Наверное, так и есть. Да и как иначе?
Девочка повторила слова обвинения вслух:
Слишком много колес: подъемная сила падает, и Ярисса входит в штопор.
Подъемная сила? Штопор? Точно, эти заумные слова использовал дедушка Халед, когда говорил о полетах на гребнях. И она впитывала знания как губка.
Значит, имя этого вмерзшего во льды корабля – Ярисса. И когда-то он летал, как Мизерабль. Нет, хуже, раз рухнул в озеро и затонул вместе со всеми Внутренними. Девочка повернулась, с восхищением разглядывая капитана: на его пальто она не нашла никаких знаков различия. Выходит, он был птицей высокого полета. Как бы героически ни сложилась его жизнь, сейчас он превратился в сушеную треску, лежащую в луже ледяной воды.
Девочка принялась размахивать тростью и вдруг со всей силы треснула ею о штурвал. Потом еще раз и еще, чтобы выпустить пар и создать как можно больше шума.
Нужно осмотреть корабль и придумать, как отсюда выбраться. Найла спустилась с мостика и пошла на нижние палубы.
Он слышал, как девочка исчезла в пустоте, проглоченная белоснежным покровом. Как ударилась о ледяной шип и полетела в пропасть.
Встревоженный Азур принялся кружить, подняв голову: он был готов уловить любой звук. В полые икры набился обледеневший снег, не спасали и дыры в подошвах, которые позволяли ходить в воде. Единственное, что ему сейчас поможет, – огонь, который растопит лед.
Механокардионик проклял Мизерабль и свою дерзкую попытку бросить вызов летающему кораблю.
Где же Сарган и Внутренний, черт подери?
Может, лечь прямо здесь, вытащить сердце и забросить его далеко-далеко в снег. Приблизить свою смерть.
Но эта девчонка упрямо заставляла его цепляться за жизнь. Да, он слепой, но неужели не сможет найти ту расщелину и прыгнуть в нее вслед за Найлой.
Вытянув руки в стороны, механокардионик прислушался к завываниям ветра. Спросил каждую снежинку, каждое зернышко тишины, каждый удар сердца, которое билось все тише.
Вдруг он что-то услышал. Какое-то эхо, почти неразличимое. Но все же!
Затаил дыхание.
Два удара… три, жгучие от бессильной ярости.
Слева от него в четырех шагах…
Отдернув руку, Сарган понюхал пальцы.
В одном месте лед был почти черным, будто в хрусталь вмерзла грозовая туча. Прямо над рваными краями этого беззвучного взрыва торчал обрубок поваленной решетчатой башни. Еще один ощетинившийся льдинками железный обломок, как коготь, пронзал мрак в трех метрах над землей.
Сарган поднял голову и рассеянно лизнул палец.
Тьфу! Сплюнул. На языке – горелое масло и привкус старой ржавчины.
Присмотрелся к корпусу: крен корабля – градусов двадцать: достаточно, чтобы изо льда выставился кусок фальшборта верхней палубы.
Неожиданно Сарган наткнулся на огромные куски льда. Они отвалились от борта и лежали среди камней, непонятно как здесь очутившихся. Может, насыпались с потолка? Но свод окутан мраком – ничего не разглядишь.
Пахло в пещере очень странно. Озоном и…
Что-то мешало ему идти дальше:
– Подожди! Дай мне пройти вперед.
– Тебе?
Голос звучал прямо у него в голове.
– Здесь опасно.
Сарган остановился. Опять ком в горле от этого запаха. Его затошнило. Прислонившись к ледяной стене, Сарган опустил голову и застыл. Потом медленно сполз на корточки. Задрожал, закашлялся – изо рта вылетело облачко дыма.
Закрыл глаза, как только увидел, что с губ срывается деформированная голова.
Едва дыша, он ждал, когда существо полностью вылезет из него, спазм за спазмом.
Вдруг – вспышка молнии. Лед пронзило светом, и за спиной Саргана что-то взорвалось – полетели камни и льдинки. Холодные брызги попали на лицо. Вода уже почти скрывала носки сапог.
Послышался зловещий хруст. По ледяной стене побежали трещины. Раздались выстрел и звук ломающихся от удара костей.
От озонового запаха этого неожиданного выхлопа горы у Саргана начали слезиться глаза и запершило в носу.
Найла остановилась у входа в трюм. Внутри шел настоящий дождь, было темно, воняло старым металлом и тухлым мясом. Закусив губу, девочка заставила себя пойти дальше.
Свет проникал только снизу, из четырех прямоугольных отверстий в полу.
Она пошла к первому, косясь на механокардиоников у стен. Железных тел – штук пятьдесят, по двадцать пять с каждой стороны: лежат, скрюченные на полу, как пустые доспехи, искореженные, наваленные друг на друга, блестящие от капель.
Найла шла очень медленно, стараясь не наступать на сплетения металлических рук и ног. Наконец добралась до люка, откуда лился свет, и заглянула внутрь: лед начал таять, но все еще оставался достаточно плотным и выдерживал ее вес. Когда-то в этом квадратике можно было увидеть небо, теперь – только твердую корку замерзшей воды.
Девочка повернулась, чтобы снова взглянуть на механокардиоников. Все люки были открыты, но ни один сердцеглот, похоже, не собирался прыгать вниз. Найла сделала еще несколько шагов по металлическому полу. У многих механокардиоников в животе зияли дыры. Сердец внутри не было.
