— Сейчас посмотрим! — пообещал Тезариус.
Перед глазами юноши понеслись призрачные картины его долгого пути: вот они с монахом сжигают тело несчастного Якоба… Вот он скитается по пустыне… Гибель каравана… Морской шторм… Пиратский корабль… Скелет с мечом в руке…
Когда сияние погасло, Тезариус долго молчал, глубоко задумавшись.
— Где свиток с заклинанием, что дал тебе монах? — спросил он наконец.
— Его больше нет.
— Неужели? — Тезариус поднялся с места, и подойдя к нему, сорвал с его шеи вновь невесть откуда взявшийся кожаный мешочек. В нём оказался знакомый уже Юстэсу кусок пергамента. Но юноша почему-то не удивился. Чернодел пробежал свиток глазами. Его лицо озарилось мрачной радостью: — Вот как? Ха-ха!.. Это мне на руку! — он закружился по каменной поляне, что-то вполголоса бормоча и жестикулируя. Потом остановился перед Гилленхартом и хлопнул в ладоши. Юстэс тотчас пришел в себя. — Само провидение послало тебя! — проговорил колдун. — Они хотят использовать предсказание о белом и чёрном рыцаре… Я им помогу!
— Что тебе нужно от меня? — с вызовом спросил юноша.
— Этот мир издавна принадлежал моему народу — и народу Вальгессты, — заговорил чародей нараспев, словно читая текст по книге. — Племя Вальгессты — древняя, ныне почти вымершая раса. В те времена, когда сюда пришли мы, их было уже очень мало, но ведомо им было многое!
Они в совершенстве владели искусством претворения в жизнь своих желаний: силой мысли сдвигали с места горы, обращали вспять реки, разжигали огонь, оживляли умерших… Мы называли это колдовством и почитали их за богов. Постепенно мы стали их рабами… Они относились к нам свысока, но некоторые из них, нарушая все запреты, брали потихоньку самых смышленых из низших, и обучали азам своего мастерства. Кое-кому из этих учеников удалось достичь небывалых высот, и они, в свою очередь, посвящали других. Нескоро, но мы сделались намного сильнее и могущественнее, чем прежде. Боги стали нам не нужны.
Последние из настоящих вальгесстов укрылись где-то в недоступных местах — изредка они ещё являются нам, но очень редко… Мирные времена сменялись периодами раздоров, единый народ распался на множество племён, общий язык — на множество наречий. Одно из племён до сих пор носит имя исчезнувшей расы Древних, но между ними и истинными вальгесстами — огромная пропасть.
Потом пришли чужие…
Так под лучами Зелёного Солнца появилось небольшое, но сплоченное племя Людей. Чужаки были сильны и агрессивны, их вождь Ахайя знал многое из того, что было доступно лишь сильнейшим. Они сильно потеснили настоящих хозяев этого мира — и Белоглазым, как они презрительно называли нас, — пришлось уступить. Люди отвоевали себе земли в дельте Великой реки, но этого им показалось мало, и они двинулись на запад, — к горам. Воины Ахайи вытеснили Белоглазых к Побережью. Уцелели немногие. Погрузив женщин и детей на корабли, остатки племени Белоглазых бежали за море.
Тезариус замолчал, а когда он снова заговорил, в его глазах вспыхнули багровые огоньки:
— И вот представился подходящий случай отомстить и тем и другим! — почти промурлыкал он.
Держа в руках пергамент, исписанный монахом, он длинным острым ногтем что-то подправил на нём.
В небе вспыхнула длинная молния…
Чародей повел рукой: сбоку от него на каменном выступе появились маленькие фигурки. Скрестив руки на груди, Тезариус в задумчивости уставился на них. Юстэс подошел ближе: это были скульптурные деревянные изображения разных существ — одни смахивали на людей, другие — на животных, третьи — и вовсе какие-то диковинные.
— Узнаёшь? — спросил чародей, показывая ему одну фигурку чёрного дерева.
— Али?! — удивился юноша, вглядевшись.
— А это? — спросил колдун, снимая с каменной полки что-то, отдаленно напоминающее птицу. Юстэс напрягся, припоминая: да… что-то ведь было такое?
— Ты был совсем ещё мальчишкой… — подсказал колдун. — Чёрная птица… Огромная чёрная птица приземлилась вечером на твое окно — в комнате, где вы спали с братьями. Была зима, вы спали все на одном огромном соломенном тюфяке, чтобы согреться, — Гилленхарты, кроме пышного титула да маленькой крепостёнки, не имели ничего за душой, — и птица клюнула тебя в голову. И с тех пор тебе снятся странные сны. Не из-за них ли тебе вздумалось покинуть отчий дом?
— Там была ещё одна история… — уклончиво ответил юноша.
— Да! — осклабился Тезариус. — С женой твоего старшего брата. Она, кстати, родила девчонку.
Юстэс вспыхнул до корней волос.
— Аньес?.. Девчонку? — пробормотал он.
— Мы отвлеклись, — сварливо заметил чародей. Снова повернувшись к своим фигуркам, он запорхал над ними пальцами, о чем-то размышляя. — Эту?.. Не-ет! Это нам не подойдет… Тогда… Нет… — наконец, он протянул юноше большую конскую бабку: — Держи-ка!..
Гилленхарт машинально взял её.
