– Подыши! У меня есть еще одна для Саргана, но надолго, боюсь, их не хватит.
Опустив голову, Найла глубоко вдохнула через влажную тряпку. Подняла голову и спросила:
– Что это за штука?
– Жабры песчаного тунца. Эти рыбы могут несколько дней плавать в песках, ни разу не поднимаясь на поверхность. Если верить древней легенде, впервые такие маски появились на одном старом корабле, Робредо. Их можно использовать как под песком, так и на высоте, если воздух разреженный. А теперь надо возвращаться на капитанский мостик.
Девочка встала и с отвращением поправила мембрану на лице. Действительно, тряпочка пахла мертвечиной и сыростью – Найла предпочла не думать, чем именно.
Вдруг сверкнула молния, корабль страшно задрожал.
И девочка, и механокардионик повалились на пол.
Азур за плечи поднял Найлу на ноги и, взяв под руку, почти поволок по коридору.
– Уходим отсюда. Нужно сказать Саргану, чтобы поворачивал, иначе будет слишком поздно!
Бахир широко расставил ноги перед штурвалом и повернул колесо до упора вправо, чтобы корабль изменил курс на сто восемьдесят градусов. Нужно встать за кормой Яриссы и закрыть ей все пути к отступлению. Тогда, угрожая пушкой, они просто вынудят корабль подниматься все выше, ближе к неизбежному концу.
Механокардионик усмехнулся – губы растянула улыбка, которая напоминала железо, распоротое консервным ножом. Ему, конечно, повезло, что один глаз все еще видел: ни за что на свете он не пропустит падение Яриссы с такой высоты, когда на борту у нее погаснет последняя искорка жизни… когда выключатся моторы, шестеренки, сердца и все остальное. Наверное, последними корабль покинут Внутренние – они вылетят из трюмов, будто сухие лепестки, которые сдувает ветер смерти. И тогда Ярисса станет лишь камнем в небе, надругательством над всеми законами физики, позором для металла и ржавчины, который надо стереть с лица Мира9 самым естественным способом.
Губы Бахира исказила гримаса.
Ярисса упадет, как самонадеянный гигант, как надменный ангел. Как сбитый из рогатки ромбокрыл. Пролетит со стоном двадцать тысяч футов в кромешной темноте и рухнет на песок.
Этот звук будет отдаваться в трех сердцах Бахира несколько дней. От удара Ярисса взорвется… хлоооп, бууум, бабааааах, и в воздух поднимется песчаный гриб высотой в сотню метров, а обломки разлетятся на тысячи. Пустыня будет биться в оргазмическом удовольствии.
Бахир сжал гнилые зубы: он так сильно вцепился в штурвал, что на ладонях остались вмятины. Мизерабль накренился и начал медленно поворачивать, опасно сбросив скорость – так можно и в штопор уйти. Тени крутились, отблески луны поменяли положение. Нос корабля был направлен на восток, где виднелась рябь фиолетового света, надвое разделяющая небо.
Механокардионик сжал колесо штурвала, будто хотел раскрошить его в своих руках: каждый сантиметр тела пытался облегчить кораблю поворот, суставы заскрипели от напряжения. Он слегка наклонил голову направо.
Вот она, Ярисса. Гусеница, которая так и не стала бабочкой.
«Голова ужасного насекомого».
Серое пятно корабля все приближалось, накренившись на тридцать градусов.
«Это не мы – отверженные, а они. Обломки. Груда металлолома!»
Штурвал хрустнул. В руках у Бахира остался осколок. Он со злостью швырнул его на пол, а корабль тем временем пытался встать на свой курс, вибрируя как мутовка.
Ярисса на несколько сантиметров отклонилась влево.
Голова насекомого нацеливалась прямо на нос Мизерабля.
«Какого хрена!»
Вдруг – вспышка! Во рту у Бахира – маслянистая, черная слюна. С чудовищным свистом он засосал ее внутрь. Но кровавая жижа снова поднималась из живота. От боли механокардионик согнулся пополам. Поискал опору. Начал задыхаться, пережевывая во рту разреженный воздух. Боль притупилась. Попробовал сглотнуть. Но не смог.
Протянул руку и ухватился за обломок штурвала. Вцепился в него со всей силы – только теперь от жуткой боли в животе.
Чуть поднял голову и посмотрел в лобовое стекло.
«Что, черт возьми, они хотят сделать?»
Гусеница была в каких-то двух милях. И летела зигзагами, отклоняясь то вправо, то влево, будто капитан пьян или задыхается.
– Хотите на нас напасть? – закричал Бахир. – ЭТО Я ВАС АТАКУЮ, СВОЛО… – крик оборвался. Как и все остальные мысли.
Одно из трех сердец перестало биться. Бахир нащупал его и, как обрубок штурвала, с яростью швырнул в нос Яриссы.
На лобовом стекле взорвался теплый цветок красной кашицы, заляпав всю поверхность черными брызгами.
– Сарган!
Он лежал на полу, сжимая горло одной рукой; лицо – совершенно синюшное.
Найла бросилась к Саргану, схватила его вытянутую руку и сжала в своей:
– ОН НЕ ДЫШИТ!
Азур поспешил подойти. Прижал маску к лицу.
