эту робкую догадку в сторону и навсегда похоронило ее на задворках сознания.
В конце концов, подумал я, какая разница. Медсестра-Птицелов была права. Сколько ни дели мир на нормальное и ненормальное, от этого ничего не изменится.
Я еще с час мусолил несчастный «Энхиридион», и мы выяснили опытным путем, что, очистив разум – это было довольно непросто, – я мог читать вслух, но смысл до меня доходил с запозданием.
Потом Асфодель дал мне другую книгу. Я раскрыл ее и уперся глазами в греческие буквы, которые опознал потому, что встречал их в формулах по физике.
– Не сосредоточивайся на языке! – строго наставлял меня Асфодель. – Ты должен вычеркнуть из своего сознания само понятие «язык». Его для тебя больше не существует.
Я вычеркнул, что, опять же, стоило мне немалых усилий, и довольно бойко прочел начало заумного богословского текста, который бы не понял, даже если бы читал на русском. Но Асфодель остался более или менее довольным.
– Неплохо, – сказал он. – Для начала вполне неплохо, но тебе нужно тренироваться. Со временем ты будешь читать совершенно свободно.
– На латыни и греческом? – Признаюсь, такая способность показалась мне сомнительной.
– На любом языке, который когда-либо существовал или будет существовать. Хоть манускрипт Войнича читай, – Асфодель недобро усмехнулся, но я не понял, почему – ни о каком Войниче я никогда не слышал. – Вот, возьми эти книги, – он собрал небольшую стопку и протянул мне. – Читай дома. Вслух. Ты должен читать свободно и с выражением, чтобы тебя было интересно слушать, но для начала добьемся того, чтобы ты читал и сразу понимал написанное. Не будешь понимать – выражения не получится.
Мы вышли из комнатки, Асфодель закрыл дверь на ключ, и мы направились к выходу. На улице я вдохнул прохладный воздух и постарался осмыслить то, что со мной произошло. Вышло неважно. Но значимость этого была очевидна, и к этому был прямым образом причастен ангел Асфодель, который стоял рядом со мной, поэтому я счел нужным пригласить его на разговор, чтобы он мог подробнее все мне объяснить. К моему удивлению, он сразу же согласился и с уверенностью коренного жителя повел меня на оживленную улицу, полную торговых центров и маленьких магазинчиков, от ярких вывесок которых рябило в глазах. Потом мы свернули в довольно тихий переулок и вошли в небольшую кофейню.
Наша пара представляла собой довольно странное зрелище: молодой священник в черной сутане со спутанными светлыми волосами и паренек пятнадцати лет в измятых футболке и шортах, прижимавший к груди стопку старых книг, от которых за версту несло затхлостью – и оба в пыли с ног до головы после почти двухчасового сидения в церковном чулане. У меня не было ответа на случай внезапных вопросов – не объяснишь же, что Асфодель не священник, а ангел. Или, точнее, не только священник, но и ангел.
Но никто ни о чем не спросил, в том числе и Асфодель, чему я был несказанно рад. Поинтересуйся он у меня, что буду пить, и я скорее бы провалился сквозь пол, чем признался, что, во‐первых, у меня нет денег, а во‐вторых, пью я исключительно горячий шоколад, и никакие силы в этом мире не смогут заставить меня глотнуть кофе. Однако Асфодель ничего не спросил, молча взял себе кофе, а мне – шоколад.
– Спрашивай, что хотел, – сказал он, когда мы сели за столик.
Я успел уйти мыслями в шоколад, и первым моим порывом было спросить, как он узнал, что я предпочитаю пить, все ли ангелы употребляют кофе и являются в какой-то степени священниками, и кто им дает деньги. Но я вовремя отбросил все эти намерения и осторожно поинтересовался:
– Раз я действительно… Вот так вдруг… На всех языках… Это ведь не просто так?
– Не просто, – кивнул Асфодель. – Ты станешь Чтецом. Будешь много читать вслух. На всех языках мира.
– Кому?
– Мертвым.
Я осмыслил ответ и нашел его вполне логичным. Сверхъестественные силы если и падают с неба, то зачем-нибудь. И раз уж такое задание давал ангел с черными крыльями, в нем не было ничего необычного. Я только не мог понять, что такого хорошего в книгах, что людям даже после смерти хочется их читать. Ну, или слушать, без разницы.
С другой стороны, знание языков открывало многие двери. Я подумал, что если Асфодель был прав и со временем я смогу читать на любом языке, это решит все мои проблемы.
– Я могу использовать эти знания для себя? – спросил я.
Асфодель в этот момент пил кофе. Не опуская кружки, он пристально посмотрел на меня.
– Я имею в виду, чтобы заработать денег, – неловко уточнил я, почти уверенный, что меня поразит молния. Надо было спросить попозже или хотя бы по-другому.
Но Асфодель поставил пустую кружку на стол, попросил проходившую мимо официантку принести еще кофе, и когда она доставила вторую порцию, сказал:
– Почему бы и нет. Тебе понадобятся деньги, чтобы доставать новые книги для твоих слушателей. Их потребуется очень много.
– Конечно, – покивал я. – Но я имею в виду… Я бы мог дать часть этих денег родителям?