Откуда-то из складок своих одежд колдун извлек песочные часы, только вместо песка в них были голубоватые светящиеся снежинки. Поставил часы рядом с фигурками, отошёл чуть назад, полюбовался на медленный танец снежинок, потом обернулся к юноше и проговорил, тая в воздухе:
— Время пошло… Не успеешь — пеняй на себя!.. Восставший мертвец даст тебе оружие. Им ты сразишь того, кто разделит с тобою вино из одного кубка! Прощай, человечек!..
Пустота разразилась громовым хохотом, и налетевший вихрь сбил юношу с ног и поволок в темноту…
Юстэс очнулся от раскатов грома. Кругом по-прежнему была ночь… Выл ураганный ветер, норовя сбросить людей со скалы в бушующее море. Сквозь стремительно несущиеся рваные облака нехорошо усмехался мёртвый глаз луны.
— Чудной, мы погибнем здесь!.. — голос агила едва перекрывал рёв шторма.
Но Юстэс не успел ему ответить. Снова ударила молния, и расколола скалу надвое. Огромные глыбы полетели вниз — в пасть беснующихся волн. Вдогонку грянул гром — и они на несколько долгих мгновений оглохли.
Юстэс почувствовал что-то в своей руке. Подарок колдуна!.. Он сердито отшвырнул ненужную кость — и, ударившись о землю, она в тот же миг обернулась огромным жеребцом.
— Держись!.. — взлетая в седло, крикнул Юстэс. Агил в одно мгновенье оказался рядом с ним — и чёрный скакун прыгнул прямо в бездну, унося их прочь от плавящихся камней.
И неминуемо сгинули бы в ревущих глубинах и конь, и его седоки, но плащ Юстэса превратился в тугие белые крылья — и ветер понёс их к луне…
* * *
…Ночью — вьюга, потом всё стихло, обессилевший ветер уснул среди печных труб. Из просветов белесых облаков робко выглянуло солнце, — снег тотчас вспыхнул мириадами алмазных бликов. Тогда, успокоившись, солнышко осмелело, поднялось повыше, — вот вам и новое утро!..
Каггла проснулась, но вставать не хотелось, и она нежилась в постели, размышляя, как убить очередной день. В камине потрескивали дрова. На столе сиял влажными лепестками огромнейший букет свежих роз, — она сама вчера нарисовала его. Теперь цветы ожили и благоухали на всю спальню.
Протянув руку, она нашарила серебряный колокольчик.
— Что бы такого сегодня придумать? — спросила, зевая, у появившегося на зов слуги.
— Можно устроить бал…
— Скучно! — поморщилась Каггла.
— Катание на лошадях, каток, ледяные горки, — перечислял Заяц.
— Нет!.. — капризно отвечала хозяйка.
За время пребывания в зачарованном замке все эти невинные забавы успели ей наскучить, равно как и большинство гостей, посещавших её.
— Охота? — продолжал слуга.
— Фу-у!
— Настоящая охота! — вкрадчиво добавил Пьеттро.
Она внимательно посмотрела на него. Человечьи глаза слуги светились звериной хитростью.
— Настоящая? И на кого же?
— У госпожи — богатая фантазия, — уклончиво отвечал он. — Всякое можно придумать.
Каггла перевела взгляд на букет роз.
— Именно об этом я и говорю! — мурлыкнул Пьеттро.
— Кофе, ванну и всё для работы! — властно распорядилась хозяйка, вскакивая с постели.
Утренняя лень и скука тотчас исчезли: новая идея захватила её без остатка, подобно тому, как огонь охватывает стог сухой травы.
Она отказалась завтракать в столовой, где Заяц собирался накрыть как обычно.
— Не нужно мне этих твоих церемоний! — отмахнулась она в ответ на возражения дворецкого.
Наскоро, обжигаясь, проглотила чашку кофе прямо на Кухне, и полетела в Западную башню, где под самой крышей устроила себе с недавних пор мастерскую. Холст и краски уже ожидали её, но стоило взять в руки кисть, как возбуждение тотчас угасло. Образы, роем теснившиеся в голове, разом куда-то исчезли.
— Что за напасть!.. — воскликнула она в сердцах, ломая кисти одну за другой. Промучившись ещё с час, но так и не притронувшись к холсту, она подскочила к окну и распахнула тяжёлые ставни. В лицо ударил морозный ветер. Она оперлась руками о подоконник, глубоко вдохнула…
— Настоящая охота… — раздался сзади тихий голос. — На настоящего зверя…
Она быстро обернулась, но в комнате кроме неё никого не было.
— Пьеттро?
Тишина…
Зябко потирая руки, она неуверенно вернулась к мольберту. Но комната была такая светлая, а за окном лежала такая красивая заснеженная равнина, что страх постепенно прошел.
Ею овладело странное чувство, будто кто-то другой водит её рукою — и она подчинилась, полностью отдавшись во власть давно забытого ощущения, которое раньше всегда охватывало её в такие минуты: реальный мир исчез, и она осталась один на один со своими фантазиями.
Чудовища, одно другого причудливее, рождались по мановению её кисти. Они заполнили почти весь холст, но она не останавливалась, забыв обо всём… Погрузившись в некий мистический транс, она не видела того, что рождало её воображение. Перед её внутренним взором проносились совсем другие видения: вот воины, закованные в латы, сходятся в кровавой сече, и горит земля у них под ногами, пылают леса и нивы… распятые в пыли мёртвые, растоптанные чужими конями… И огромный костёр — и пылающий старец, и другой — торжествующий, хохочущий, — о, какие страшные у него глаза!.. И голос: «