– Надо торопиться, – произнес он.
«Нет, ходов, которые бы связывали наш мир с колесами, нет. Выбраться мы не можем – ни сверху, ни снизу. Здесь наше царство. И наш ад.
Мы мертвы.
Мы – сознание корабля.
Внешний, а у тебя есть сознание? Наверное, думаешь, что можешь отпускать его погулять, куда и когда оно хочет?»
– Берегись лопат!
Отряд проводил разведку: сначала мужчины обошли дюны. Потом стали бродить между обломками, пытаясь вырвать их руками. Самые мелкие, раскаленные солнцем, вытащить удалось, но куски побольше не сдвинулись ни на миллиметр.
Обломков было намного больше, чем казалось с палубы. И покрывали они гораздо бо́льшее пространство.
– Что это такое? – спросил Гарраско. Не о каком-то осколке. И ни к кому не обращаясь.
– Остов корабля, наверное, – стоявший рядом парень ухмыльнулся беззубым ртом; все четыре его оставшиеся зуба отливали старым золотом.
Гарраско никогда с ним не разговаривал и, кажется, вообще видел впервые.
– И как получилось, что он провалился в дюну?
– Ну, – протянул парень, – может, песчаная буря, а может – ржавоеды… – оборвал он фразу.
Точно, ржавоеды, – подумал Гарраско. Именно им и крикнули: «Берегись лопат!» Цветов было так много, что они могли заменить отряд и закончить работу за считаные минуты.
– Не нравится мне все это, – проронил кто-то. – Проклятые обломки, мы ведь почти добрались до порта!
Металлическая Спина положил руку ему на плечо:
– Давай, парень, копай, а то мы никогда туда не доберемся, – проворчал он, с тревогой глядя на горизонт, где уже пылал закат. – Времени у нас мало.
Они принялись за обломки, которые уходили в песок глубже всего, и несколько минут работали молча.
Старались как могли, проклиная все на свете, но никакого результата не добились. На западе синел горный хребет, залитый светом одной из лун Мира9. На небе уже появились первые звезды. Пришлось принести факелы: их воткнули в песок, обведя обломки идеальным полукругом.
Позаботившись об отряде, Афритания зажгла все фары и наклонила зеркала вниз. Она возвышалась над горсткой мужчин, как вулкан, извергающий свет и пар.
Гарраско в тысячный раз бросил лопату и вцепился обеими руками в большую решетчатую башню. Налег на нее всем телом и попытался сдвинуть. Ноги тонули в песке, но он продолжал упираться изо всех сил.
Вдруг Гарраско что-то почувствовал; инстинктивно отдернул руки. Все прошло. Глубоко вздохнул и снова положил ладонь на металл.
Вибрация. Поднимается по трем зараженным пальцам, будто это кратчайший путь к его душе.
Что-то… кто-то…
«Создания, – с ужасом пронеслось в голове. – Боже, этого я знаю».
Обшарил взглядом песок в поисках лопаты: тщетно. Хотелось пару раз стукнуть по металлу и посмотреть на его реакцию. Отойдя в сторону, в свете костров он обошел небольшую дюну, которая была под ногами. Лопата как сквозь землю провалилась.
И в этот момент услышал вопль.
Дюна под ногами начала осыпаться. Гарраско повалился на песок.
Между небом и землей, окутанные белым паром, сияли фары Афритании. Кроме них, висящих в пустоте как солнца, в той стороне ничего не было видно.
Снова вопль, еще пронзительнее.
– Что там? Что случилось? – закричал Гарраско.
– Пропасть! – донеслось из тумана.
Гарраско пытался ползком добраться до верхушки дюны. Но невозможно было разглядеть даже собственные руки. Он лег на спину. Солнца Афритании превратились в ожерелье из бледных лун.
Он слышал голоса товарищей, но не мог уловить, откуда они доносятся.
– Я здесь! – не зная, что еще сказать, прокричал Гарраско.
В ответ – лишь сдавленные стоны. И металлический скрежет.
Вдруг на Гарраско обрушилась лавина песка, сбросив с дюны. Несколько метров он летел вниз. На мгновение затормозил и покатился снова.
Он пытался сплюнуть и прокашляться. Начал судорожно хватать ртом воздух, обжигающий легкие.
Наконец остановился. На грудь давило что-то ужасно тяжелое. Шевелиться он не мог. Рук не чувствовал. Не знал даже, обе ли ноги на месте.
Постарался повернуть голову.
Сплюнул песок с губ. «Боже, это настоящий яд!»
С трудом приоткрыл один глаз.
Белый пар стал еще бледнее, но где-то вдалеке – где именно, понять он не мог, – все еще висели луны.
Гарраско был почти полностью засыпан песком, этой ядовитой смесью, которая так просто его не отпустит. «А сейчас…» Постепенно понял, что все еще цел. Попробовал пошевелить пальцами на правой руке: они вцепились во что-то твердое, острое. Он по-прежнему чувствовал, что не один. Кто-то близкий рядом.
Ладонь болела, но Гарраско еще сильнее схватился за железо, стараясь принять положение поудобнее. Может, быстро выбраться из песков не получится, так хотя бы судороги будут поменьше.
И он сможет… послушать.
В следующую секунду раздался грохот железных обломков, ударяющихся о металл.
