Покружившись над разорённым городом, птица направилась в сторону побережья, старательно огибая то место, где дрожащей воронкой уходила в небо Тёмная Башня: гудящий смерч, словно напитавшись дымом городских пожарищ, стал намного шире и выше. Но на какое-то мгновение ей показалось, будто голос того, чей дух был заточен в Башне Забвения, зовет её!.. Покорившись призрачному зову, она уже легла на крыло, чтобы сменить направление, и тут, откуда ни возьмись, налетел огромный ворон.
— Карра!.. — крикнул он почти по-человечьи, и бедняжка едва увернулась от его клюва.
Сложив крылья, птица камнем ухнула вниз. Ворон спикировал за ней. Он легко бы настиг её, но у самой земли его жертва юркнула в клубы дыма и исчезла. — Кар-ра! — повторил неудачливый охотник и, предельно снизившись, медленно полетел вдоль улицы, выискивая пропавшую.
И он действительно вскоре отыскал её, только теперь она была уж в человечьем обличье. Недобро усмехаясь, ведьма, что было сил, натягивала тетиву лука, подобранного ею тут же. Острие стрелы смотрело прямо в глаз оторопевшему ворону.
— Так кто кого? — ласково спросила ведьма.
Захваченный врасплох, Карра метнулся в сторону. Стрела пробила ему крыло навылет. Вторую стрелу ведьма отправила в грудь одинокому всаднику, на свою беду вывернувшемуся из-за угла разрушенного дома. Раненый ворон тяжело спланировал на землю. Кирия схватила под уздцы лошадь убитого ею и ловко запрыгнула в седло. Пришпорив животное босыми пятками, она направилась прямо на сидящую в пыли птицу. Тяжелые копыта ударили рядом с поверженным вороном…
Оглядываться назад ведьма не стала, уверенная, что растоптала обидчика.
Гилленхарт в конце концов, несколько раз чудом избежав гибели, пробрался к казармам. Они пострадали меньше, чем многие здания Города — основные бои проходили в стороне, ближе к Арсеналу. Какое-то время он тупо смотрел на то, что еще недавно было его домом, потом, осознав, что и здесь никого нет, почувствовал ужасную растерянность… В душе образовалась невыносимая пустота: что теперь?..
Сбоку раздался шорох… Приглядевшись, он заметил в пыли комок перьев и дотронулся до него носком сапога. Комок отпрянул в сторону, сверкнул тёмным глазом.
— Бедолага! — жалость к раненой птице напомнила ему, что он сам — ещё жив. Осторожно взяв ворона в руки, юноша шагнул с ним во двор казармы. Ворон слабо клюнул его в палец. — Не балуй! — тихо сказал Юстэс.
— Кар-ра! — хрипло отозвался раненый.
— Э, брат, да мы с тобой знакомы!.. — колодец во дворе был цел. Отыскав смятое ведро, Юстэс напился сам, напоил из пригоршни клювастого приятеля. — Где же твой хозяин, а?..
Карра заволновался и что-то невнятно пробормотал.
Юстэс медленно обвел взглядом почерневшие ряды деревянных зданий. Они в ответ скорбно глядели на него провалившимися глазницами обгоревших окон.
— Надо выбираться отсюда… — сказал, обращаясь то ли к ворону, то ли к самому себе. И в этот момент ему показалось, что в мёртвом провале одного из окон что-то шевельнулось. — Бьюсь об заклад, мы тут не одни… — прошептал он ворону, сажая его на остов колодезного сруба. Ему почему-то пришло в голову, что внутри прячется кто-то из своих. Совершенно не таясь, он торопливо подбежал к дому и переступил через обгоревший порог. — Эй, кто здесь?..
Расплата за необдуманную поспешность последовала сразу же: откуда-то снизу его ударили острым в бок, и он успел только заметить, как мелькнул и скрылся в дверях некто маленький и рыжий.
— Стой!.. — прохрипел он, невольно опускаясь на колено и хватаясь рукой за дверной косяк, чтобы не упасть совсем. — Стой, дьявол тебя подери!.. — другая рука нащупала рану. Ладонь сразу стала влажной и липкой. Усилием воли он поднялся и вышел наружу. — Стой…
Но нападавший был уже у ворот: проскользнув между покосившихся створок, он скрылся из виду. Лицо Юстэса перекосилось от досады и боли. Сев на землю, он кое-как стянул рубаху.
— Да-а, скверно… — пробормотал он. Ворон внимательно смотрел на него, склонив голову набок. — Глупо получилось! — оправдываясь перед ним, пояснил юноша. — Сто раз мог умереть — и не помер, а вот поди-ка ты… — кровь лила сильно, и Юстэс почувствовал головокружение: ворон и колодец тихо уплывали куда-то в сторону.
Скомкав снятую рубаху, он прижал её к ране. Грязная ткань быстро окрашивалась в красное. Глядя, как она меняет цвет, Юстэс вдруг засмеялся: откинув назад голову, он хохотал все громче и громче, временами повизгивая и срываясь на стон. Ворон хрипло и тревожно каркнул.
— Бог мой!.. — еле проговорил человек сквозь смех. — Ведь ничего не жалко! Ни-че-го!.. — ворон снова крикнул в ответ. — Думал, за плечами жизнь, оказалось — пустота… Тебе тоже смешно, крылатый?.. Я ничего не оставил в память о себе. Ничего… Никто не зажжёт по мне свечи и не прочитает молитвы… Матушка бы, верно, помолилась за меня. Как думаешь, помолилась бы? Матери всегда просят Небеса за своих детей… — голос его на мгновенье прервался. Юстэс смежил веки, точно вспоминая что-то, а потом его плечи снова затряслись от смеха. — А ведь гадалка наврала! — пробормотал он, не открывая глаз. — Нет, про любовь и богатство — это она верно угадала. Но она сказала, что убьёт меня мой лучший друг… Выходит, ошиблась?..