Найла и механокардионик посмотрели друг на друга. Он – обсидиановым взглядом, глубоким, как колодцы Мехаратта; она – юными глазами, ярко блестевшими под копной рыжих волос. В этом мимолетном единении мгновенно промелькнули залитые солнцем дюны, кружащий в небе ромбокрыл, мчащийся корабль, облака, ливень, молнии, соль, дым из труб, ночь, шершавый металл киля, застоявшаяся вода, черные тучи, цветок без имени и запаха, человеческие останки и снова корабли, корабли, корабли…
Что в этом жестяном существе так глубоко ее трогало? Может то, что он видит мир гноящимися глазами старика, прожившего тысячу жизней?
«Потому что у него было много сердец?»
– Кто ты? – спросила девочка, не в силах промолчать.
Механокардионик поднял глаза от лица Саргана. Тот приходил в себя.
– Он снова дышит.
Девочка ненадолго прижала маску и заговорила опять:
– Я спросила тебя, кто ты!
Азур помог Саргану подняться на ноги. Посмотрел в лобовое стекло:
– Он летит прямо на нас!
Найла бросилась к штурвалу.
– Подожди! – остановил ее Азур. – Я кое-что придумал.
Девочка пропустила его слова мимо ушей: сейчас ее место здесь, у штурвала.
Механокардионик что-то искал на мостике, переворачивая все вверх дном. Проверил рундук, залез в каждый ящик, обшарил все углы.
– Что ты творишь? – спросил наблюдавший за ним Сарган. Разговаривать на борту было удобно – все поверхности вокруг переводили слова на металлояз, так что можно не держать в руках никаких цепочек.
– Парашюты! Здесь должны быть парашюты… – Наконец он нашел два больших мешка и, улыбаясь, поднял вверх. – Тут есть и третий, но, надеюсь, он не понадобится.
Найла и Сарган непонимающе переглянулись. Потом девочка снова уставилась на вражеский корабль:
– Мизерабль хочет нас протаранить!
– Вряд ли. Тогда он тоже упадет. Просто блефует.
– А мне что делать?
Азур подошел к лобовому стеклу:
– Держи штурвал прямо, капитан. Пока Ярисса не возьмет все в свои руки!
Механокардионик перекинул через плечо мешок с парашютом.
Сарган ненадолго оторвал маску от лица:
– Что ты собираешься делать?
– Подлети поближе, капитан, – процедил Азур сквозь зубы. – Намного ближе!
Миля…
– …Нужно, чтобы мы прошли справа, совсем рядом с ним!
– Какого хрена ты задумал? – не удержался Сарган.
Тысяча пятьсот метров…
Механокардионик продолжил разглядывать Мизерабль:
– Мы возьмем его на абордаж!
– Ты с ума сошел! Мы же все умрем! – Найла бросила на Азура испепеляющий взгляд.
Тысяча сто пятьдесят метров…
– Не убирайте маски. Удачи!
Азур вышел на верхнюю палубу и захлопнул люк. Воздух снаружи такой разреженный, что дышать почти невозможно. На корпусе тонкая, незаметная и очень скользкая корочка льда. Весь корабль, наверное, залит лунным светом в ожидании зари. В нескольких метрах – бизань-мачта. Нужно забраться до середины. Риск, конечно, очень большой: легких у него нет, но единственное сердце долго не выдержит без кислорода. Скорей всего, шанс будет только один; а если ничего не выйдет, остается только надеяться, что он не потеряет сознание и сможет открыть парашют.
Ноги несколько раз срывались с обледеневших перекладин, но в конце концов Азур залез довольно высоко и смог дотянуться до цепей, которые предназначались для закрепления громоздких грузов на верхней палубе. Голова кружилась. Механокардионик понюхал воздух. Окутанный дымом заостренный киль Мизерабля – на расстоянии вытянутой руки.
Азур схватил конец цепи и постарался сбить лед с последних трех колец.
Ночь пахла старым железом и ржавчиной.
На какой они высоте? Пятнадцать тысяч футов, восемнадцать? Каждым своим металлическим суставом, каждой ржавой морщинкой он чувствовал бездну под ногами. Хоть он и слеп, смотреть вниз – безумие.
Вцепившись в перекладину одной рукой, Азур повернулся на восток. Он не видел зарю, но чувствовал. Скоро из своей скорлупы выберется солнце, и его ослепительный свет зальет небо.
Найла в который раз проверила приборы: высотомер показывает восемнадцать тысяч футов – даже если идти по пустыне, это далековато, не говоря уже про высоту. Потянула рычаг штурвальной колонки на себя, переводя в положение «вперед, на малом ходу».
На языке вертелся все тот же вопрос: «А мне что делать?», но девочка сдержалась.
Сарган встал рядом:
– Почему он не открывает огонь? – И снова прижал к лицу рыбную мембрану.
Найла не отводила глаз от неба:
– Может, на борту не хватает людей, чтобы управлять кораблем и стрелять одновременно, – а про себя подумала: «Вдруг их меньше, чем нас?!»
До Мизерабля, наверное, метров девятьсот. Это какой-то гигант: не просто летающий корабль, а такая громадина, что и словами не опишешь. С палуб – серые облака дыма, а на самой верхней – редкие вспышки. Найла еще сбросила газ, но Ярисса пугающе завибрировала, и скорость пришлось прибавить. Девочка сглотнула. Штурвал под руками недовольно вздрагивал.
Сарган выглянул в боковое стекло: ни одной тени, Азура нигде не видно. Обледеневший металл корпуса вдруг покрылся золотистыми бликами.