— Садитесь же, мистер Три. — Это была команда, и гость с готовностью подчинился, опустившись на стул, спинка которого служила ему опорой. Нож со стуком упал, что не обеспокоило никого.
— Времени прошло много, — отстранение заметил Джеймс, разглядывая картину, висевшую над камином. Потом пустой взгляд упал на выступавшего в роли хозяина человека и столь же бездумно принялся его изучать.
Граф был одет по-домашнему. Ему очень шли просторная черная блуза и черный свитер. Стройные ноги его облегали узкие черные брюки, чуть напущенные на высокие ботинки для верховой езды — с необычно толстыми подошвами и каблуками.
— С тех пор как вы в последний раз были здесь? Думаю, более десяти лет.
— Да. — Гость покачался на стуле, движения выдавали усталость. — Это место… Не знаю, зачем…
Только сейчас, достигнув своей цели, Джеймс вдруг задумался, чего же он тут ищет. Неясные образы мелькали в его в голове. Большинство из них не имели смысла, один-два вызвали страх.
— По поручению Мадлен я рад приветствовать вас. Вы можете здесь пробыть любое угодное вам время.
— Благодарю. Не знаю, что и… благодарю вас.
Неяркое освещение и потеки грязи и крови не придавали благообразия облику гостя, и все же угадывалось, что прошедшие годы если и повлияли на его внешность, то в лучшую сторону. Каштановые волосы подернулись серебром, не утратив при том густоты, когда-то округлые черты лица углубились и отвердели. Будучи в тридцать лет всего лишь привлекательным малым, к своим пятидесяти Джеймс Эммерсон Три просто расцвел и при других обстоятельствах мог бы считаться чуть ли не эталоном мужской красоты.
— Я думал… Мадлен могла быть… — Он смолк и подергал воротник. Там, где давила застежка.
— Здесь? — предположил Сен-Жермен, непринужденно опускаясь на стул, стоявший подле камина. — Вынужден вас огорчить, мистер Три. Мадлен сейчас в Южной Америке.
— Опять в экспедиции? — спросил Джеймс. Ему вдруг сделалось уж совсем неуютно.
— Конечно. По нашим непростым временам куда разумнее находиться за океаном, чем в Греции или в Африке, — вы не находите, а? — Заметив, что слова его плохо воспринимаются, граф перешел с французского на английский. — Пусть она далеко, зато в безопасности, мистер Три. Улавливаете, о чем я?
Джеймс кивнул с отсутствующим видом, потом, кажется, понял, что ему сказано, ибо резко поднял голову и проронил:
— Боже! Да! О да, Господи!
— Не так давно я получил от нее письмо, — сказал Сен-Жермен после паузы. — Может быть, вы захотите прочесть его чуть позднее? — Конечно, ему совсем не хотелось делиться содержанием письма с кем бы то ни было, оно было очень личным, любовным, предназначенным лишь для его глаз, однако он знал, что человек этот любит Мадлен, и потому шел на жертву.
— Нет, — после недолгого колебания откликнулся Джеймс. — Главное, с ней все в порядке. Если с ней что-то случится, я, кажется, кинусь под вражеский танк. — Уголки его рта приподнялись, задрожали и вновь опустились, заняв привычное для последнего месяца положение. Он глянул на свой рваный пиджак и подергал край разлохматившейся прорехи.
Сен-Жермен внимательно на него посмотрел и спросил:
— Что, бой был тяжелым?
— Что значит — тяжелым? Иногда мы убиваем больше, чем они, иногда — они. Все это отвратительно.
Джеймс повернулся к огню и некоторое время молчал. Сен-Жермен тоже сидел молча. Наконец Джеймс вздохнул.
— В замке есть еще кто-нибудь?
— Мой слуга Роджер, а более никого. — Сен-Жермен выждал с минуту, потом спросил: — Вам что-нибудь нужно, мистер Три? Предлагаю начать с ванны и отдыха.
Впервые в тусклых глазах гостя блеснуло нечто живое.
— Смешно, но я совершенно не знаю, чего хочу, — смущенно признался он. — Я помню, что стремился сюда, и это осуществилось. А теперь я, видимо, слишком устал, чтобы думать еще о чем-то. — Его взгляд ушел в сторону. — Во всем этом мало смысла.
— Смысл есть. — Сен-Жермен покачал головой.
— Наверное. И, возможно, я голоден, но… не знаю. — Джеймс откинулся на спинку стула и какое-то время смотрел, как его собеседник подкладывает поленья в огонь, а потом заговорил вновь, сбивчиво и торопливо: — Я уехал домой в тридцать первом. Мадлен, наверное, говорила о том.
— Да, — кивнул Сен-Жермен, шевеля кочергой сосновые плашки. Живица, потрескивая, брызгала на сухую кору.
— Сначала редакция намеревалась отозвать меня раньше, но после финансового обвала пресса Сент-Луиса перестала нуждаться в еще одном голодающем репортере. Так что Кранделл — мой бывший босс — продлил мне командировку, а Сондерсон, заменивший его после смерти, накинул еще полтора годка. Странно было вернуться в Штаты после тринадцатилетнего пребывания в Старом Свете. Ты готовишься к разным сентиментальным переживаниям, но их нет и в помине. Тебе кажется, что ты вот-вот окунешься во что-то домашнее и уютное, но этого опять-таки нет. Скажу вам, я чувствовал себя белой вороной. Особенно меня поразили мои земляки. Конечно, депрессия многое застопорила, но дело не только в ней. Вокруг произносились все те же банальности, что были в ходу и в начале века. Я не верил ушам. Произошло столько всего, а они так и не поняли, что мир изменился. И судачили лишь о том, как вернуть прежние добрые времена. Закрывая глаза на реальность, не понимая, что этого никогда уже не случится…
— Люди везде таковы, — отважился возразить Сен-Жермен.
