– А с чего вы взяли, что сейчас именно конец концов? – спросила я.
– Это не в нашей компетенции, поэтому мы точно не знаем, но отсюда обычно не возвращаются, – объяснил Птицечеловек.
– Но я должна была найти книгу, и я ее нашла, так что теперь ее необходимо прочитать, чтобы освободить мир от троеградцев, – возразила я.
– Нет нужды снова возвращать ее в мир людей, мы сами ее прочитаем, – заверил Птицечеловек.
– Докажите, не то я пожалуюсь Симургу или Мейстеру Экхарту, – пригрозила я.
Птицечеловек недоуменно моргнул и вроде бы даже пожал плечами – под широкой мантией нельзя было толком разглядеть. Затем он встал и пригласил меня следовать за собой. Пошел он в заросли деревьев, которые, похоже, окружали каждый двор плотной стеной.
Насыщенно-зеленое и пахнущее свежестью, это место было обманчиво приятным, а на самом деле пугало гораздо сильнее, чем сами птицелюди. Деревья здесь росли так плотно, что пройти между двух стволов вдвоем было нельзя, зато заблудиться в трех соснах – хотя это были вовсе не сосны – не составляло труда, так же как и врезаться в какого-нибудь птицечеловека, выходящего из-за дерева. Любой, кто бродил здесь, волей-неволей выныривал к случайному встречному неожиданно.
Я и мой проводник чудом избежали пары таких столкновений и наконец выбрались на открытое пространство. Это был огромный утес, поросший травой. На его краю стояли птицелюди. Каждый одной рукой прижимал к себе гнездо, кто большое, а кто поменьше; они запускали в них пальцы и бросали что-то вниз, словно внизу было вспаханное поле, которое они вознамерились засеять таким вот необычным способом. Из любопытства я попросила своего проводника подождать, подошла к ним и глянула вниз.
Там оказалось не поле, а темная заводь, вода в ней была почти черной. Птицелюди доставали из гнезд всякую всячину – бусинки, брошки, стеклышки, обрывки фольги – и бросали ее вниз. Россыпи блестяшек несколько секунд красиво колыхались на поверхности, а потом уходили в бездну, образуя в ней живописный снегопад.
– Что это вы делаете? – спросила я.
– Звезды, – ответил ближайший ко мне птицечеловек, бросая в воду обломки ложек, звенья цепочек и прочий мусор.
– Они имитируют звездный свет, – сказал мой проводник.
Мне стало больно от того, что, оказывается, красивейший свет, которым украшено ночное небо, всего лишь фикция.
– Но разве звезд не существует на самом деле? – спросила я почти жалобно.
Проводник моргнул своими круглыми птичьими глазами, прищелкнул клювом и прояснил: существуют, конечно, но люди разучились их видеть, вот и приходится выкручиваться, не то, не приведи Господь, заинтересуются, куда исчезли звезды, и, как обычно, придут не к тем выводам, к которым следовало бы.
Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться с ним. Если звезды вдруг пропадут, люди построят тысячи предположений, что не так с небом, самими звездами – всей Вселенной, но только не с ними самими.
Мы отошли от утеса и двинулись вдоль древесного лабиринта. Потом свернули и направились навстречу мутной серой завесе. Она выглядела не как туман, а скорее как призрак заблудившейся пылевой бури, и проходить сквозь нее совсем не хотелось. Но мой проводник смело пошел вперед, и я, горестно вздохнув, последовала за ним.
В облаке пыли не было видно решительно ничего, так что в конце концов я взялась за край мантии птицечеловека и зажмурилась. Так мы шли какое-то время, пока мой проводник не остановился, и я вместе с ним. Открыв глаза, я увидела каменистую землю, на которой расселись странные создания. Они напоминали одновременно и людей, и сожженные деревья. Совершенно черные и непостижимо худые, лишенные глаз, они отчаянно шарили длинными паучьими пальцами по каменной поверхности, непрестанно что-то ища и не находя.
Я хотела спросить, кто эти несчастные создания, но тут увидела, как над ними возвышается, сидя на каменном уступе, словно на языческом троне, знакомая фигура с бледной кожей, исполосованной чернильными знаками, и огромными черными крыльями за спиной. Мы случайно встретились взглядами, и его прищуренные глаза пронзили меня такой уничтожающей суровостью, что я невольно отступила на шаг.
Но, удивительное дело, он сразу отвернулся, будто мое присутствие делало его положение несколько неловким.
Пока я растерянно топталась на месте, ко мне подползло одно из черных существ. Оно забегало пальцами по моим ногам, словно они могли быть покрыты шрифтом Брайля. Ничего не найдя, оно подняло голову и, распахнув рот, тоскливо завыло. Остальные подхватили его вопль.
Асфодель и крылом не повел. Даже взгляд не скосил.
– Что им нужно? – спросила я, исполненная сочувствия и готовая дать им все, что только смогу. Как они страдали!
– Им нужны книги, слова, все что угодно, лишь бы было написано, – ответил птицече-ловек.
– Неужели это Чтецы? – перепугалась я.
– Только те, кто не исполнял свой долг, – объяснил мой проводник и добавил, что те Чтецы, которые нам нужны, находятся дальше. Несколько успокоенная, я направилась за ним. Что бы ты ни сделал, долг Чтеца, я была уверена, выполнял добросовестно, да и вряд ли твой Ангел позволит тебе влачить такое ужасное существование.
