыми пятнами, поэтому все, кроме нее, видели ее и не наступали. Как ей стало хорошо! Она была так нам благодарна!
— А я вспоминаю, — хрипло откашливаясь, просипела Оргох, — был такой вкусный…
— Успокойся, Оргох, — перебила Орвен, у твоих воспоминаний такой… такой неприятный привкус.
— Ты видишь, мой петушок, — сказала Ордду, — Мы можем помочь тебе стать счастливым по-всякому, разными способами. И все они быстрее и проще, чем любой, который ты смог бы выдумать. Кем ты хочешь быть? Если тебе интересно мое мнение, то я предлагаю стать ежом. Совершенно безопасная жизнь. Но я не навязываю тебе свой выбор. Все зависит от твоего желания.
— Нет, нет! — радостно воскликнула Орвен, — Не будем их затруднять! Мы решим сами и избавим бедняжек от утомительного выбора. Они только спасибо нам скажут! Как очаровательно будет увидеть выражение благодарности на их крошечных личиках, или клювиках, или… или что там в конце концов у них появится!
— Только не птицы! — запротестовала Оргох. — Птицы ни в коем случае. Терпеть их не могу. Ощипываешь, ощипываешь…
Страх сковал Гурджи. Он мог только беззвучно открывать рот, как во сне. Тарен почувствовал, как кровь у него застыла в жилах. Ордду сделала шаг к нему, и Тарен непроизвольно потянулся к мечу.
— Ну, ну, мой цыпленок, — пропела Ордду, — только не выходи из себя. Кто знает, сможешь ли вернуться обратно? Хи-хи! Ты прекрасно знаешь, что твой меч бесполезен здесь, к тому же размахивание мечом еще никому не помогало думать. Ты ведь сам решил довериться нам и положиться на наше решение.
— На-аше решение, — эхом откликнулась Оргох. Из глубины ее капюшона красным огнем загорелись маленькие глазки, и плотоядно раскрылся рот.
Тарен выпрямился.
— Ордду, — проговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал твердо, — Ты ответишь мне на мой вопрос? Если нет, то мы уходим.
— Мы только старались помочь тебе и облегчить твою жизнь, сказала Орвен, надув губы и теребя свои тяжелые бусы. — Зачем же обижаться?
— Конечно, мы всё скажем тебе, смелый мой головастик, ласково протянула Ордду. — Ты узнаешь все, что пожелаешь. Но у нас есть одно условие: нужно заплатить. Поскольку то, о чем ты спрашиваешь, очень важно… для тебя, то и плата может быть о-о-чень высокой! Не уверена, что ты подумал об этом прежде, чем отправиться сюда.
— Когда мы искали Черный Котел, — начал Тарен — вы в счет платы взяли волшебную брошь Адаона, вещь, которой я больше всего на свете дорожил, — С тех пор я не нашёл ничего, чем бы дорожил больше.
— Но, мой цыплёнок, — расплылась в улыбке Орду, — та сделка была о-очень давно! Мы тогда рассчитались сполна. Ты говоришь, что ничего с собой не принес? Тогда, если ты ничего другого не можешь нам предложить, принимай наше предложение и превращайся в ежа.
— В прошлый раз, хрипло прошептала Оргох на ухо Ордду, ты хотела взять один из летних дней этого молодого ягненка. Это, я думаю, будет лакомый кусочек!
— Ты всегда думаешь только о своем удовольствии, Оргох, отмахнулась от неё Ордду. — В конце концов ты должна бы подумать и о том, что нам всем понравится.
— С ним здесь была золотоволосая девушка, — вставила Орвен, — миленькое маленькое создание. У него безусловно сохранились при себе приятные воспоминания о ней. Разве мы не можем забрать их? — Она сладко зажмурилась. — Как приятно будет расстилать их на полу и долгими зимними вечерами глядеть на них, любоваться и вздыхать. Правда, у него уже их не останется ни клочка. Но, думаю, это будет превосходная сделка.
Тарен затаил дыхание.
— Даже вы! Вы не будете так безжалостны! — в отчаянии воскликнул он.
— Почему нет? — широко улыбнулась Ордду. Жалость, дорогой гусенок, как ты уже знаешь, не в наших правилах. Она только мешает правильной сделке. А это уже не по правилам. Тем не менее, — она обернулась к Орвен, — эта плата нам не подходит. У нас уже достаточно всяких воспоминаний.
— Тогда… — Тарен крепко сжал кулаки, весь напрягся, — Тогда… Мало чем на свете я дорожу больше, чем моим именем, — Он почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу, — Я предлагаю вам свое имя! Что вы на это скажете?
И хоть там, дома, в Каер Даллбен, он все обдумал и готов был на многое, но теперь ему вдруг захотелось все бросить и бежать, бежать без оглядки…
— Если этого вам мало, — продолжал Тарен, — я обещаю любую ценную вещь, которая появится у меня в жизни… самую большую драгоценность, которая попадет мне в руки, отдать вам. Она будет вашей, и вы сможете потребовать её когда угодно.
Ордду не ответила, а только с любопытством глядела на него. Остальные колдуньи тоже молчали. Даже Гурджи перестал хныкать и замер. Фигурки на полотне в ткацком станке, казалось, корчили Тарену мерзкие гримасы. Он ждал, пока Ордду заговорит.
Колдунья улыбнулась.
— Неужели ответ на твой вопрос значит для тебя так много, что ты готов отдать то, чего даже не приобрел еще?
— Или никогда не приобретешь! — прокаркала Оргох.
— Больше мне нечего предложить вам, — опустил голову Тарен. — Но вы не можете, не должны отказать мне!
— Сделка, которую ты нам предлагаешь, — сухо сказала Ордду, — очень ненадежна и по-настоящему не может устроить нас. Все неопределенно, и очень часто случается, что бедный воробушек, который предлагает подобный обмен, не живет долго или за всю свою жизнь так и не приобретает ничего ценного. Бывает и по-другому. Наш должник потом упирается и упрямится, и приходится превращать его в некое знаменитое своим упрямством существо. А это так хлопотно. Нет, мой птенчик, так не пойдет. Нам жаль. Если вообще мы можем испытывать жалость к кому-либо.