— Да? — Джеймс примолк. — Возможно, вы правы. — Он вяло махнул рукой и посмотрел на огонь. — Я чертовски продрог.
— Со временем вы отогреетесь, мистер Три, — сказал Сен-Жермен и встал, чтобы взять со стола серебряный колокольчик. — А теперь не желаете ли прилечь? Вам надо бы отдохнуть. — Голос его звучал мягко, но непреклонно.
— Да, — кивнул Джеймс. — Да. Почему бы и нет?
— Прекрасно, мистер Три. — Граф тряхнул колокольчиком, и через пару минут в гостиной появился еще один человек. Среднего возраста, среднего роста, с волосами песочного цвета и глубоко посаженными голубыми глазами.
— Роджер, это близкий друг мадам де Монталье мистер Джеймс Эммерсон Три. Ему сейчас нелегко. — Сен-Жермен поднял бровь, и слуга его понял.
— Бывает, — сказал он дипломатично. — Мистер Три, позвольте, я вам помогу.
Тот покачал головой.
— Я справлюсь.
Сен-Жермен чуть нахмурился.
— Тем не менее, помощь вам все же нужна. Отдохните, придите в себя, а потом мы уточним остальное.
— Остальное? — переспросил Джеймс, поднимаясь со стула и принимая протянутую ему руку.
— Да, мистер Три, остальное. — Граф ободряюще улыбнулся, но выражение лица его оставалось серьезным.
— Хорошо, — вяло ответил Джеймс и позволил себя увести.
Ванна была такой, какой он ее помнил: большая, старинная, на крокодильих позолоченных лапах, и, пока ему помогали избавиться от рваной одежды, Джеймс с любовью смотрел на нее.
— Мне всегда нравилась эта… купальня.
— Она и впрямь представляет музейную ценность, — прозвучало в ответ, и Джеймс смущенно замолк.
Когда в кранах забулькало и повалил пар, в Джеймса внезапно вселилось смутное беспокойство. С одной стороны, он был грязен и очень продрог, с другой — в нем нарастало что-то вроде головокружения, которое, правда, усилием воли удалось подавить. Осторожно опускаясь в горячую воду, Джеймс попытался объяснить свои колебания Роджеру:
— Я потерял много сил, вот в чем загвоздка.
— Очень похоже, — нейтрально откликнулся тот и ушел.
Джеймс вытянулся в воде, однако ожидаемое блаженство не приходило. Напряженные мышцы немного расслабились, но не настолько, чтобы он мог задремать. Пришлось решить, что все дело в ссадинах и ушибах. Джеймс, морщась, принялся смывать с себя грязь. Что же с ним сталось, когда его выбросило из джипа? По внутренней стороне одного из предплечий шел глубокий рубец.
— Боже! — пробормотал Джеймс, рассматривая ранение. — Сколько же крови я потерял? — Еще одна глубокая рана пересекала бедро и была ярко-красной, но явно затягивалась. Да и в более мелких порезах не обнаруживалось нагноений. — Что очень удачно, — заметил Джеймс потолку, сознавая, что в ином случае он просто не смог бы одолеть столь долгую дорогу. Коллегам его повезло меньше: одного прямым попаданием разорвало в клочки, другой был раздавлен перевернувшимся автомобилем.
Вспомнив об этом, Джеймс содрогнулся. Он впрыгнул в машину уже на ходу и занял единственное свободное место. Случись ему оказаться на сборном пункте пораньше, все бы могло обернуться гораздо хуже. Счастливчик со стоном вылез из ванны и замер, полязгивая зубами, в ожидании, когда с него стечет неприятно холодящая кожу вода.
Вскоре после заката он очнулся от беспокойного сна. Окинул пустым взглядом комнату, которую мною лет назад Мадлен назначила для него, и несколько минут не мог сообразить, где он. Медленно, словно проявляясь на фотобумаге, в его сознании проступали события тех прошлых дней. В ногах на постели лежал банный халат. Прикосновение к густому мягкому ворсу оказалось живительным.
Джеймс рывком сел, охваченный вихрем воспоминаний. Мадлен! Сколько сладостных, полных страсти ночей они здесь провели, не размыкая объятий. Теперь ее нет с ним, и сердце кольнуло. Тут ему вспомнился Сен-Жермен, и Джеймс застонал. Нет, он, конечно, не ревновал, и все-таки… все же… Как разобраться, что значит в жизни возлюбленной этот таинственный человек?
Он встал с постели и заходил из угла в угол, чувствуя сильный голод и вместе с тем странное отвращение к еде.
— Это все армейский паек, — как бы шутя пояснил он стенам. — Волей-неволей начинаешь воротить от него нос.
Решив, что странное ощущение — следствие начинающейся простуды, Джеймс отбросил халат, отыскал в шкафу одну их своих старых рубашек и облачился в теперь уже старомодный костюм, оставленный им здесь перед отъездом в Америку. Брюки стали несколько великоваты, пришлось их подтянуть. Он не нашел ни ремня, ни подтяжек и с досадой подумал, что придется одалживаться. Потом оглядел пиджак. Тот болтался на нем, как на вешалке, что, впрочем, не было удивительным после четырех месяцев гонки. Где же галстук? Когда-