Тут Самир рассеянно поднял глаза, посмотрел вдаль и понял, что не один. Как только он не заметил этого раньше?
Мальчик инстинктивно перехватил закинутую за плечи палицу поудобнее. Позвоночник прострелила дикая боль.
На вершине дюны, меньше чем в трехстах метрах, стоял корабль. Высоченный, как девятиэтажная башня, а каждое колесо – весом с полтонны, не меньше.
Он появился словно из ниоткуда, хотя было видно, что гроза, обрушившаяся на пустыню, и его не обошла стороной. С палуб потоками стекала вода, на сыром металле играли солнечные зайчики.
Безжалостное солнце отравляло бликами каждый сантиметр корабля.
Песок быстро впитывал бегущие с бортов струи.
Было совсем тихо.
Похоже, корабль мертв. Над дюной возвышается лишь нагромождение ржавых, потрепанных листов железа.
При падении у Самира слетели сандалии. Он знал, босиком ходить по кораблю очень опасно. От ржавчины, может, и не заразишься, но любой знает, что она ускорит течение Болезни.
Самир взобрался на дюну и пошел вдоль правого борта. Неужели колеса бывают такими огромными?! Над головой по всей нижней палубе тянулся ржавый фальшборт, ограждающий узкую дорожку с подъемами и спусками. Палубы соединялись бесконечными лестницами и лесенками, а чуть подальше торчал обрубок дымовой трубы.
Такого неуклюжего, несуразного сооружения Самир не видел никогда: киль приплюснут, совсем не как у обычного военного корабля. Махина в высоту была больше, чем в длину – словно осадная башня, аэродинамика которой оставляет желать лучшего. И колеса… Они же просто гигантские! Может, это какой-то особый тип судна? Наблюдатель, впередсмотрящий. Дюноход.
Потрогав ссадину на лбу, Самир посмотрел вверх: солнце било по глазам. Вот дымовая труба (изуродованная) и пара покореженных решетчатых башен (наверное, здесь раньше была катапульта), но больше нет ничего – ни рей, ни марсов, ни каких-нибудь наблюдательных постов.
Слышно, как позвякивают куски металла, болтающиеся на стреле подъемного крана.
Самир наткнулся на трап, зигзагами спускающийся к самой дюне рядом с большим черным колесом. Лестница держалась на нескольких ржавых цепях, свисавших со стрелы. Мальчик полез по ступенькам. Взобравшись, подошел к фальшборту и посмотрел вниз. Метров пятнадцать, не меньше; вся палуба усыпана обломками, залита дождем. Куда теперь – направо или налево – там, наверное, нос корабля? Самир наугад выбрал второе. Хотел постоять на капитанском мостике, как страж песков. Преодолев еще пару лестниц, мальчик забрался на верхние палубы, где творился еще больший хаос. Здесь и ветер гулял сильнее, заставляя металл зловеще скрипеть и стонать.
Палуба раскалилась, приходилось идти на цыпочках, выбирая, куда ступить. По всей видимости, экипажа на корабле нет. Давно уже нет. Будто это корабль-призрак, брошенный в пустыне, как и миллионы других, на растерзание стихий.
Вдруг Самир наступил на какую-то тряпку, кусок рубахи. Нагнулся, чтобы ее подобрать, – спину прострелило. Лохмотья оказались насквозь мокрыми, хоть выжимай. Такие же, измазанные чем-то черным, валялись по всей палубе. Может, клочья парусов? Хотя парусу вряд ли под силу сдвинуть этого неуклюжего искореженного уродца. Мальчик развернул скомканную тряпку, посыпались сырые птичьи перья; наверное, эти лохмотья – одежда бесследно исчезнувшего экипажа. Парой тряпок он обмотал ноги, чтобы палуба не так обжигала и можно было идти быстрее.
Все тело болело, но терпимо. Пока Самиру везло, и мальчик надеялся, что удача от него не отвернется. Хотя бы пока он не уйдет с этого корабля. Правда, ни Найлы, ни Валида здесь, похоже, нет. Корабль мертв, и на борту уже неделю, если не больше, нет ни одной живой души.
И все же… Самира не покидало чувство, что за ним кто-то наблюдает, что пол тихонечко поскрипывает под чужими шагами.
Острая боль в груди. Задыхаясь, он прижался к переборке. Может, с ужасом подумал Самир, этот удар молнии не прошел для него бесследно.
Через минуту боль стихла, и мальчик открыл глаза.
Пожалуй, хватит испытывать судьбу. Добраться бы еще до носа этого корабля-башни – просто из любопытства, а оттуда по какой-нибудь лестнице спуститься на нижние палубы. И снова на песок…
Увиденное его потрясло.
Он просто не поверил своим глазам. Как такое возможно?
Ухватившись за металлическую перекладину, Самир поднял голову, чтобы почувствовать на лице ветер пустыни. Потом присел на корточки, вытянул руку, потрогал пол под ногами. Прямо перед ним палуба шириной в несколько сотен метров резко обрывалась, и дальше, до самого горизонта, – только дюны, дюны, дюны. И тридцатиметровая пропасть, от носа до земли.
Мальчик стоял на самом краю корабля, где не было ни фальшборта, ни ограждения. Один неверный шаг, голова закружится – и ты летишь вниз.
Самир подошел к кромке палубы, туда, где кольцами лежала огромная ржавая цепь.
Сомнений не было, корабль был разрезан…
Как по линейке.
