— Найди того старикашку, — велел дядя Винки племяннице, — выбери у него что-нибудь, а станешь расплачиваться, сделай вид, что забыла деньги в экипаже. Предложи ему пройтись вместе с тобой, а когда приведёшь сюда, возьми под локоток и спроси: нет ли у него чего-нибудь эдакого?.. И главное, глазками поиграй, чтобы он понял. Впрочем, думаю, этот сразу догадается, о чём речь! Не может быть, чтоб у него под полой не было в запасе какой-никакой ерундовинки! А когда клюнет, лезь вместе с ним в карету, и уж тут-то я возьму его в оборот!..
— Вдруг он заподозрит неладное?
— А вот и посмотрим, какая ты умница! — фыркнул дядя Винки.
— У ловкой бабы мужчина начинает соображать, что его обвели вокруг пальца, уже после того, как ловушка захлопнется… Как ты вообще хочешь замуж попасть, если таких простых вещей не соображаешь?
— По любви! — отрезала Зануда.
Ей пришлось довольно долго толкаться среди толпы, прежде чем она отыскала давешнего старичка. Сделав скучающее лицо, она медленно пошла ему навстречу от одного продавца к другому, останавливаясь и разглядывая замысловатые штуковины, что наперебой предлагали торгующие. Оказавшись возле него, он присмотрела себе маленькую, грубо вырезанную деревянную фигурку, изображавшую дракона.
— Для чего он нужен? — спросила она, небрежно вертя в руках игрушку.
— Так, пустячок… — отмахнулся продавец. — Взгляните лучше вот на это! — и протянул ей какую-то безделушку.
Изобразив на лице восторг, Зануда взяла и это — ей ведь было абсолютно все равно, и полезла в сумочку, будто за деньгами.
— Ах, оказывается, я оставила наличные у мужа! Какая жалость! — и улыбнулась, словно пытаясь скрыть смущение из-за своей рассеянности: — Здесь не принимают кредитки? — и протянула покупку обратно.
На лице старичка отразилось явное разочарование — видать, сделка была бы ему выгодной.
— Но, хотите, пройдемся немного? — предложила она ему, не отдавая безделушки. — Вон мой экипаж…
— С удовольствием!
Подхватив старичка под ручку, Зануда потащила его вперёд. Уже около кареты, она заговорщически склонилась к его поросшему седым пушком уху, и спросила:
— А нет ли у вас чего-нибудь… гм… одним словом… Ну, думаю, вы меня понимаете? — и старательно подмигнула точно роковая красотка в примитивном шпионском фильме.
Старикан купился: оглянувшись по сторонам, он с готовностью прошептал в ответ:
— Думаю, у меня найдется несколько занятных вещиц для такой милой дамы…
— Например? — капризно переспросила «милая дама».
— Рубаха, купленная у мертвеца… — еле слышно прошелестел торговец.
Зануда даже вздрогнула — в отличие от Рэга Шеридана она до сих пор считала все кривотолки, что ходили в Городе насчет рынка, пустыми домыслами, а оно, оказывается, вон как!..
Ей отлично было известно, о чём идет речь. В детстве они с друзьями не раз уговаривались добыть себе подобную штуку. Для этого надо было всего-навсего в полночь отправиться на кладбище и положить на какое-нибудь надгробье серебряную монетку. Она уже не помнила подробностей — заклинаний там, и всего прочего… А потом по сценарию должен был появиться то ли сам хозяин могилы, то ли его призрак, и оставить взамен денежки свою нательную рубаху. Поверье гласило, что надев её, человек становится невидимым. С помощью этой одёжки друзья Зануды планировали ограбление кондитерской Папаши Дю и прочие невинные шалости, но у них так ни разу и не хватило духу совершить ночную вылазку. А теперь вот выясняется, что храбрецы у нас всё-таки есть…
Впрочем, она тут же успокоила себя тем, что старик, вероятней всего, собирается всучить ей фальшивку.
— А как бы мне на неё взглянуть? — требовательно спросила она.
— Госпожа полагает, что я ношу такие вещи с собой? — по лицу старичка расплылась крысиная улыбочка. — Оставьте свой телефончик, я передам его нужному человечку…
Зануда достала из сумочки ручку и нацарапала на бумажке цифры. «Ведь уйдет сейчас, — подумала она, — и что тогда?.. Следить за ним, что ли? Но дядюшка слишком приметный теперь, а я…»
Она не успела додумать, как дверца экипажа приоткрылась, оттуда высунулась мощная лапа, и за шиворот втащила прохиндея внутрь — он только ойкнул! «Ай да дядя Винки!..» — восхитилась про себя девушка. Поразмыслив, она осталась караулить снаружи, полагая, что дядюшка сам уж как-нибудь разберётся.
Тем временем, дядя Винки усадил своего пленника против себя и несколько минут с удовольствием наблюдал, как тот сначала стал пунцовым, потом побледнел и даже позеленел слегка. Насладившись сей метаморфозой, он наклонился к нему, хлопнул по плечу и пробасил:
— Ну, здравствуй, Рурус! Вот и свиделись!..
