Кивком головы он указал на борт махины. Тот был весь усеян дырами и острыми осколками разных размеров, которые плотно вошли в металл. Других путей, кроме этой безумной дороги среди пробоин с рваными краями, шипов и лезвий, не было видно – ни двигающихся платформ, ни свисающих на землю лестниц; значит, так попасть на палубу невозможно. Остается только одно.
Обернувшись, Валид посмотрел на Найлу:
– Видишь, нам не забраться…
Девочка, уже догадавшись обо всем, вытащила из рюкзака два фонарика.
– Можно бы, конечно, подождать, пока корабль пройдет и дорога освободится, – протянул Валид. – Но вдруг это займет несколько дней или даже несколько недель. А может, махина околеет прямо здесь, и мы вообще тут никогда не пройдем.
Найла посмотрела на джунгли из колес: она хотела понять, двигаются ли они, выбрала одно, а в качестве ориентира приметила большой осколок, торчавший из резины.
Действительно: колесо вращалось, хотя и очень медленно.
– А сколько они метров в высоту?
– Колеса? – спросил Валид. – Ну так, на глаз… метров двенадцать, наверное.
Найла, которая в математике была настоящим гением, уставилась на медленно вращающийся осколок и начала считать.
– Какого хрена ты делаешь?
Девочка замахала на него рукой, и Валид, оставив ее, поглощенную странным занятием, подошел поближе к кораблю. Грохот стоял чудовищный, с палуб постоянно сыпались обломки. Ими был усеян весь песок вокруг. Внезапно что-то под ногами Валида блеснуло, и мальчик, наклонившись, поднял кусочек металла. Приняв его за свисток, он поднес железяку к губам, но вдруг с ужасом осознал, что́ держит в руках на самом деле, и отшвырнул как можно дальше: это был металлический палец, с блестевшим как зеркало ногтем. Полый внутри и совсем легкий. А рядом, на песке, лежала и остальная часть перчатки из полированной латуни – очевидно, рука мужчины. Или женщины.
Грохот. Все оглушительнее.
Зажмурившись, Валид закусил язык и постарался успокоиться, как учил его дедушка Халед – шаман из деревушки. Через несколько мгновений паника отступила. В конце концов, ведь лезть на палубу не нужно – они выбрали другую дорогу. Подальше от трупов и от Болезни.
Только бы он не заразился, пока держал металлический палец, взмолился Валид.
Мальчик чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда маленькая Найла положила руку ему на плечо.
– Я – все. Колесо делает четверть оборота за семь минут. Значит, полный оборот – за двадцать восемь минут, и если его диаметр действительно двенадцать метров… надо бы измерить, чтобы было поточнее… но если это так, то корабль идет со скоростью примерно двадцать пять метров в час. На всякий случай я пересчитывала три раза. И он идет все быстрее!
Валид смотрел на нее, раскрыв рот. Может, от испуга, может, потому что почти ничего не понял из слов соплячки.
– А ты-то откуда знаешь? – буркнул он, пытаясь казаться равнодушным.
– Я же посчитала! Мы пойдем под кораблем, а вокруг все будет двигаться, пусть и очень медленно. Останавливаться нельзя, иначе колеса нас раздавят. И, может, дня два нам не удастся ни поспать, ни привал устроить…
– А что значит «он идет все быстрее»?
Найла посмотрела на него улыбаясь – во рту не хватало нескольких зубов (девочка она была довольно зрелая, но молочные зубы еще не все поменялись):
– Скорость увеличивается. Там, внутри, наверное, творится что-то безумное!
Свесив ноги, Сарган сидел на краю чана. Трупы вокруг двигались без остановки, выстраиваясь шеренгой в ожидании своей очереди прыгнуть вниз. Тех, у кого признаки Болезни только-только появились или их не было вовсе, притащили товарищи, сжав в объятиях, переплетя конечности.
Сарган смотрел, как солнечный диск постепенно спускается к горному хребту. Через час стемнеет. А ночевать на корабле ему совсем не хочется. Вокруг – тысячи трупов, и любой шаг по палубе, усеянной осколками, может закончиться плачевно. Нужно поторапливаться, успеть спуститься на дюны до наступления темноты.
Никогда больше, поклялся Сарган, он не будет летать над кораблем на аэрогребне. Никогда больше не опустится на расстояние выстрела катапульты или любого другого орудия. Он вел себя как полный идиот и сам нашел приключения на свою задницу.
Воняло ужасно, но Сарган отдал бы руку за кружку с водой. Закрыв глаза, он начал вполголоса бормотать единственную молитву, которую знал: «Удар для меня, удар для корабля. Удар для жизни, удар для смерти…» – эти слова из уст в уста передавали кочевники пустыни, а говорилось в них о небесном корабле и его бьющемся сердце.
Больше времени терять нельзя.
Сарган в последний раз посмотрел вокруг. Трупы остановились, металл замолчал. Каждая палуба, каждый трюм, каждая, даже самая высокая, рея на корабле затаила дыхание.
Ни одного звука. Ни одного скрипа.
Остановившиеся механизмы.
Тишина.
И вдруг налетел неожиданный порыв ветра, болтающиеся в воздухе железяки словно бы разразились хохотом, который разнесся по всему кораблю. Он прошел сквозь металл, опустился в недра трюмов и отдался покалыванием в пятках сидевшего на краю чана человека.