Она осторожно прошла по замерзшему проему второго люка, а потом и третьего – будто шагала по облакам. В дальней части трюма наткнулась на огромный перевернутый чан. Вокруг него, на покрасневшем от крови полу, валялось штук десять подтаявших сердец.
Найла сделала еще несколько шагов.
В самом дальнем углу она увидела люк в пузырь, который уходил под вмерзшее в лед брюхо корабля: эту полусферу идеальной формы защищала нечастая металлическая решетка. В странной комнатушке на крошечном седле застыл мертвый механокардионик, держа руки на прицеле какого-то необычного огнестрельного орудия.
Найла села, спустила ноги в пузырь и прыгнула: уж больно хотелось посмотреть, что это за пушка. Падая, она задела ногой голову механокардионика. Металлический корпус свалился на дно полусферы, громыхая, как мешок железяк.
Внезапно раздался выстрел.
Ослепительная вспышка молнии зажгла на льду блики.
Лед вздрогнул.
Послышался хруст. Грохот на верхних палубах. По льду побежали трещины.
Найла мешком шлепнулась на дно пузыря…
Теперь снег валил не так сильно. Буря будто бы задержала дыхание, послышался плач. Стало темно.
Механокардионик поднял слепые глаза к небу. Азур чувствовал: там, вверху, что-то было.
«Да, это он».
В вышине, приглушив моторы, беззвучно плавала гигантская тень. Ветер терзал корпус судна. Серый силуэт среди белых облаков, словно протыкающее бурю веретено.
Корабль лег на левый борт. Еще немного сбросил скорость и завис в сотне метров над землей. С заснеженных палуб – ни звука, из трюмов – ни одного удара сердца.
Полуметровый кусок оторвался от киля и рухнул в сугробы. Потом еще один, и еще… все ближе, ближе, почти у самой головы Азура.
Снег под ногами задрожал. Гора заревела; раздался гул, будто где-то очень-очень далеко сходит лавина.
Не успел Азур опустить руки, как его поглотил белый покров.
Трещины. Разбегались по льду, как венозная сетка, которая, сосуд за сосудом, становилась все шире.
В одну из них, извиваясь, попыталось пролезть существо: сначала боком, потом повернувшись к ледяной стене искаженным лицом.
– Ты? – отшатнулся Сарган. Это ведь тот самый, с которым он летел на воздушном шаре. Выходит, Внутренний не остался на Вассаго, а обманом проник в его тело, обещая, что вместе с водой Сарган выпьет другое существо.
Внутренний тем временем протиснулся дальше в трещины, корчась, вытягиваясь и извиваясь, как дым. Добравшись до корпуса корабля, поискал пробоины, чтобы попасть внутрь. Хрупкий лед трещал и ломался не переставая.
В одну щелочку вытянул правую руку, в другую – левую; коснулся пальцами металла.
Пробоин нет!
Забрался под киль.
Нашел! В корпусе – прямоугольное отверстие. Только лед слишком прочный, ни одной трещины. Тут не пройти. Но ведь должен быть хоть какой-то способ залезть внутрь!
Внутренний пошел дальше, держась рядом с металлом огромного киля. Нашел еще одно отверстие – здесь лед сломан. Правда, пока он заберется туда, с него семь потов сойдет. Но делать нечего, снаружи оставаться нельзя…
Найла пнула корпус механокардионика: железо загремело, а девочка подтянулась, пытаясь ухватиться за ствол пушки. Пузырь был очень маленьким – видимо, рассчитан только на то, чтобы вместить артиллериста.
Под ногами – вода.
Найла обвела глазами хрустальный мир вокруг. От выстрела во льду образовалась дырка в три сантиметра диаметром, через которую пробралось полдюжины Внутренних – серых, как листы испепеленной бумаги. Выжившие ее поразили: они двигались очень-очень медленно, просовывая одеревеневшие конечности в трещины.
Девочка с радостью вытащила ноги из ледяной воды и вскарабкалась на седло, подобрав подол пальто. Полы были совершенно мокрыми. Вцепилась в прицел пушки и подумала, не выстрелить ли еще разок, на всякий случай. Может, и не стоит разбивать хрупкое равновесие этой хрустальной тюрьмы, но ведь что-то надо делать.
Но, услышав грохот над головой, Найла передумала.
Встала коленями на седло, подтянулась на краях люка и вылезла. В трюме с потолка закапало еще сильнее. Механокардионики, которых лишили сердец, сидели у стен, погруженные в свой сон, как и раньше. Кроме одного! Железное тело растянулось в проходе: девочка была уверена, что в прошлый раз она его здесь не видела.
Сердцеглот приподнял голову.
Найла остановилась как вкопанная. У нее и оружия-то с собой нет – только безрассудная храбрость.
– Ты что, жив? – громко спросила девочка.
Механокардионик неловко, со скрежетом, попытался подняться на ноги, но не смог.
– Можешь не вставать, мне просто надо знать, кто здесь есть еще, кроме меня. – Найла вспомнила, что нужно подождать, пока какая-нибудь поверхность не переведет ее слова на металлояз. На всякий случай положила руку на переборку и повторила сказанное.