От Даниила исходил нестерпимый жар, а ей было холодно. Холодно, тяжко, тоскливо… И чёрная тоска неизбежного расставания — болезненная, давящая, безысходная: ничего не изменить, ничего не исправить… Он, верно, чувствовал то же самое, и снова заговорил — торопливо, горячо, обрывисто, лишь бы не дать этой тревожной тишине, этой тоске предчувствия разрастись и заполнить всё вокруг:
— Если Ахайя всё-таки мёртв и развоплотился… Но физическая смерть вовсе не означает смерти духовной. Он принадлежал к тем, чьим мыслям и деяниям суждено ещё долго нестись сквозь время, подобно свету погибшей звезды, и оказывать влияние на живущих… Только он оставил нам тьму, а не свет!.. И более того, я боюсь, что он жив! Мы не знаем доподлинно, что происходит в Тёмной Башне…
— Во всем виновато проклятье Вальгессты… — отрешенно проговорила она, думая совсем о другом: о нём, о себе, и о том, что всему — конец.
— Нет! — непреклонно заявил Повелитель Драконов. — Кто посеял первые семена вражды между Людьми и иными племенами? Кто разжёг искру ненависти?.. И старое проклятье, и эта война — у них общие корни: гордыня возомнившего себя равным богам!.. Только в суете своей самозванец пренебрег главной заповедью: божественность — не в силе разума, а в величии духа! Истинные боги — творцы, а не разрушители!
Но его слова упали в пустоту, — за эти краткие мгновенья она все уже решила. Над поляной снова наступила тишина.
— Скоро рассвет. Мне пора.
— Прощай… — эхом отозвался он.
— Обещай мне… Обещай, что не разрушишь Город, если…
— Если ты окажешься упрямой и поступишь по-своему?
— Если всё пойдет не так… — и обожжёнными губами она вновь прикоснулась к его устам.
И он обещал. Он не хотел обмануть.
— Помнишь старое предание? — спросил он на прощанье: разверзшаяся огненная трещина подползла к его ногам. — Мне так часто рассказывала матушка: «И будет корабль к берегам разорённой земли. И будут двое — один белый, как снег, второй — чёрный, как ночь…»
— А дальше? — спросила она.
— Забыл… — улыбнулся он. — Но все кончится хорошо.
* * *
…Расследование убийства отца Себастьена почти сразу зашло в тупик.
Двое малолетних свидетелей показали, что якобы слышали голос возможного преступника и указали на Макса Линда, но на этом единственная ниточка и оборвалась: нашлось немало очевидцев, под присягой подтвердивших, что журналист в это время был на приёме у мэра в честь президента Корпорации «Каролина».
— У этого ребёнка богатая фантазия! — невозмутимо заявил подозреваемый, и хитро прищурившись, добавил: — Не правда ли, Санни?..
— Мы и в самом деле все слышали! — покраснев, заявила Рио. Толстяк, надувшись, молча пыхтел рядом.
Макс Линд, невозмутимый и великолепный, лишь снисходительно улыбался: дети, мол, что с них взять!
Комиссар сердито дымил сигарой.
— Хорошо, — буркнул он, отправляя окурок в пепельницу. — Допустим, вы слышали голос этого человека. Но вы видели его?
— Нет… — честно призналась Мэрион. Толстяк молча замотал головой.
— Видели вы там ещё кого-либо?
— Нет…
Шеридан продолжал задавать вопросы. Промучившись с час, и не добившись толку, он устало откинулся на спинку стула.
— Полагаю, я могу идти? — осведомился Бородатый.
— Пожалуй, — нехотя согласился комиссар. Он не верил в виновность Линда, но что-то ему в нём не нравилось. — Я вынужден взять с Вас подписку о невыезде. Это формальность, но я обязан, пока идёт следствие.
— Я все прекрасно понимаю, не беспокойтесь! — перебил журналист и вежливо улыбнулся. — Я понимаю. Посему, давайте покончим с этим побыстрее.
Когда Линд скрылся за дверью, Шеридан достал из коробки новую сигару, и, не зажигая, сунул её в рот. Сцепив руки на животе, он несколько минут молча жевал сигару, внимательно рассматривая сидевших на диване у стены детей.
— Послушай, Мэрион, — спросил он тихо, — а почему всё-таки ты так уверена в виновности этого человека? Он тебе просто не нравится? Или на то есть причина?
Его голос прозвучал так проникновенно, что девочка вдруг увидела перед собой не простоватого увальня в тесной форме, этакого служаку, каким он всегда представлялся ей, да и многим, а пожилого усталого человека, в умных и проницательных глазах которого светилось нечто большее, чем просто любопытство. И совершенно неожиданно для себя она вдруг выложила ему всю историю своего знакомства с Бородатым — от начала и до конца.
— И вообще! — мстительно добавила Мэрион, чуть помолчав после долгого рассказа. — Даже если он и вправду не убивал священника, — но ведь он там был!.. Почему же теперь врёт, что его там не было?!
— Ладно, — тяжело вздохнул комиссар. Пепельница перед ним была полна окурков. — Вам пора по домам.
Проводив детей до выхода, Шеридан медленно вернулся к себе. Подойдя к окну, снова закурил, пуская к потолку сизые кольца. За время своей службы в Городе, он многое повидал, только в отличие от девочки ему приходилось помалкивать. Ничего, вот распутает это дело, — и на пенсию! — а там, глядишь, напишет книжку про всё, что случилось здесь на его веку.