– Ты можешь зарабатывать сколько угодно денег и тратить их на что хочешь. – Светлые брови Асфоделя свелись к переносице, делая его и без того строгое лицо еще суровее. – С одним условием: это не должно мешать тебе исполнять долг Чтеца. Ты не должен заниматься этим в ущерб своему долгу.
Так определилась моя судьба, которую я принял со всем смирением. Я никогда толком не задумывался о будущем и нуждался в том, чтобы меня кто-нибудь подтолкнул. Если бы родители однажды сказали мне, что я должен поступить в медицинский университет и стать врачом, я бы стал врачом. Если бы учитель физкультуры, заговорщицки подмигнув мне, сообщил, что у меня есть шанс выйти в большой спорт, я бы стал спортсменом. Но вместо этого мою судьбу определил ангел Асфодель, и теперь мне предстояло стать Чтецом и читать книги мертвым. Этот вариант не казался мне хуже первых двух.
Дома я с усердием принялся за дело. Поначалу чтение шло тяжеловато, одни и те же страницы приходилось перечитывать по много раз; кроме того, даже понимая язык, я путался в витиеватых выражениях Августина и многочисленных библейских цитатах. С тем же успехом Асфодель мог дать первокласснику, едва научившемуся читать, «Путешествие из Петербурга в Москву». Но я довольно быстро вошел во вкус и за ночь сумел закончить «Энхиридион». Однако Асфодель хотел, чтобы я читал вслух, и на следующий день после школы пришлось заняться этим.
Первую четверть книги я чувствовал себя ужасно глупо. Потом вдруг ощутил прилив вдохновения и пожалел, что у меня нет слушателей. Было что-то необыкновенное в том, чтобы выпускать в мир предложения, исполненные смысла и красоты, с помощью голоса стараться выразить их истинную суть – не свое понимание, а именно тот смысл, который каждый должен найти для себя сам. Кроме того, латынь придавала тексту чарующее звучание старого заклинания, и от этой песни, которую пел я сам, у меня в конце концов закружилась голова.
Я решил сделать перерыв и сходить наполнить опустевший кувшин водой – несмотря на головокружительное увлечение, паузы я с непривычки делал часто, у меня постоянно пересыхало горло.
Каково же было мое удивление, когда, открыв дверь, я увидел в коридоре своих родителей. Они стояли, прислонившись к стене, со слабыми улыбками, словно смотрели и слушали одну им видимую оперу.
– Что вы тут делаете? – спросил я.
– Мы слушали, как ты читаешь, – сказал отец.
– Очень глубокая книга! – закивала мать.
– Вы что, знаете латынь? – я посмотрел на них с подозрением.
– Нет, – с сожалением проговорила мать. – Но это неважно.
– Да, – согласился с ней отец. – Ты так читаешь, что не обязательно знать язык… По голосу все понятно.
Я сомневался, что по голосу могут быть понятны размышления и наставления Августина, но понял, о чем они говорят, и впервые почувствовал всю важность возложенной на меня задачи. Тогда я еще не представлял ее масштабы, но уже начинал понимать, как многое может зависеть от моего чтения.
Но материальных проблем эти возвышенные ощущения не решали, а деньги мне были нужны как воздух, ну или, точнее, как еда – ее не хватало катастрофически. От недоедания у меня плыло в глазах и кружилась голова, в школе я был вынужден под разными предлогами просить одноклассников угощать меня и давать взаймы немного денег.
На следующий день на уроке английского я удостоверился, что здесь моя способность работает безотказно и именно так, как того хотел Асфодель, – я свободно читал и с ходу понимал написанное. Как он мне потом объяснил, причина была в том, что и до встречи с ним я мог – хоть и с большой натяжкой – сказать, что знаю этот язык, а потому сомнения не возникали и не вгоняли меня в ступор. Блестяще, без малейшей запинки прочитав текст, заданный учителем, я решил действовать.
Учитель английского подсказал мне адрес одной переводческой конторы, и после уроков я отправился туда. Меня там и слушать не захотели, но один клиент, молодой человек восточной внешности, обратил внимание на мою настойчивость – впрочем, проигнорировать ее было сложно, в своих попытках выпросить работу я довел девушку-приемщицу до белого каления, – и, разделив свою стопку рекламных статей, отдал одну часть раскрасневшейся от гнева приемщице, другую – мне. Потом протянул визитку и сказал, чтобы я позвонил, как сделаю.
Я работал весь вечер. Точнее, как работал – просто переписывал текст на другой язык. От усталости мой мозг практически отключился, но так было даже легче. Не сложнее, чем переписать текст с русского на русский. Полностью механическая работа. Уже на следующий день после уроков я позвонил заказчику и сказал, что все готово. Он откликнулся с сомнением, но предложил прийти по адресу, указанному в визитке.
Мой первый работодатель Амир трудился в обычной рекламной конторе кем-то вроде мальчика на побегушках. Он забрал у меня переводы и велел ждать на улице. Я долго сидел на ступенях крыльца, начал уже было подозревать, что ничего не дождусь, но в тот момент, когда я решил напомнить о себе, Амир вышел и протянул мне несколько крупных купюр. Это было наверняка меньше, чем обычно платили переводчикам, но я был не в том положении, чтобы жаловаться. Наоборот, внутри все запело – первый заработок и возможность купить, наконец, нормальной еды.