Каменная земля пошла под уклон. В низине раскинулся огромный лабиринт, он тянулся вперед до самой бесконечности. Я бы сказала – горизонта, но здесь горизонта не существовало. Лабиринт состоял из книг, положенных одна на другую, его стены были довольно низкими, в половину человеческого роста, но они тянулись так далеко, что я была уверена – здесь собрали все книги, которые только существовали.
В лабиринте находились добросовестные Чтецы. Они сидели, облокотившись на книжные стены, и, конечно, читали. Делали они это пугающе быстро. Я присмотрелась к тому Чтецу, что находился ближе всех к нам: вот он взял со стены новую книгу, осмотрел ее со всех сторон, как ребенок, нашедший новую любопытную игрушку, зачем-то потряс, а потом поднес ее уголок ко рту, наклонил и заулыбался.
Я со всех ног побежала к нему и бросила обвинительно-завистливое:
– Ты выпил книгу!
Чтец посмотрел на меня несколько удивленно, смекнул, что я не из их компании, и объяснил:
– Мы поглощаем книги разными способами. Можем читать, как и раньше, только быстрее. – Он указал на две пары глаз, и его ресницы взвились и снова опустились. – Можем осязать, – он показал ладони с глубокими бороздами, в которых как будто шевелились тысячи крохотных гусениц, – а можем пить или просто впитывать, вот так. – Он взял новую книгу, прижал ко лбу и сказал: – Эту стоит прочитать глазами. Глазами – это самое верное. Но не все книги заслуживают того, чтобы их читали именно так.
– Прочти вот эту, – сказал птицечеловек, протягивая ему книгу из Коридоров.
Чтец взял ее, осмотрел со всех сторон, погладил и наконец открыл. Его глаза распахнулись и внимательно уставились на страницы. Он пролистнул несколько и пробежал по ним пальцами. Затем легонько коснулся губами уголка, потом приложил ко лбу.
– Я не могу ее прочитать! – воскликнул он.
В его голосе не послышалось страха, только искренний интерес. Он встал и замахал рукой. Кто-то заметил это и обратил внимание остальных Чтецов. Некоторые нехотя оторвались от книжек и тут же снова вернулись к ним, другие не смогли побороть искушения и отложили чтение. К нам подбежали еще несколько Чтецов. Они передавали книгу из рук в руки, крутили ее и так и эдак, подносили к головам, шептались, снова брали и осматривали со всех сторон.
– Это удивительно, – сказал один Чтец. – Я знаю этот язык, но…
– Это троеградский язык, – перебил другой. – Я тоже имел с ним дело.
– Я читал на нем совсем недавно, – вставил третий. – Вон в той стене есть несколько книг на нем.
– Надо их принести.
Третий Чтец быстро доставил стопку книг на троеградском языке. Все Чтецы без труда прочитали их, но когда снова взялись за мою книгу, ничего не вышло.
– Нужно спросить Асфоделя, – сказал Первый Чтец.
Он взял книгу и пошел прочь из лабиринта. Остальные Чтецы хвостиком увились за ним. Мысль, что существует книга, которую они не могут прочитать, никак не укладывалась в их головах и терзала сознание – я видела это невооруженным глазом. На душе потеплело: уверена, ты бы чувствовал себя так же.
Я не стала идти за ними – мое появление и так явно не обрадовало твоего Ангела. Поэтому пришлось наблюдать издалека.
Чтецы, словно дети, наперебой принялись объяснять, что случилось. Ангел слушал. На книгу, которую протягивал ему Первый Чтец, он глянул с грустью, и весь его облик выражал бессильный гнев и безысходность. Чтецы ждали. Он молчал.
Наконец Ангел отвернулся, так что я не могла видеть его лица, и что-то тихо сказал. Чтецы понуро побрели обратно к нам с птицечеловеком.
– Ее может прочитать только один Чтец, – сказал Первый. – Отнеси ему.
Он протянул мне книгу, я взяла ее и с трудом удержалась от того, чтобы смерить птицечеловека победоносным взглядом, – дразнить его не стоило, иначе он не захочет показывать мне путь обратно.
Как выяснилось, опасения мои были не беспочвенны, но тревожиться из-за этого не следовало.
– Они тебя не отпустят, – сказал Второй Чтец.
– Я покажу, куда тебе идти, – заявил Третий.
Он потянул меня за руку, и ощущения от этого прикосновения были странными, словно его пальцы считывали с моей кожи невидимые знаки. Я толком не успела попрощаться с остальными; оглянувшись, увидела вдалеке размытые фигуры, печальные – Чтецов, которым не удалось прочитать книгу, растерянную – птицечеловека, оставшегося и без книги, и без Птицелова, а далеко за ними реял мрачный силуэт с черными крыльями.
Чтец остановился и подтолкнул меня вперед. Вокруг растекся серый туман, я брела по нему бесконечно долго, пока не заметила вдруг, что в нем неспешно вырисовываются силуэты деревьев. Они показались мне миражом, и я упрямо продолжила путь, видя и не видя перед собой серо-зеленую кашу. Руки сжимали книгу, мысли были о тебе. Безликий шум подбирался со всех сторон и больно вливался в уши. Мне вспомнилось страшное жужжание в душном лесу, но вокруг было свежо и пахло дождем.