Сглотнув, Сарган прыгнул вниз…
Лучшей в арифметике, да и вообще в математике, Найла стала постепенно, благодаря терпеливому наставничеству старого Халеда. С первого же дня, проведенного за учебниками, девочка поставила себе амбициозную цель – научиться считать быстрее учителя. В механике она уже освоила основы аэродинамики. И помогла Халеду построить гребень.
Девочка отдала бы палец руки, чтобы полетать, как только гребень будет готов. Старик был не против и даже составил план путешествия: Найле предстояло долететь до обломков, находящихся в десяти милях от Абрадабада. Единственное условие – она должна сама зарезать поросенка, кровь которого заполнит баки.
Молитва… Падая камнем вниз, он снова начал ее шептать.
У преисподней влажный запах облаков.
Обжигающий жар котлов.
Жив я или уже умер?
Удар для меня, удар для корабля.
Удар для жизни, удар для смерти…
И завтра мир будет другим.
Аминь.
Мрак. Как корка сырого черного хлеба.
Выставив фонарик, Валид полукругом обвел темноту перед собой, справа налево.
Тишина.
Вроде он что-то слышит. Откуда-то сверху доносятся звяканье металла и злобный смех.
Сзади Найла перебрасывала фонарик из одной руки в другую. Потом присела на корточки:
– Мы стоим.
– В смысле?
– Корабль… – девочка указала на следы на песке. – Видишь, он больше не двигается!
Вокруг них – гигантские колеса, высотой как семь взрослых мужчин. Чем дальше во тьму под кораблем, тем меньше заметны порезы на боках шин и протекторах, но больше комок в горле от запаха горелой резины.
Задрав голову, Валид посветил фонариком вверх, между осями колес. Бесполезно – все равно что попытаться слабым лучиком рассеять темноту безлунной ночи.
И все же…
Прямо на лоб упала капля. За ней тут же вторая. Подцепив на кончик указательного пальца, мальчик ее лизнул.
– Фу-у! – Валид сплюнул. Это было смазочное масло с отвратительным привкусом железа, а крошки на языке – наверное, перемешанный со ржавчиной песок.
Моросил дождь. Но здесь, под кораблем, удивляло не только это.
– Слышала, как грохотало?
У Найлы дрогнул голос:
– От этой тишины мне еще страшнее. – Она перевела взгляд с фонарика наверх: надеялась, что глаза привыкнут к темноте и разглядят, что за свечение исходит от высокого свода.
Солнечные лучи все еще проникали сквозь лабиринт шин. Ребята прошли уже, наверное, метров сто, и колеса располагались все ближе и плотнее, казалось, что без всякой логики – то по одному, то попарно, то группами по три.
Глаза привыкли к темноте, и девочка разглядела над головой нечто похожее на звезды – какие-то вытянутые фигурки со странными лапами, отливавшие зеленоватым. Точно, этих существ она знает, хоть так близко никогда и не видела: каучуковые светогекконы – робкие зверьки, которые ухаживали за резиной шин и поддерживали в них давление: они умели выдувать воздух с силой, какую и не ожидаешь от таких малышей. Жили светогекконы среди колес больших кораблей колониями по тысяче особей.
Захваченная этим зрелищем, Найла в задумчивости положила руку на один из протекторов: резина оказалась теплой, податливой и влажной от масла, которое непрерывно капало сверху.
Вдруг девочка почувствовала, как что-то свалилось ей на голову.
Попыталась стряхнуть это с волос, с плеч и, испугавшись, шлепнулась в песок.
Еще миг – и мрак вокруг содрогнулся. Послышался громкий щелчок. Звяканье цепей и скрежет приходящих в движение механизмов.
Несколько секунд, тянувшихся целую вечность, Сарган летел по темной узкой трубе, которая выбросила его на мягкий ковер из человеческой плоти. Почувствовал брызги гнили и хруст не своих костей. Надо поскорее убираться отсюда. Но едва Сарган попытался встать на ноги, как раздался металлический грохот, и конвейер, на который он упал, пришел в движение.
Метров пять Сарган ехал на ленте, потом она дернулась, посыпались искры, и механизм заело. Лежавший перед ним труп свалился на пол. Другому – с дырой в груди, будто сердце ему вырывали голыми руками, – удалось сохранить хрупкое равновесие, несмотря на свешивающиеся с конвейера ноги.
Свет просачивался в помещение через большое круглое отверстие в нескольких метрах от пола. Оно напоминало неподвижное солнце в оправе из ржавчины.
Сарган спрыгнул с конвейера за миг до того, как тот снова пришел в движение. С кораблем, очевидно, что-то было не в порядке – самые простейшие механизмы запускались с трудом, со скрежетом и треском. Отовсюду летели искры. В такой ситуации даже от трупов толку не было. Но в любой момент все могло настроиться и запихнуть Саргана под какой-нибудь пресс, который превратит его в кашу. Рано или поздно это случится. Корабль приведет в порядок свои механизмы, и они будут нормально работать. Вычистит песок, из-за которого заклинило карданы и шестеренки, вытащит обломки, застрявшие в звеньях приводных цепей или пробившие котлы.