Тот, кого назвали Харди — здоровенный детина, заросший до самых бровей густым волосом, — подтолкнул Юстэса в спину. Нарочно или нет, но так, что юноша упал на колени. Собравшиеся вокруг зеваки снова заржали. У Юстэса потемнело в глазах от злости. Ярость придала силы и, вскочив на ноги, он сжал кулаки и двинулся на обидчика. Гилленхарту пришлось бы несладко, но Харди был настроен мирно:
— Спокойно! — пробасил он, волосатой лапой останавливая развоевавшегося юнца. — Остынь, приятель!
Из толпы послышались возгласы разочарования: зрители ожидали бесплатного спектакля.
— Врежь ему!.. — пропищал стоявший ближе всех коротышка, на голове которого красовался несуразный линялый колпак.
Юстэс так зыркнул в его сторону, что тот почёл за лучшее спрятаться за спинами товарищей.
— Идём… — сказал Харди, раздвигая плечом толпу.
Волосатый великан привёл его к двери, обитой железом, и постучал.
Внутреннее убранство каюты, где они очутились, поразило Гилленхарта неожиданной роскошью. Венецианские зеркала в бронзовых рамах, стены, затянутые дорогими тканями, изящная мебель красного дерева, дорогие светильники, персидские ковры… Среди всего этого великолепия он не сразу заметил лежащего на кровати человека. Человек приподнялся и велел Харди выйти вон.
Пару минут они внимательно изучали друг друга.
Хозяин каюты, мужчина лет сорока, был одет в белоснежную рубашку и восточные шаровары. Руки его с накрашенными, красиво подпиленными ногтями, были щедро унизаны кольцами, длинные тёмные волосы — тщательно завиты и напомажены. Всем своим внешним видом он походил на богатого изнеженного вельможу, но от внимания Гилленхарта не ускользнули ни шрамы на обветренном смуглом лице, ни острый пронзительный взгляд чёрных глаз, — и он внутренним чутьём осознал, что человек, в чьих руках очевидно оказалась его судьба, — силен, ловок, безжалостен и очень опасен.
Лежащий поправил шелковые подушки — в вырезе его рубашки мелькнула окровавленная повязка — и взял в рот мундштук кальяна, стоявшего на полу возле кровати. Затянувшись, закашлялся и, ругнувшись, спросил юношу по-итальянски:
— Имя?..
Юстэс не понял, и тогда хозяин каюты повторил свой вопрос на его родном языке.
— Юстэс фон Гилленхарт, — с достоинством отвечал юноша.
— Дворянин? Откуда родом?
Юстэс ответил.
— Что ты умеешь? — продолжал свой допрос лежащий.
— Я — воин! — с вызовом отвечал Гилленхарт.
На лице хозяина каюты промелькнуло непонятное выражение.
— Лучше бы ты был лекарем! — сказал он, и добавил по-итальянски: — Хотя все они — шарлатаны, и лишь морочат людям головы…
Взяв колокольчик, он позвонил. Появилась красивая смуглая молодая женщина. Он что-то коротко приказал ей и она вышла. Вскоре смуглянка вернулась с подносом, уставленным разными яствами.
— Ешь, пей, — приказал хозяин каюты. — Да не стесняйся! Возможно, это твой последний обед, — и захохотал.
— Что так? — смелея от прямой угрозы, осведомился Юстэс.
— Я — Массимилиано Ла Мана, такое уж имя дали мне при крещении. Но люди зовут меня всё больше Чёрным Ястребом, а еще — капитан Годдем… — и он умолк, желая посмотреть, какой эффект вызовут его слова.
Но Юстэс не был моряком, более того — он пришел издалека, и потому имя его собеседника не вызвало у него никаких эмоций, хотя любого жителя побережья оно бросило бы в дрожь: не было в этих широтах более жестокого и коварного пирата, чем этот человек, за голову которого правители нескольких стран обещали щедрое вознаграждение. Он снискал себе дурную славу даже среди собратьев по ремеслу. Из кораблей, уничтоженных им, можно было бы составить несколько флотилий, а из тех людей, что он лично отправил к праотцам — целый город, ибо он не жалел никого — ни женщин, ни детей, ни стариков, разве только когда их можно было выгодно продать или получить богатый выкуп. Под стать капитану была и команда.
Видя, что юнец никак не отреагировал на его имя, капитан принял это за проявление храбрости. К тому же рана, полученная им в одной из последних стычек с кораблем сицилийского короля и гашиш, к которому он время от времени прикладывался, немного поубавили его обычную кровожадность, и он сказал:
— Если ты и вправду умеешь сражаться, то я, пожалуй, оставлю тебя в живых: мне нужны люди. Кое-кто из моих ребят кормит акул, так что тебе найдется местечко на моем корабле. Я удачлив!.. — хвастливо добавил он. — Держись меня — и тогда в твоих карманах зазвенит золото, и в любом порту девки гроздьями будут вешаться тебе на шею! Не затем ли ты и покинул родной дом?
— А если я откажусь? — с набитым ртом спросил юноша: сев на полу перед подносом, он изо всех сил налегал на еду.
— Не знаю… — отвечал Чёрный Ястреб, снова беря в рот мундштук, — полетишь за борт или будешь болтаться на рее… Может, продам тебя в ближайшем порту на невольничьем рынке. В любом случае, выбор у тебя есть — смотри, не прогадай!..