Но кому или чему удалось совершить подобное? Зачем? Какой фрезой? И сколько же времени на это ушло?
Прикрывая глаза от солнца, Самир вглядывался в пустыню, искал какой-нибудь силуэт, тень… Может, устроивший это безумие где-то там, на песках. Спасается бегством.
Самир снова сел на корточки, пригладил взъерошенные ветром волосы и еще раз провел пальцам по краю разреза, который пересекал палубу от правого борта до левого и шел вниз, вскрывая с хирургической точностью семь нижних уровней, трюмы, киль и днище – все то, что невозможно увидеть сверху.
«Только пустыня знает…»
Эта простая мысль оказалась обрезана на половине. Тень боднула его в спину с чудовищной силой.
Мальчик полетел вниз, зажатый в тиски раскаленного железа. Лязг металла и стук костей; от удара о землю воздуха в легких не осталось; упав в нескольких метрах от среза корабля, он попытался перевернуться на спину, но напавший прижимал его лицо к песку. Рыхлый сыпучий ковер немного смягчил падение, шею Самир себе не сломал, но от этого было не легче.
Он дернулся, начал задыхаться. Воздуха совсем не было. Из последних сил отчаянно брыкнулся и лягнул сидевшее на нем существо. Послышался сухой щелчок, металл завибрировал, загудел. Нападавший повалился на бок, схватившись за голову.
Самир сел и, двигаясь на руках и пятках как краб и не выпуская существо из вида, отполз от него на безопасное расстояние. Сплюнул. Из-за песка, попавшего в глаза, он почти ничего не видел, но изумление не проходило. Существо сидело на корточках, обхватив руками металлическую голову с хорошо заметными вмятинами.
Откашливаясь и не сводя с него глаз, мальчик встал на ноги.
В нескольких метрах от Самира с корабля на песок спрыгнули еще двое механокардиоников; от их потрепанных тел кое-где отвалились металлические кусочки.
Самир посмотрел по сторонам в поисках путей спасения. Нападавших слишком много – в одиночку не справишься, да и оружия у него никакого нет. К тому же после драки с первым механокардиоником он весь в порезах и ссадинах.
Еще один спешивший на подмогу пролетел над головой мальчика, сделал ловкий пируэт в воздухе и приземлился на согнутые ноги: теперь Самиру был закрыт единственный путь к отступлению – пустыня.
Существо, кинувшееся на Самира, по-прежнему сидело на земле, оглушенное ударом, но, уловив вибрации товарищей, выпрямило спину. От его корпуса тут же отвалился железный кусок, а из дырки на уровне левой почки, куда Самир заехал ногой, выкатилось что-то похожее на человеческое сердце.
Три механокардионика, окружая мальчика, подбирались все ближе. Самиру казалось, что все они смотрят в одну точку. Будто на самом деле его не видят. Да и тот, с которым он дрался, больше страдает от грохота и гула, чем от повреждений. Но сейчас не время гадать, кто эти существа и что им нужно. Самир бросил взгляд через плечо: прыгать с дюны нельзя, слишком крутой склон, и механокардионики сразу настигнут его на открытом пространстве.
Он изо всех сил пнул песок и, пока облако не осело, сломя голову бросился в темноту.
Кромешный мрак.
Здесь, под кораблем, кажется, что дышишь не воздухом, а темнотой.
Спрятавшись за огромным колесом, Самир прислонился затылком к теплой резине. Прислушался. Метров двадцать он пробежал, ничего не видя, вытянув руки вперед, обходя колеса. После слепящего солнца его глаза, наконец, начали привыкать к темноте.
Вдруг сердце пронзила острая боль, как в прошлый раз; колени подогнулись. Закрыв глаза, Самир подождал, пока она утихнет.
Через минуту пришел в себя. Потер глаза.
Преследования не слышно, но Самир не надеялся, что от механокардиоников удастся сбежать так легко. Сейчас нужно просто взять себя в руки и решить, как быть дальше. Он перебрал в голове все, что произошло за день: долгие, не увенчавшиеся успехом поиски Найлы с Валидом, возвращение в Абрадабад, полет с Халедом, поразительная штуковина в облаках, молния, падение, корабль-башня, засада механокардиоников… Что еще может случиться?
«Ах да, сердце…»
Самир поднял голову, посмотрел сквозь оси колес: с днища корабля лился совсем слабый зеленоватый свет – там, высоко-высоко вверху, как на далеком небосводе, мерцали какие-то звездочки. Мальчик рассеянно пнул торчавший из песка обломок. Присмотрелся – может, сгодится как оружие? Жаль, что он где-то потерял железный прут, оставшийся от гребня. Самир подобрал железяку.
Это оказался обычный ржавый шатун.
Послышался скрип. Кто-то приближался.
Мальчик вжался в шину.
Ритмичный скрежет металлических шагов. Два механокардионика или даже три. Самир прекрасно знал, какое прозвище дали им кочевники: сердцеглоты.
Он затаил дыхание. Раз внезапный грохот приводит их в ужас, может, тишина сделает слепыми? Чувствуют ли они запах ран человека? Ведь в крови есть железо, его чувствовать они должны.
А кожа, обожженная молнией, пахнет?
Преследователи все ближе.
Самир посмотрел на темный свод, прикидывая расстояние. Не стоять же тут до посинения. Он придумал отвлекающий маневр, который позволит выиграть время и несколько метров форы перед тем, как придется убегать.