Фары Афритании, наполняя воздух оглушительным звоном бьющегося стекла, начали взрываться одна за другой и гаснуть, словно задутые порывом ветра огарки свечей. Несколько секунд – и в тумане остался только пугливый свет факелов, вопли раненых да прозрачная луна.
Живая лавина песка, сбросившая Гарраско с дюны, потащила его куда-то.
Он потерял сознание.
«Теперь ты знаешь: у каждого корабля есть свои проґклятые.
Внутренние прокладывают курс и предупреждают об опасности. Дают Внешним кого-то, в кого можно верить, на кого надеяться. Внутренние – это энергия, движущая сила, мышление.
На этой войне мы к тому же отличные советчики. А кто-то – великолепный стратег. Враги ищут именно нас.
Это мы – добыча для колодцев в ваших портах.
Скажи Вании, что сам по себе металл – как песок. Ни на что не способен. Лишь пустая скорлупа. Могла бы она и сама догадаться об этом по нашим яйцам».
Гарраско открыл глаза.
В воздухе стоит мельчайшая песчаная пыль. Подождал, пока она осядет.
Картина изменилась. В бледном свете луны, среди звезд, чернело остриями нечто гигантское, поднявшееся из дюн. Гарраско обвел его взглядом, от кормы до носа, от носа до кормы.
В том месте, где раньше виднелись только обломки, появился гнилой киль, изъеденные ржавчиной мачты.
И колеса!
Оно было в разы меньше Афритании. Но куда страшнее. Куда смертоноснее. И стояло там специально, чтобы преградить ей дорогу, не дать проехать дальше.
Гарраско выбрался из песка и теперь лежал на спине, уставившись на громадину. Стояла зловещая тишина. «Сколько я был без сознания?»
С трудом выпрямив спину, Гарраско помотал головой, похлопал ладонями по вискам.
Он ничего не слышал. Наверное, песок набился в уши.
Стоило ему встать, как у самой головы, задев волосы, просвистело что-то похожее на пулю. Гарраско снова лег.
Воздух кипел от кусков железа: в сторону Афритании градом летели острые как бритва осколки – некоторые размером с ладонь. Грохот металлических залпов, отдающийся в ушах тишиной.
Вставать нельзя. Пока эта сумасшедшая стрельба не кончится.
Мимо проносились, бешено вращаясь, крышки люков, ржавые пилы и острые как копья металлические прутья.
Минут через десять Гарраско рискнул поднять голову и посмотреть на то, что почти тридцать лет было его домом, его кораблем, его городом. Туман рассеялся, и Гарраско отчетливо разглядел: по бокам от него – два корабля, стоящие совсем недалеко друг от друга. Давид против Голиафа.
От взрывов с Афритании сыпались снопы искр: старая железная громадина кровоточила разноцветными вспышками света. Перед ней бесновалась блоха, устроившая беспрерывную пальбу по Афритании и мечущая с палуб песок, который собрала, пока выбиралась из дюн. Уж не придумал ли этот корабль использовать в качестве пороха всю пустыню? Он что, стреляет взрывчатым песком?
Воняло ржавчиной и гарью. Скоро все пространство между кораблями заполнилось дымом и поднятым в воздух песком. Гарраско наблюдал за происходившим в ватной тишине.
Вдруг его кожу пронзило жало. Он провел ладонью по щеке, в которую нанесли удар. Она горела. Посмотрел на пальцы – сырые. Лизнул.
Масло!
Чертова блоха плевалась кипящим маслом!
Снова капли, целый фейерверк.
Гарраско отполз, стараясь укрыться за дюной. Прижал колени к груди, поднял горячий кусок железа и сжал в руке. В метре от него шел дождь из масла, упавшие обломки шипели и дымились.
Раздался неистовый рев набирающего обороты двигателя, и атакующий корабль выплюнул вверх песчаный гриб и пар, поднявшийся до самого неба. Потом его киль медленно-медленно начал погружаться в песок.
Гарраско вскочил. Укрывавшая его дюна вдруг начала осыпаться и проваливаться, образуя воронку. Он хотел было убежать, но песок превратился в бурлящее море, в прожорливую пучину. Гарраско упал, покатился по дюне; песок снова забил ему весь рот. Он сплюнул, прокашлялся и был уже готов закричать от отчаяния и сдаться, как пустыня внезапно стала ровной, расчесанной лунным светом.
Тишина.
Смерть.
Падающие непонятно откуда куски железа.
Гарраско поднял один. Это оказался портсигар из латуни – стандартный, бортовой. На крышке выгравировано семь букв: Р О Б Р Е Д О.
Открыл. Две неразрезанные сигары, все еще в обертке.
Робредо? Снова этот прокля́тый корабль. Он его узнал, как только в первый раз коснулся металла.
Бросил сигары в песок. Повертел портсигар в руках и отшвырнул в темноту.
– Скотина! – заорал он.
Ничего не слышно, даже звука собственного голоса.
Куда ни глянь – везде куски мяса и ошметки птиц. Скрюченные, покалеченные тела товарищей.
Изрезанные летающими пилами. Обезглавленные. Перемолотые.
Рагу из мяса, перьев и кусков железа.
Гарраско стоял и смотрел на корабль, ставший его родным домом. Погруженная во мрак Афритания сливалась с ночным небом и напоминала черную шахматную фигуру из металла, обмякшую на своих колесах.
Накренившаяся. Покосившаяся. На палубах тут и там что-то горело, выпуская столбы дыма.