В это мгновение лунную дорожку на каменном полу пересекла чья-то тень — она скорее почувствовала это, нежели увидела. Девочка быстро обернулась, но невозмутимая луна в окне по-прежнему висела на своём месте.
Затаив дыхание, Рио задула свечу и, подойдя к окну, прижалась лицом к стеклу. Её сердечко колотилось точно бешеное, удары пульса тяжело отдавались в висках… Но чёрные деревья в саду, залитом лунным светом, стояли тихо, убаюканные треском сверчков. Ей казалось, она простояла так целую вечность. «Верно, совы…» Она медленно попятилась назад, не спуская на всякий случай глаз с окна, достигла ступенек и, развернувшись, помчалась вверх, чувствуя, как ожила и зашевелилась темнота за спиной…
Одним махом оказавшись на своём этаже, Рио успокоилась. Она и раньше совершала подобные вылазки. Ей нравилось бродить по ночному Замку — это смахивало на настоящее приключение! Во время таких странствий ей случалось пугаться, но утром всё оказывалось простым недоразумением. Несколько раз ей доводилось слышать стоны и вздохи Привидения, а прошлой зимой — даже звон его цепей!.. Впрочем, другие обитатели Замка тоже могли этим похвастаться, поэтому она никого не удивила.
Пройдя по длинному коридору, освещённому вделанными в стену светильниками, Рио очутилась у своей комнаты. Открыла дверь — и замерла…
На подоконнике распахнутого окна сидела огромная чёрная птица. Тёмные перья отливали стальным блеском. Ворочая головой, птица поглядывала на неё то одним, то другим глазом — злым, чёрным и блестящим.
— П…птичка… — пересохшими губами прошелестела Рио, — Птичка… кыш!.. Кыш!!! — она махнула рукой с кульком, желая прогнать незваную, и угли разлетелись по всей комнате.
Птица раскрыла клюв, и девочка услышала шипение.
— Отдай!.. — вдруг отчётливо проскрипела птица человечьим голосом.
Это было так неожиданно и так страшно!
— Кыш!!! Пошла!.. — завопила Рио.
Птица тяжело захлопала крыльями и снялась с места, словно собираясь улететь, но вместо этого вдруг с удивительным проворством бросилась на неё!
Рио успела прикрыть лицо руками, но получила такой удар по голове, что сознание её померкло… Проваливаясь куда-то в темноту, она ещё увидела, как в комнату вбежала Орфа — простоволосая, в длинной ночной рубашке, — за ней ещё кто-то, и ещё… И свет погас…
…Очнулась она в своей постели. Возле кровати на маленьком пуфике сидел человек. Она узнала его: доктор Сибелиус. Он лечил всю малышню в Городе. За его спиной толпились домашние.
— Только постельный режим! — заявил Сибелиус, закончив осмотр. — И лучше в больнице. Травма может оказаться серьезной… Необходимо сделать снимок и всё такое…
Рио хотела возразить, но от малейшего усилия перед глазами плыли зелёные круги, а к горлу подкатывала тошнота. Откуда-то появились чужие люди, её переложили на носилки. Рио закрыла глаза — так было легче, и поплыла в темноту…
* * *
Госпиталь Св. Лаврентия — место светлое и тихое: несколько белых кубиков, разбросанных прямо посреди густого яблоневого сада; за садом — горушка, поросшая берёзами, осинками и молодым ельничком, понизу бежит ручей, довольно глубокий и прозрачный, студёный даже летом. Если подняться на горку — перед тобой как на ладони вся Зелёная Чаша: красно-коричневые островерхие крыши среди буйной зелени, вокруг — синяя подкова реки, и снова — зелень, зелень, зелень! — до самого края мира. И облака…
Ей не разрешали вставать, и она лежала, целыми днями бездумно глядя в окно, где купались в солнце незрелые ещё яблоки, и синева неба едва пробивалась сквозь листву. Почему-то ей было очень хорошо, словно она долго перед тем бежала, — на износ, до разрыва легких, — и остановилась, наконец, и бежать ей больше никуда не надо.
Потом к ней стали пускать посетителей — и яблоневая идиллия кончилась. Потянулась бесконечная череда тётушек: охи-ахи, корзиночки с печеньем, шоколад, и снова — ахи-охи… Все были с ней ужасно милы, ужасно болтливы и ужасно-ужасно скучны. Часами просиживая у её кровати, они вели бесконечные разговоры между собой: ей казалось — гигантские шмели залетели из сада и гудят, гудят, гудят… Она засыпала под их гудение, просыпалась, — они даже не замечали! Стоило бы пожаловаться доктору Сибелиусу, но — лень. Да и обидятся… И она снова засыпала.
Ей снились странные сны…
Она видела Долину — полчища тёмных всадников терзали её леса. Дикие, совсем не похожие на людей, они выжигали селения, убивая всё живое: человечье мясо выковыривали они из жёлтых, нарочно заточенных зубов длинными кривыми когтями, и кровь побеждённых бурыми комьями запекалась в их шерсти. Чёрной тучей, словно саранча, прокатились они по Великой Равнине, уничтожая жизнь — до последней травинки! — и вдруг исчезли…
И пришла тишина. Мёртвая тишина над огромной выжженной пустошью. Девочка навсегда запомнит ощущение этой тишины.