Несколько дней на пиратском корабле пролетели незаметно. Для Юстэса это были дни, полные борьбы за собственную честь и достоинство. Место под солнцем и право на жизнь ему пришлось отвоевывать с помощью ножа и кулаков: озверевший от скуки сброд висельников, именуемый командой, единственными развлечениями считал кости, вино и драки. Юстэс был новичком, слишком молодым и «благородным», по мнению остальных, и каждый считал своим долгом зацепить его. Оставили его в покое лишь тогда, когда где-то на пятый день в одной из стычек он насмерть ранил одного из обидчиков, пропоров ему живот.
Расставив все точки, Гилленхарт осторожно попытался выяснить, что же сталось с его чернокожим другом.
— Тот, которого выудили из воды вместе с тобой?.. — почесал в затылке в ответ на расспросы Харди, — он был одним из немногих, с кем у Юстэса сложилось подобие нормальных отношений. — Если не сдох, то, верно, сидит в трюме с остальными невольниками.
Это известие одновременно и обрадовало и огорчило: он не представлял себе, как вытащить беднягу из того ада, в котором держали пленников пираты. Юстэс собирался при первой же возможности удрать, но его понятие о чести не позволило бы ему совершить побег, если Али при этом останется в плену. Рабов на корабле Чёрного Ястреба охраняли только крепкие засовы — никому из пиратов не пришло бы в голову освободить их: ведь это были «живые» деньги. Отсутствие караульных облегчало задачу. Раз в день пленникам спускали вниз еду и воду. Эта обязанность не считалась почетной, но Юстэс охотно взял ее на себя. Мешало лишь то, что юношу обычно сопровождал кто-нибудь ещё. Зато он смог убедиться, что Али жив.
Поразмыслив, юноша решил, что единственный выход — убить того, кто в очередной раз потащит вместе с ним котел с помоями для пленников, завладеть ключами, вызволить Али и, спустив шлюпку, бежать. И все это надо было проделать средь бела дня. План побега был плох не только этим: могли поднять шум остальные пленники. А ещё ведь надо запастись водой и пищей, и заранее спрятать припасы в шлюпке. Но как это сделать незаметно? Если даже всё пройдет гладко — спустить шлюпку на воду не такое быстрое дело, особенно, когда не знаешь как. Но ничего другого не приходило в голову.
…Утро следующего дня в Замке Лостхед выдалось на редкость суматошным.
Во-первых, никто не мог понять, почему в Кухне, как раз над обеденным столом, висит беспомощно в воздухе Дуния? Во-вторых, сославшись на семейные проблемы, уехала Орфа — внезапно, оставив лишь записку, и ни с кем не попрощавшись.
— Это просто свинство с её стороны! — жаловалась Бабушка. — Оставить меня на растерзание родственников в самый разгар лета!..
В-третьих, у ворот обнаружили следы огромных когтистых лап, причём страшные отпечатки остались не только на земле, но и на асфальте, словно он расплавился под действием неведомых сил.
Тётушки, поразмыслив, решили вызвать полицию.
Приехал наряд. Следы неведомого чудища не очень удивили представителей власти.
— Это дело рук каких-то шутников, — заявили они, — ведь скоро Карнавал!
— Вот именно! — не соглашалась с ними тётка Люсильда. — В эту пору как раз и вылезает на свет божий всякая нечисть!.. Вы обязаны принять меры!
— Примем-примем! — пообещали полицейские, лишь бы только она отстала.
Переглядываясь украдкой и пересмеиваясь, они замерили следы и сфотографировали их. Вокруг собралась довольно приличная толпа зевак. Замелькали вспышки камер.
— Вот вам и очередная сенсация! — сказал один из них.
— Еще скажите, что мы сами все это устроили! — возмутилась тётка Люсильда.
— Каждый зарабатывает, как может, — уклончиво заметил старший из полицейских, — я бы на вашем месте продал бы теперь парочку жутких историй какой-нибудь газетёнке…
Стоявший неподалеку дядя Винки задумался.
Но тётка Люсильда не собиралась торговать семейными ужасами.
— Пройдемте-ка теперь со мной в дом, — сурово приказала она ребятам в форме так, словно это она служила в полицейском управлении, а они были злостными нарушителями закона.
Нехотя служивые последовали за ней. Увиденное в Кухне, поразило полицейских куда больше, чем какие-то там следы чудовища у ворот.
— Да… — печально сказал минут через пять тот, у которого была жена, тёща и трое ребятишек.
— Да-а! — восхищённо ответил другой, холостой и помоложе.
Неизвестно какие мысли возникли у них при виде белокурой красавицы-великанши, беспомощно застывшей в воздухе: ей и раньше-то достаточно было просто пройтись по улице, чтобы половина мужского населения города начисто лишилась рассудка. Но, видимо, ничего путного им в голову не пришло. Один из них залез на стул и, встав на цыпочки, попытался стянуть Дунию вниз, но её словно держала какая-то сила. На помощь пришел напарник… Вдвоём они изо всех сил потянули её к полу, ухватив несчастную за ноги. Ничего хорошего из этого не вышло. Та же сила, что держала возлюбленную Дедушки в воздухе, намертво приклеила к ней руки незадачливых спасателей. Пытаясь высвободиться из неожиданного плена, они тоже повисли в воздухе, ругаясь и болтая ногами.