Она сползла вниз по стене, едва не сорвавшись от волнения, и последовала за опальным учителем. Однако запруженные городские улицы быстро и болезненно объяснили ей, как тяжела работа соглядатая.
Она давно научилась быть невидимкой. Умей замереть, когда нужно, не издавай лишних звуков, пусть звук твоих шагов растворится в окружающем шуме… Если ты не в силах затуманить зрение другого человека, постарайся затуманить его разум — будь там, где тебя меньше всего ожидают увидеть, и возможно, тебя не заметят. Используй особенности ландшафта — держись выше или ниже уровня глаз человека, за которым шпионишь. Но эти уловки хороши лишь в деревне.
На многолюдной улице большого города все обстояло иначе. Прежде всего требовалось лавировать в толпе, не нарушая ее течения. Здесь нельзя выделяться, нужно стать одной из многих, слиться с толпой.
Пытаясь не потерять из виду учителя, Мошка постоянно натыкалась на других людей, едва не налетела на жестянщика со стопкой ведер и пару раз чуть не попала под лошадь. Ей приходилось двигаться вдоль стен и, улучая моменты, проскальзывать между людьми, то и дело наступая на ноги и провоцируя брань.
К счастью, объект преследования так погрузился в свои мысли, что совершенно не обращал внимания на окружающий мир. Но и здесь крылись проблемы. Один раз он внезапно остановился, поднял устрицу, упавшую с лотка, и, сдув с нее пыль, положил на место. После чего продолжил путь, не подозревая, что эта заминка стоила горожанам нескольких отдавленных ног и перевернутой телеги. Вопреки здравому смыслу Мошка прониклась к нему симпатией: способностью непроизвольно вызывать переполох учитель напоминал Сарацина.
Она кралась за учителем по Речной улице, вдоль прилавков с серебристой макрелью и розовыми креветками, похожими на вопросительные знаки. По Кожевнической улице, где торговец дичью вывесил ощипанные тушки птиц и освежеванных кроликов. По Дубильной улице с удушающим запахом химикатов, и дальше, по лабиринту скверов и проспектов. Наконец учитель спустился к самой реке и нырнул в кофейню, стоявшую прямо на причале.
— Добро пожаловать, мистер Пертеллис, — поприветствовала его девушка, принимая у него треуголку и куртку.
Уже то, что учитель невозмутимо вошел в кофейню, было странно. Но куда сильнее Мошку поразило — да так, что она замерла с открытым ртом, — что кофейня плавно скользнула на воду и стала медленно удаляться от берега. Налетел порыв ветра, взметнув Мошке юбку.
Стены плавучей кофейни казались сложенными из кирпича, но это был лишь искусный рисунок по дереву. Над крышей торчали два широких паруса, вдоль которых были натянуты воздушные змеи. На самом большом, том, что посередине, красовалась эмблема Речников.
— Потеряла чего, милашка? — спросил Мошку проходивший мимо грузчик.
— Я потеряла кофейню, — сказала Мошка, все еще не вполне в себе. — Она… уплыла по реке.
Грузчик проводил взглядом плавучую кофейню.
— Поздновато они сегодня, — заметил он спокойно. — Верно, ждали кого.
— Кофейня, — сказала Мошка. — Она уплыла по реке.
— А тебе туда надо? — спросил грузчик. — Ну, «Приют Лорел» пристает к берегу на Трубной улице за сахаром. Там ты можешь их поймать по эту сторону реки. Но тогда давай пошустрей, бегом-бегом.
И Мошка, не теряя времени на дальнейшие расспросы, побежала туда, куда указывал грузчик. Она летела вдоль реки, стараясь не упустить из виду воздушного змея, реявшего над кофейней. Мошка совсем уже выбилась из сил, когда кофейня повернула к берегу и встала у причала.
Мошка тяжело дыша подошла к кофейне и увидела, как оттуда выходят мужчины. Один из них показался ей смутно знакомым. Когда она проходила мимо, он вдруг схватил ее за плечи и развернул к себе.
Сильные, грубые руки подняли ее в воздух, точно тряпичную куклу, и Мошка с ужасом увидела перед собой искривленное злобой лицо Куропата, капитана «Пылкой девы».
— Знаешь, чего я хочу? — спросил он, дыша ей в лицо перегаром.
Мошка покачала головой.
— Вернуть свою баржу!
— А мы ее не брали!
— Вы — нет. Баржу увел ваш гусь!
На миг Мошка представила Сарацина, стоящего у штурвала, с трубкой в клюве, но тут же выбросила из головы этот образ. Тут одно из двух — либо она не так поняла Куропата, либо окончательно сошла с ума.
— Мы подняли доски, чтобы вынуть груз, — прохрипел Куропат, ставя Мошку на землю, но продолжая держать за плечи. — А гусь спрыгнул вниз, и мы не могли его выудить. И груз вместе с ним. Тогда под палубу спустился Дозерил, и эта тварь вывихнула ему ногу! Он застрял там и не может выбраться! Я хочу свою баржу назад!
Мошка, осмыслив услышанное, кивнула.
— И еще денег, — сказал Куропат. — За моральный ущерб.
Мошка снова кивнула, уже не так уверенно.
— И знаешь, чего еще я хочу? — добавил Куропат вкрадчиво. — Дядю твоего за причиндал подвесить!
«И» ЗНАЧИТ «ИНФОРМАТОР»
Мошка смотрела в безумные глаза Куропата и чувствовала, как пальцы впиваются ей в плечи.
— Я достану денег! — сказала она. — Только отпустите меня, я обязательно достану!
