– Халед, это я. – Сделал еще шаг. – Снаружи металл совсем горячий, поэтому я не постучал… Ты здесь?
Из-за спинки кресла высунулась седая голова старика и рука с колбой.
– Ты их не нашел, да? – глухо произнесенные слова прерывались кашлем.
– Я обыскал все. В гребне почти закончились масло и кровь, пришлось вернуться.
Старик поднялся и довольно ловко зашагал по наклоненному полу.
– Где-то рядом идет корабль, огромный корабль.
– С чего ты взял? Я видел в пустыне только обломки, ничего особенного.
Старик вылил содержимое колбы в бутылку.
– Металл чувствует металл. Или чувствовал по крайней мере… Корабль идет очень быстро, теперь он уже далеко. Присядь, Самир, ты, наверное, очень устал.
После нескольких часов в пятидесятидвухградусной жаре пустыни мальчику казалось, что в пневмошарнире почти прохладно.
– Значит, никаких следов Найлы и Валида ты не нашел? – снова спросил старик.
Самир огляделся, не зная, куда присесть. Ни один предмет не выглядел устойчивым, поэтому он просто прислонился к трубам, спускающимся с потолка.
– Я облетел все в десяти милях. Они как будто испарились.
– Может быть… – старик сделал длинную паузу, словно перебирая в уме все возможные идеи. Он переливал жидкости из одной посудины в другую – ждал, пока его осенит какая-нибудь мысль. – …Я не знаю точно, но корабль мог забрать их на борт, – Халед не показывал своей тревоги, хотя ребята были частью сообщества, а Найла так и вообще – его родственницей.
– Да о каком корабле ты говоришь? Я же сказал, там везде валяются только железяки, как всегда!
Старик открыл небольшую клетку из бамбука и вытащил из нее сильно зараженную канарейку. Крыло, половина головы и три четверти острого клюва уже превратились в латунь. Болезнь затронула и второе крыло: вместо перьев кожу покрывал сероватый пергамент. Другой рукой Халед взял со стоящего под наклоном верстака баночку и набрал в пипетку жидкость молочного цвета, отливающую перламутром.
– Одно крыло стало намного лучше, – сказал он, брызнув пару капель на металл. – Жаль, правда, что для полета нужны оба.
Халеду очень ловко удалось сменить тему разговора. Именно такая манера и его кажущееся безразличие всегда сильно раздражали мальчика.
В Абрадабаде все знали, что старик давно проводит эксперименты и ищет лекарство от Болезни – какое-нибудь средство, чтобы превратить металл обратно в плоть; но это мальчика не увлекало. Такие опыты казались Самиру лишь эксцентричными проявлениями старческого маразма, алхимическим бредом, приправленным эффектными фразами и сомнительной моралью. Как бы то ни было, именно Халед был мудрецом сообщества, именно он своими руками построил все гребни – и песчаные, и один-единственный облачный; этот экспериментальный хлипкий двухместный драндулет был самым уродливым и неуклюжим летательным аппаратом, когда-либо бороздившим небесные просторы Мира9.
– Возьмем с собой эту малышку, – сказал он, запуская птицу обратно в клетку. – Нужно только наполнить бак гребня. Поднимемся как можно выше, а потом пусть справляется сама. Так что, дорогой мой Самир… – старик улыбнулся во всклокоченную бороду. – Мы полетим по следу корабля, которого ты не видел.
Каркас аэрогребня представлял собой путаницу железяк, а гордиев узел тросов, прутьев и тряпок образовывал невероятного вида крылья. Мотор (один бог знает, как он был сконструирован) примостился за двумя продавленными креслами рядом с кучей пропеллеров, которые почему-то выглядели как лопасти винта моторной лодки. Задумка состояла в том, чтобы сделать гребень максимально похожим на жука; поднять его в воздух действительно удавалось, но полеты были очень опасными. Три больших кастрюли, закрепленные внизу, служили баками, а если понадобится, то и взрывателями. Они были заполнены почти в равном соотношении маслом и кровью поросенка, которого зареза́ли примерно за час до полета. Управлялась колымага с помощью простого руля, от каждой рукоятки которого отходило штук по десять тросов. Завершала конструкцию пара крошечных колесиков, надетых на концы двух тонких, широко расставленных ножек.
– Ты сядешь сзади, – сказал Халед, цепочкой прикрепляя клетку к сиденью пилота. – Это только второй официальный полет, так что многого не жди.
Самир даже дар речи потерял, но возмущаться не решился. Поджал ноги и забрался, куда сказано. Сзади кроме кресла ничего не было – Самир сидел на нем как в седле, а ноги болтались в воздухе.
Старик втиснулся в драндулет спиной к мальчику.
– Там есть стремена, – подсказал он, повернув голову. – Я бы на твоем месте ими воспользовался, хотя бы пока будем взлетать. А потом, если хочешь, можешь вынуть ноги…
Колымага завелась только раза с шестого. Раздался адский гул моторчика, гребень конвульсивно дернулся и задрожал. Рванувшись вперед, наклонился на одно крыло и чуть не ткнулся носом в песок; Халед с Самиром едва не вылетели из кресел. Мальчик завопил и подумал: слава богу, что он решил-таки вставить ноги в стремена. В последний момент гребень выровнялся и поехал прямо. Будто в дюну, возвышающуюся перед самым носом, с бешеной скоростью запустили мутовку.