— Что же, — сказал он вслух, — проверим, что за птица этот Макс Линд.
…Холодные дожди, пришедшие с севера, превратили дороги Великой Равнины в жидкую слякоть. Они же заставили спуститься на землю крылатых ящеров. Твари отказывались подниматься в небо — и летучим стрелкам Белоглазых пришлось брести пешком по этой непролазной грязи, таща своих животных чуть ли не на себе: слабые ноги крыланов не были предназначены для долгих пеших переходов.
— Доберёмся до Акры — там будет всё: сухая постель, хорошая жрачка, красивые бабы! — подбадривал своих предводитель отряда. — А ну-ка, прибавьте ходу!.. — и его плеть яростно гуляла по спинам отстающих.
— Лучше бы подарил пару горячих кому-нибудь из колдунов! — бурчали те. — Глядишь, разогнали бы тучи, а то льёт без передыху уж вторую неделю!
— Переждать бы непогоду! — шептались они во время коротких остановок, наскоро поедая скудный паек, — да нельзя! — и со страхом оглядывались назад, туда, где покачивались в пелене дождя огромные расплывчатые фигуры. — Эх, связались с нечистью: как бы они и нас вместе с людишками не того!..
Ползущие в арьергарде отряда хоромоны — выходцы из племени великанов — не особенно церемонились с союзниками. После одного из ночных привалов отряд недосчитался нескольких солдат, и Белоглазые поняли, что их несчастные товарищи пошли на закуску вечно голодным исполинам: у старшего хоромонов торчала из меховой сумки объеденная кисть руки в кожаных латах. Такая же печальная участь постигла и парочку крыланов, совсем ослабевших из-за непогоды: великаны отняли их у погонщиков, и устроили тут же кровавое пиршество, ударами кулаков разбив ящерам головы.
Но эйфория быстрых побед над застигнутым врасплох противником была сильнее, чем недовольство, страх и усталость, — и отряд упрямо продвигался вперёд: туда, куда стягивались все военные силы Белоглазых — к самому горлу Королевства Людей.
Когда до цели оставалось совсем немного — один-два перехода, рыскавшие по сторонам разведчики привели пленного.
— Человек! — определили Белоглазые.
— Челове-е-чек… — принюхавшись, подтвердили хоромоны, радостно облизываясь, и пленный горько пожалел, что уходя в разведку, оставил в военном лагере свой длинный меч.
Сильный толчок бросил захваченного в грязь и лиловый язык одного из людоедов нетерпеливо задрожал над самым лицом пленника, роняя на его грудь хлопья слюны. Остальные, сопя и толкаясь, старались отпихнуть товарища от лакомого кусочка. Мгновенно образовалась куча-мала, и пленник оказался бы неминуемо раздавлен под огромными тушами великанов, но каким-то чудом он исхитрился и успел выскользнуть из гибельной свалки. Между хоромонами завязалась драка — не жалея сил, они яростно лупили друг друга, начисто забыв о пленном. В ход пошли огромные камни, коих множество валялось по обочинам дороги.
Яростный рёв исполинов в первые минуты вынудил Белоглазых разбежаться подальше. Пользуясь возникшей суматохой, человек отполз к лесу, вплотную примыкающему к тракту. Обернувшись, он увидел, что все увлечены дракой. Кровавое зрелище заставило Белоглазых забыть обо всём: побросав крыланов и повозки, они столпились поодаль, свистом и улюлюканьем подбадривая наиболее свирепых драчунов.
— Давайте-давайте… — прошептал человек, и подобие улыбки искривило его лицо жуткий оскалом.
Скользя по грязи, он ужом юркнул в заросли терновника и, раздирая в кровь кожу, ринулся в чащу. Вожделенная свобода, казалось, была уже совсем близко, но тут в воздухе что-то просвистело, и страшной силы удар в спину сбил его с ног. Упав лицом в прелую листву, он ощутил, как сотрясается земля, — его догонял кто-то огромный. Человек зажмурился и мысленно распрощался с жизнью. Громадная когтистая лапа сгребла упавшего и легко оторвала от земли.
— Мясо!.. — жадно выдохнул преследователь, пряча в меховую сумку пращу. Зловоние, исходившее из пасти преследователя, привело жертву в чувство.
Извиваясь, человек попытался ударить великана ногой, целя ему в глаз. Хоромон ощерился и схватил добычу за шею, собираясь свернуть ей позвонки, но его остановил властный голос:
— Нельзя!.. Брось!
— Мясо! — обиженно возразил охотник.
— Оставь его! — сурово велел голос.
Хоромон тихо зарычал, как побитая собака, и каким-то детским движением быстро спрятал руку, сжимавшую добычу, за спину:
— Нету! — хитро улыбаясь, объявил он, и для убедительности продемонстрировал стоящей перед ним высокой фигуре в латах другую руку, — пустую.
— Отдай! — строго приказал закованный в железо.
В ответ великан проворно выхватил из-за пояса палицу и с рёвом бросился на противника. Воин ловко увернулся и взмахнул рукой: с его ладони слетел маленький тёмно-голубой шарик — прямо в грудь обидчику. Раздался треск, противно запахло палёной шерстью, и в мгновение ока хоромон превратился в кучку пепла.