— Или ты умрешь не сейчас!. — сварливо возразил ему вдруг кто-то.
Юстэс в недоумении воззрился на ворона, — все предметы были нечёткими, точно в тумане, но птица сидела, нахохлившись, и помалкивала. Потом, опустив глаза, он осознал, что рядом с ним появились чьи-то грязные, дорогой кожи сапоги. С трудом задрав голову, Юстэс увидел хмурое лицо… Коротышки. В одной руке тот держал меховую суму, доставшуюся Гилленхарту от хоромона, в другой — короткий меч.
— Ты?.. — вяло удивился раненый.
— Почему бы нет? — сухо переспросил тот.
— Пришел добить меня? — криво улыбнулся Юстэс.
— А я что, записывался к тебе в лучшие друзья?
Присев на корточки возле раненого, он покопался в заплечном мешке и выудил оттуда коробочку с густой мазью. Отняв от раны пропитавшуюся кровью рубаху, он ловко наложил жирный слой снадобья. Юстэс почувствовал, как боль утихает, и по телу разливается приятная прохлада. Его спаситель снова порылся в своей котомке, и достал склянку, запечатанную туго притёртой пробкой.
— Глотни-ка! — велел он, откупорив пузырек и поднеся его к губам Юстэса. — Да немного!.. Хорош!..
Рана тем временем схватилась коркой.
— А я ведь по дороге сюда встретил, знаешь кого?.. — спросил Коротышка. — Руруса!.. Прямо у ворот!.. Нет, каков проныра! Ведь это он твои камушки утащил! — и встряхнул в руках меховую суму.
— Значит, это он меня? — Гилленхарт осторожно потрогал пальцами затянувшуюся рану: в душе Юстэса зашевелилось смутное подозрение. Уж больно складно всё как-то получалось!
— Вот ведь зараза!.. Ну, ничего, я его тоже зацепил хорошо! Думал даже, что прибил гадёныша… Да только он прикинулся, мерзавец, дохлым… А пока я камушки разглядывал, он и смылся!
— Ты сюда… зачем пришёл?
— Тебе правду сказать или соврать? — усмехнулся Коротышка, снова потряхивая сумой. — Нет, я же не знал, что ты тут! — добавил он тут же, оправдываясь. — Думал, дай забегу по дороге на всякий случай… Я вообще к Храму пробираюсь, — и он похлопал по кожаным ножнам, прикреплённым к поясу, где был кинжал, который он выменял у Гилленхарта. — Уходить, брат, надо! Вон, видишь?.. — Коротышка ткнул пальцем куда-то вверх и в сторону.
Юстэс последовал взглядом туда, куда он указывал. Край неба закрывал медленно вращающийся смерч.
— А убивать тебя я не хочу! — мрачно заявил Коротышка. — Эти камушки, даже если поделить, на три жизни хватит. Только бы выбраться отсюда! Вдвоём-то сподручнее будет… — и он выжидающе посмотрел на Юстэса, словно тот мог и отказаться. Но юноша согласно кивнул и поднялся на ноги:
— Идём…
— А это? Пополам? — и Коротышка указал на наследство хоромона.
— Ты спас меня. Ещё несколько времени тому назад я понял — моя жизнь мне ничего не стоит. Но и эти камни на самом деле ничего не значат. Потому сделка наша верная. Получишь, сколько просишь…
— Побожись, что не обманешь! — требовательно насупился рыжий.
Юстэс поклялся. Тогда Коротышка вытряхнул драгоценные камни на его окровавленную рубаху и на глазок разделил кучку на две части. Одну — ссыпал в свою котомку, другую — увязал в узелок из лохмотьев и протянул юноше вместе с меховой сумой:
— Это твоё. Сам береги своё добро, ну, а я позабочусь о своей доле…
Выйдя из ворот, они крадучись, перебежками, стали пробираться по улицам в направлении Храма.
Захваченный город был страшен.
Заваленные трупами улицы — лёгкая добыча для всякого рода бестелесных духов; разрушенные здания, некогда величественные и прекрасные, и удушающий смрад пожарищ… Порой Юстэсу казалось, что они попали прямиком в ад! Сходство было ещё более удручающим из-за того, что городские развалины кишмя кишели чудовищными созданиями — большими и малыми…
— Чую, сожрут нас раньше, чем мы доберёмся до Храма! — сказал Коротышка, после того как в нелёгкой схватке приятели уложили очередную образину. — И ведь ты посмотри, какие рожи!.. Я такие и не встречал раньше! — и он бросил долгий озабоченный взгляд туда, где гудел столб Тёмной Башни. — Не иначе, Безумный Король проснулся!..
— О чём ты?..
— Тьетли болтали меж собой, что Тёмные сумели разбудить дух Проклятого, и с его помощью устроили всю эту заваруху.
— Зачем ему это?
— Они пообещали ему воскрешение… Берегись!..
Над головами людей пролетела, тяжело хлопая крыльями, гарпия. Её волосатое брюхо так раздулось, что она еле держалась в воздухе. Скользнув взглядом по нашим спутникам, она коротко крикнула и потащилась дальше.
— Ишь, отъелась! — с ненавистью бросил ей вслед Коротышка. — Стрелу бы влепить в глаз! Да сразу примчится целая стая её родственничков!..
— Уже летят! — отирая пот со лба, выдохнул Юстэс.