Обещание Мошки Куропата не впечатлило, он лишь сильнее вцепился ей в плечи. Что было не только больно, но и обидно, поскольку Мошка ничуть не кривила душой. Она была готова на все, лишь бы вернуть Сарацина.
— Деньги я с тебя получу, ага, — сказал Куропат. — Порублю тебя на куски и продам в мясную лавку.
Мошка решила, что с ним лучше не спорить. Вместо этого она извернулась и впилась зубами ему в руку. Куропат ослабил хватку, Мошка вырвалась и побежала. Не думая, что делает, она кинулась к плавучей кофейне, отходившей от берега, и прыгнула.
Она допрыгнула до края палубы, но оступилась и сорвалась, едва успев схватиться за канат. Подтянувшись, она забралась на борт, служивший верандой кофейни, и взмолилась всем Почтенным, чтобы Куропат не прыгнул следом.
Сама того не ведая, движимая лишь желанием спастись, Мошка оказалась на границе меж сушей и водой. Город, где правил герцог, остался позади. А на реке действовали лишь текучие и вольные законы Речников. Плавучая кофейня славилась тем, что, будучи на плаву, была неподвластна сухопутным властям, на ее борту царила полная свобода мыслей и действий. Потому-то здесь бурлили, точно вода в кофейнике, отчаянные споры о правильном устройстве мира и откровенные заговоры.
В это самое время в кофейне мисс Кайтли под названием «Приют Лорел» молодой учитель тепло поприветствовал старого друга.
— Червонец! — воскликнул он, протискиваясь между столиками к человеку, в карих глазах которого, казалось, навеки застыло сердитое недоумение. — Как я рад тебя видеть. Как раз хотел обсудить последние… э-э… хм… Ну, ты понимаешь…
Червонец давил руку учителя, провожая взглядом человека в малиновом костюме, пока тот не надел шляпу и не вышел, помахивая тростью, на веранду. Едва дверь за ним закрылась, он выдохнул с облегчением. И еще несколько человек вытерли пот со лба и переглянулись между собой.
— Пресвятые Почтенные, Пертеллис, — произнес Червонец. — Я уж боялся, ты чего-нибудь ляпнешь прямо перед ним.
Хопвуд Пертеллис непонимающе моргнул из-под очков.
— Перед кем?
— Перед шпионом герцога. Зуб даю, это был он. Куда катится мир, если уже на реке нельзя поговорить спокойно? Он пришел вчера и сказал, что прибыл из далекого университетского городка и хочет познакомиться с местной интеллигенцией, которой «небезразлична судьба несчастного народа».
— Могло же так и быть? — сказал Пертеллис простодушно.
— Могло бы, да не было, — сказала мисс Кайтли, поднося ему кофе. Это была стройная бледнокожая женщина неопределенного возраста с томными глазами. — Он взял себе кофе и угощал всех, кто говорил с ним, и никого не попросил об ответной услуге. Мы намеренно обсчитали его, а он и глазом не повел. И еще ему очень хотелось посмотреть последние трактаты «о самом наболевшем».
— Кто-то что-то ему сказал? — спросил Пертеллис.
Червонец переглянулся с мисс Кайтли, а та опустила тяжелые веки и бросила взгляд на Пертеллиса. Червонец переглянулся с несколькими посетителями, которые слегка кивали ему в ответ или поднимали брови, и снова обратился к Пертеллису, сложив руки.
— А почему это так тебя интересует?
— Прошу прощения?
— Пертеллис, скажи честно, это ты прячешь печатный станок?
Пертеллис не донес чашку с кофе до рта. Дрожащей рукой он поставил ее на стол.
— Пресвятые Почтенные. Ну и вопрос. А что, если я?
Червонец поднял руки и заложил за голову, пристально глядя в глаза Пертеллису. В кофейне стало так тихо, что было слышно, как Червонец хрустит пальцами. Затем он уронил руки вдоль тела и сказал:
— Я знал, что это ты. Твой почерк. Пертеллис, во имя Свистопляса, защитника сумасбродов, почему ты нам ничего не сказал? Мы бы вправили тебе мозги. Ты натравишь на нас Книжников!
Червонец обвел злобным взглядом помещение, пресекая возможные возражения. Каждый завсегдатай «Приюта Лорел» был готов к тому, что, если его бумаги обыщут, там найдут доказательства его оппозиционных взглядов и арестуют его как радикала. Пускай их мнения по отдельным вопросам расходились, все они разделяли страстную убежденность в том, что мир устроен несправедливо и должен измениться. И никто не боялся ответить за свои убеждения.
— Что ж, — произнес Пертеллис вдумчиво. — А что, если это не я?
— Пертеллис, — растерянно сказал Червонец. — Все уверены, что это ты. С твоей-то страстью к обличению пороков. И твоей школой. У большинства из нас есть «На неравенство людей перед законом», переписанное твоими учениками.
— Да, признаю, — застенчиво улыбнулся Пертеллис. — Большинство детишек сносно владеет пером.
— Пером они владеют, да только умом не владеют! Пертеллис, они ведь пишут за тобой каждое слово. В конце моего экземпляра написано: «Ох ты. Класс, вольно. Дети, выходим из мельницы».
— Это верно, верно… Печатный станок избавляет от таких оплошностей и здорово экономит время. Я так понимаю, вы твердо решили, что это я его прячу? Что ж, пусть будет так, мнение большинства — закон. Или, по-вашему, я должен стыдиться? Стыдиться, что зажигаю людские сердца, как молния — трухлявое д