Старик что-то кричал, но грохот двигателя заглушал слова.
Гребень стал задирать нос, поехал помедленнее, задрожал… Вроде дюна не очень высокая, не крутая, но выглядит как непреодолимое препятствие: будто вместо песка – липкая патока, ведущая свою войну против жалких колес гребня.
Халед нажал на газ. Снова проорал какие-то наставления, утопающие в грохоте.
«Как пчелам удается оторваться от меда?»
Самир сглотнул. Руки девать некуда. Выставишь в стороны – пропеллер того и гляди отрубит пальцы. Он вытащил ноги из стремян. Сердце колотилось. Будто едешь верхом без седла. Хоть гребень, задирая нос, и прижимал его спиной к сиденью, Самиру стало нехорошо, он съехал на бок и закричал. Посмотрел вниз.
Дюна, пустыня, разбросанные обломки, все вместе напоминающие обтекаемый силуэт корабля…
Аэрогребень взял курс прямо на скопление туч.
Несколько мгновений, и они уже так высоко летели над Абрадабадом, что лаборатория Халеда казалась жестянкой, выпавшей из кармана великана.
– А теперь скажи мне, что небо – это не единственное, о чем ты мечтаешь в своей убогой жизни.
Мотор стал работать немного потише, но все равно приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
– Куда мы летим? – Самир с ужасом глядел на крошечные дюны.
– Мы ведь ищем корабль! Будем кружить, пока не увидим след на песке. А потом по нему и полетим.
– Но мы можем искать его несколько часов!
– Ты будешь отвечать за чаны с маслом.
– Почему я?.. Я никогда на этой штуке не летал!
Старик улыбнулся.
– Здесь я капитан. Приказы не обсуждаются. Где там клетка?
Самир заглянул с одной стороны, потом с другой. Из-за переплетения прутьев и тросов ничего не разглядеть.
– А, вот же она! Что сделать?
– Достань ее!
Самир потянул за цепочку, достал клетку и поставил ее на колени.
– Давай сюда!
Легко сказать: ему же придется передать ее через плечо. Но сначала – отсоединить цепочку, иначе она запутается в прутьях, которые поддерживают крылья. А кто будет управлять драндулетом, пока старик займется своим чертовым экспериментом?
Сверху дюны казались бесконечным песчаным ковром, усыпанным обломками тысяч потерпевших крушение кораблей: сгоревших от удара молнии, подорвавшихся на взрывчатом песке, проглоченных и выплюнутых ржавоедами. И, конечно, поверженных в яростных битвах до последней капли масла…
– Кто будет управлять этой колымагой, пока ты?..
Старик не дал ему договорить. Запрокинул голову.
– Кто же еще, ты конечно!
Парень поставил клетку на правое плечо Халеда. Может, старик передумает? Самир ведь и сам может открыть клетку и выпустить канарейку.
– Смотри, здесь два троса. Если потянешь за правый, мы повернем влево; если за левый – вправо.
Халед взял клетку: наступал решающий момент эксперимента.
– Ты все понял, Самир?
Мальчик привстал на стременах и крест-накрест взялся руками за тросы. Он терпеть не мог летать, но в ловкости ему не откажешь.
Через несколько секунд видимость стала почти нулевой.
Драндулет влетел в тучи.
На песке валялась какая-то железяка: Алеф поднял ее и взвесил в ладони. Видеть он, конечно, не мог, но по форме понял сразу: это маленькая шестеренка. Горячая, человеческую кожу точно обожжет.
Подняв руку, механокардионик попросил тишины. Деталь еще не совсем умерла – глубоко внутри шестеренки чувствовалось что-то холодное. Какое-то эхо, отзвук, биение металла…
– Он жив! – вынес Алеф свой приговор. – Или меньше часа назад был жив.
Другой механокардионик поднял с земли еще одну железяку – большую ржавую шайбу – и пришел к такому же выводу:
– Корабль проезжал здесь. Мы идем по его следу.
Эти металлические человекоподобные существа не могли видеть на песке колеи, проложенные колесами большого судна, но чувствовали вибрацию свалившихся на песок обломков – еще более надежное доказательство того, что корабль – поблизости.
– Где-то полчаса назад! – добавил Двасердца.
Благодаря быстроходным колесам они довольно скоро вышли на след Афритании. Но чтобы ее догнать, нужно двигаться еще быстрее. И облегчить вес.
– Двасердца, ты останешься здесь, будешь собирать обломки и указывать нам курс. Может, эти куски железа тебе еще что-нибудь расскажут.
Холод. Когда они влетели в тучу, температура резко снизилась. При каждом вдохе воздух стекал в легкие, как глоток ледяной воды.
Даже мотор стал гудеть ровнее – казалось, он задерживает дыхание, надеясь переждать бурю.
Самир отпустил тросы и тяжело сел на кресло, похлопывая себя по плечам. Мальчик совсем продрог.
– ЧТО ЗА ФИГНЯ? – прокричал он, хотя смысла в этом не было. Какофония вокруг не затихала, голоса в этом хоре лишь менялись местами: теперь партию баритона исполнял не мотор аэрогребня, а заиндевевшая холстина крыльев, хлопавших на ветру, как паруса.