* * *
… Маленький трусливый гегглин торопливо шнырял среди неподвижных тел: тут кусок, там кусок — поджав хвост, он торопился набить брюхо до отвала, пока не пришли живые, когда ещё доведётся так сытно поесть? Полная откормленная луна неодобрительно взирала на него сверху и её взгляд очень не нравился гегглину — задрав испачканную морду, он не раз и не два рычал на неё, но луна не уходила, и тогда, тяжело вздыхая, он снова принимался за своё, нервничая и оглядываясь… Перебегая от одного убитого к другому, он подобрался вплотную к стенам Города — в их тени ему казалось безопаснее. Сев на корточки, пожиратель падали прислушался: со стены до него долетали обрывки фраз, но он не понимал языка Людей; вдали перемещались цепочки огней — ночь вокруг была полна скрытого движения, но ему пока ничего не угрожало и, снова вздохнув, он наклонился и обнюхал лежащего перед ним. Судя по запаху, это был человек.
Гегглин радостно облизнулся: человечье мясо вкуснее прочего! Рядом возвышался бесформенной горой труп летуна — падальщик чувствовал, что ящер мертв, но на всякий случай зарычал на него, а потом впился зубами в руку человека. В пасть ему брызнуло тёплым, он заурчал, но человек вдруг отдёрнул руку, закричал, и схватил его за шею.
…Перевязав лоскутом рубахи прокушенную руку, Гилленхарт побрел наугад в темноте. Он плохо соображал куда идет, но понимал, что надо где-то укрыться или каким-то чудом взобраться на стену, иначе до него доберётся ещё какая-нибудь тварь. Внезапно земля под его ногами дрогнула, и раздался гулкий удар, а за ним — ещё и ещё… Сверху полетели камни, один из них больно задел рыцаря по плечу и сбил его с ног. Упав на спину, он увидел, как от стен откалываются огромные куски и беззвучно летят вниз — медленно, точно он лежит на дне реки, а воздух превратился в воду… Одна глыба рухнула как раз на то место, где скрючился погибший летун, — если бы не прожорливый гегглин, обломок стены точно похоронил бы его под собой!.. И тогда он поднялся — тяжело, бездумно, будто всё это происходило и не с ним вовсе, — и побежал прочь, спотыкаясь о трупы и оскальзываясь в грязи, смешанной с кровью.
Навстречу ему толпами текли вражеские воины, таща штурмовые лестницы и верёвки с крючьями, но никто из них не обращал внимания на одиноко бредущую фигуру человека, — ведь впереди их ждала Акра! Вожделенная и ненавистная…
Укрывшись в ближней рощице, он видел, как чёрная шевелящаяся масса, ощерившись огоньками факелов, хлынула через проломы в чрево Города. Навстречу ей хлестал огненный ливень — гибнущий город дорого стоил захватчикам: сотни тысяч нападавших обратились в пепел, но многие из них проникли внутрь — и на улицах и площадях Акры завязались отчаянные бои, где и та и другая сторона сражалась за право на жизнь.
…Тяжёлые двери Храма сомкнулись за ними — и наступила тишина. Бои шли уже на подступах к храмовому холму, но здесь было светло и тихо. Абигайл прислонился к прохладной стене из белого светящегося камня и вытер рукавом кровь с разбитого лица. «Совсем слабый стал… В былые времена махал мечом без устали несколько часов кряду, а теперь?..» И отчего-то стало так горько, словно жизнь его по-прежнему не имела видимого конца и впереди маячила сытая, но беспомощная и вовсе ненужная ему старость.
За эти дни на стенах погибли его друзья и сыновья, и он с радостью последовал бы за ними, но оставалось то главное и последнее, что удерживало его в этом мире: судьба тех детей, которых удалось оторвать от их родителей и укрыть в Храме. Тени расчистили советнику дорогу среди сражающихся, но почти никто из его воинов не уцелел, в живых остались лишь два рыцаря да парень-агил. Вместе с ним они находились теперь в Храме. Тени же устроили заставу у подножия холма — охранять подходы к святыне.
В прозрачном луче света льющегося с высоты, — для Абигайла всегда было загадкой, как могло светить сюда солнце и днём и ночью? — возникла плотная туманность, и спустя короткое мгновенье из нее вылепился человеческий силуэт. Это был сам Верховный Жрец. Люди-воины и агил почтительно склонились перед ним. Абигайл кланяться не стал — он и в мирное-то время не очень жаловал духовенство, считая, что оно тратит больше сил на поддержание собственного авторитета, нежели на борьбу с реальным злом, а теперь ему и вовсе было не до приличий.
— Где твои монахи? — спросил он у храмовника.
— Остался лишь я и двое старших, остальные братья ушли сражаться… — торжественно и печально ответил Жрец. Ответ обескуражил старого воина, и Абигайл почувствовал, что его многолетнее презрение к служителям Храма растаяло, как снег.
Снаружи послышались громкие крики: судя по всему, сражение шло уже на храмовых ступенях. Потом ударили в двери… Люди невольно схватились за оружие.
— Ступайте за мной, — спокойно сказал Жрец, словно не слыша ударов. — Кто бы то ни был, ему сюда не войти.
Им потребовалось не более получаса, чтобы собрать ребятишек в дорогу. Притихшие, сонные, они напоминали маленьких испуганных зверьков. Младшему из них было около четырех, старшему — лет двенадцать. Потом Абигайл заметил ещё одного мальчика — самого высокого и взрослого на вид. Он был единственным, кто не выглядел напуганным, — напротив, глаза его горели от плохо скрываемого бешенства.