А сны продолжались…
Она видела, как первый раз над погибшей равниной восстало Солнце: сколько же долгих дней не могло оно пробиться сквозь клубы дыма! Но напрасно искало светило хоть единую пару глаз, в чьих глубинах нашли бы отсвет его лучи. Искала их и Луна, пришедшая вослед, но так и осталась одинокой в ночи, и холодные бесконечные выси вокруг, населённые облаками и звёздами, казались куда более обжитыми, чем беззвучная твердь у неё под ногами…
Первыми вернулись растения — сначала трава, потом деревья. Вернулись птицы… Немногие уцелевшие люди, — те кто успел убежать в горы, — не торопились возвращаться. Они выстроили в горах деревушки, и лишь редкие смельчаки спускались в Долину, рассказывая, будто по ночам там до сих пор можно услышать приглушенное конское ржание и гулкий мерный топот, словно движется куда-то несметная конная рать…
Однажды ей приснилось, будто она сама стоит ночью на верхушке одной из дозорных горных вышек, и до боли в глазах всматривается вниз, в Долину — и ей мерещатся огоньки костров: кто и зачем зажигает их?.. А другой раз она вдруг увидела себя сидящей у такого костра — и с нею были ещё люди, человек семь. Один из них, собирая сухие ветки на корм огню, наткнулся на странный череп. Неприбранные кости частенько попадались здесь, но этот — обугленный, приплюснутый, с косо вырезанными овальными глазницами, не принадлежал ни человеку, ни животному.
— Череп нигильга… — сказал кто-то, и нашедший испуганно отбросил ногой страшную находку.
Так Мэрион узнала имя неведомого племени, что пришло ниоткуда и исчезло в никуда. Череп подкатился к ногам старика, сидевшего у костра вместе с остальными. Старик долго смотрел в пустые глазницы, потом взял череп в руки, огладил ставшие каменными кости, и сказал:
— Зло ушло отсюда…
— Конечно, ведь он умер, — эхом откликнулся кто-то, но старик покачал головой:
— Нет, не то. Я хотел сказать, они ушли совсем.
— И не вернутся?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Если никто не откроет Врата…
— Какие врата? О чем ты говоришь, старик?..
Но тот смотрел сквозь вопрошавших невидящим взором, точно вслушиваясь в неведомую речь, текущую к нему через пальцы, сжимавшие чужие кости.
— Кто-то открыл Врата, — повторил он, спустя какое-то время, — нарочно, а может, случайно… И они пришли.
Мэрион проснулась тогда со странным ощущением, что знает этого старика, и он часто потом снился ей, но она так и не вспомнила, кто он.
Навещала её и Бабушка. Приходила и Орфа, тоже с корзиночкой. Что-то говорила, но мало… Рио все глядела на неё и удивлялась: такая изящная, хрупкая, и кинулась против Птицы. В память девочке крепко врезалась картина: тонкий белый силуэт на фоне огромных черных крыльев… А волосы у Орфы — того же цвета.
Несколько раз приходила Зануда. Одна… Обе чувствовали себя неловко и больше молчали: обычный их разговор — с взаимными колкостями, подковырками и претензиями — явно был здесь ни к месту.
— Что читаешь? — спросила как-то младшая сестра у старшей, заметив торчащий у той из сумочки золотисто-коричневый корешок.
— Так… — неопределенно отозвалась та. И вдруг в каком-то внезапном порыве склонившись к её уху, прошептала: — Понимаешь, я вот всё ищу в этих книгах, ищу чего-то… Что-то, мне кажется, очень важное. Не знаю что, не помню… Иногда кажется, вот-вот ухвачу, но никак!..
В палату вошла медсестра, и Зануда резко откачнулась назад, точно её застали на месте преступления.
Потом она скупо поведала, что наутро после происшествия с Рио приезжали полицейские, а вместе с ними — два Смотрителя и какой-то чудик из Обсерватории. Они долго изучали с помощью всяких штучек окно в её комнате, но оно оказалось в полном порядке — обыкновенное окно, а не какая-нибудь Дыра или Провал. На полу, правда, нашли много углей, — тут Рио промолчала, — и чудик сунул парочку себе в карман… А потом полицейские долго приставали к Бабушке — по поводу пропажи дедули. Оказывается, тётя Розалия как раз накануне написала в полицию заявление об его исчезновении. Этим они привели старуху в замешательство — она как-то в суматохе забыла о нём… И не только она, впрочем.
— Может, у вас ещё кто-нибудь исчез? — допытывался Рэг Шеридан — глава полицейских, — неодобрительно взирая на любопытных, постоянно заглядывающих в комнату, где шла беседа. — Вон сколько народу — прямо постоялый двор!..
Бабушка лишь пожала плечами.
— У нас не гостиница, сударь, — оскорблённо заметила она. — Мы своих гостей не регистрируем.
— Неужели? — съехидничал тот. — А весьма похоже!
— И вообще, — перешла в атаку Бабушка, — люди пропадают не только в Замке! И всем это прекрасно известно! Мэрия же и в ус не дует, дабы предпринять что-либо!
Неизвестно, до чего они договорились бы, но тут совершенно некстати в комнату с воплями ворвалась Орфа. Оказывается, убираясь в бабушкиных покоях, она обнаружила в её гардеробе кучу скелетов.
— Милочка, — спокойно отозвалась на её вопли Бабушка, — у каждого есть свои скелеты в шкафу, и чем дольше живешь, тем их больше.
Служители закона были вполне согласны с мнением хозяйки, но все же не поленились пойти посмотреть. Разумеется, среди платьев и шляпок они ничего не обнаружили и, в конце концов, были вынуждены откланяться, оставив служанку в полном недоумении.