Он фыркнул.
— В ту ночь я умер и сохранил честь своему роду. Никто так и не узнал, что я не смог в нужный момент направить кинжал себе в горло и остался жив… Ни отец, ни тем более король не знают, хотя думаю, что мой младший брат подозревает… Я покинул страну… Ни родового имени, ни возможности вернуться в Гаррак… У меня не осталось ничего, кроме оружия и умения им владеть. Я ушел на другой край северных земель и стал Диким. Стал тем, кого раньше, будучи первым в «Драконе» Гаррака, не очень-то любил и уважал. Тут никто не спрашивал о моем прошлом и… Разговорился я что-то сегодня, — одернул себя гарракец. Извини, что взвалил на тебя все это.
— Забудь.
— И ты забудь этот разговор. Я зря его затеял.
— Но затеял ведь?
Он помолчал.
— Наверное, я просто хотел попросить тебя оказать мне услугу, — пробормотал Угорь и посмотрел в потолок. — Если вдруг я умру, а тебе доведется выжить, передай «брата» и «сестру» моему младшему брату. У него намного больше прав, чем у меня, носить родовые клинки рода ван Арглад Дас.
— Не думаю, что смогу это сделать, — помолчав, сказал я. — Мы с тобой в одной лодке, и сожрут нас вместе.
— Ты просто пообещай, — попросил Угорь.
— Ну хорошо. Обещаю.
— Спасибо. Я этого не забуду.
«Естественно, ты этого не забудешь, — подумалось мне. — За тот срок, что нам отмерен безжалостной Сагрой, довольно сложно успеть что-нибудь забыть».
За решеткой, отделяющей нас от камеры, кто-то чирикнул. Мы с Угрем одновременно повернули головы в сторону странного звука.
— Ты слышал? — слишком уж громко спросил я у воина.
— Угу, — угрюмо ответил он мне. — Это еще хуже, чем голодные мертвецы.
Хуже, чем голодные мертвецы? Хм? Ну не Х’сан’кора же туда запихнули сторонники Неназываемого в самом деле?!
— Мм… Улис… э-э-э… Угорь, ты не мог бы просто сказать, а не заставлять меня нервничать еще сильнее? — попросил я.
— Смотри!
Угорь изловчился, подцепил носком сапога перевернутую миску и швырнул ее в сторону решетки, и она, стукнувшись, разлетелась дождем черепков.
Чириканье воробушков перешло в угрожающее шипение, и из мрака на решетку с остервенением и ненавистью голодных демонов кинулись четыре существа. Одна из тварей попробовала перекусить стальные прутья, и по камере разнесся одуряющий, просто пробирающий до мурашек скрежет. Я похолодел и принялся молиться Сагота, чтобы преграда выдержала пробу на зуб.
Прутья устояли, но на них все же остались глубокие борозды. Слава об этих зубках гуляла по всей Сиале. Они играючи перемалывают в муку старые кости мертвецов на кладбищах.
— Гхолы, спаси нас Сагот! — вскричал я. — Этот ублюдок приручил гхолов!
Угорь ничего мне не сказал, он внимательно изучал приникших к решетке тварей.
Так прошло несколько томительных и не очень-то приятных для нас минут. Мы наблюдали за ними, они за нами. У гхолов, в отличие от нас, интерес был чисто гастрономический.
Лишь небольшой процент городских жителей, столкнувшись с гхолом где-нибудь в чистом поле, поймет, с кем свела его нелегкая. Сейчас они довольно редки, и встретить их можно лишь в самых глухих местах Сиалы. На старых заброшенных кладбищах, курганах и могильниках, которые эти твари покидают лишь тогда, когда случаются большие битвы. Падальщики и трупоеды, предпочитающие в основном человечинку, желательно полежавшую недельку-другую на свежем воздухе. Но не гнушаются и другой падали. Гхолы, особенно гхолы-одиночки, трусливы, а поэтому не шибко опасны для взрослого человека, исключая те случаи, когда он по глупости решает уснуть возле старого могильника. А вот ребенка, даже десятилетнего, одинокий гхол порвет запросто.
Ситуация резко меняется, когда трупоеды собираются в стаю, поголодав перед этим длительное время. То, что случается с тварями, когда они находятся в состоянии безумного голода, можно охарактеризовать словами — им попросту сносит колпак. Сказку о двух рыцарях, которые отправлялись на какую-то войну, а наткнулись на десяток год не кушавших гхолов, знает каждый ребенок. От рыцарей, как и следовало этого ожидать, остались только их доспехи, да и то порядком пожеванные.
Чего уж говорить о двух связанных пленниках? Гхолы, три недели не державшие во рту ни кусочка, от нас даже косточек не оставят.
У одной из тварей, вцепившейся ручонками в прутья решетки и зырящей на нас, как на самую большую ценность в мире, изо рта потекла липкая струйка слюны.
У-у-у, как все запущено. Как они друг друга-то еще не умудрились съесть?
Гхол бросил на меня плотоядный взгляд и, склонив голову набок, насмешливо чирикнул. Он мне напомнил птенца какой-то невиданной птицы. Хотя на самом деле с птицами гхолов объединяет только одно: их дурацкое чириканье. Внешне же гхолы больше похожи на очень несчастных и довольно безобидных, пускай местами и странноватых, существ.
Маленького роста, не больше новорожденного младенца, с пепельно-серой гладкой кожей, огромными плошками кроваво-красных глаз, непропорционально большой головой, маленьким тельцем, выпирающим животом, коротенькими кривыми ножками, длинными тонкими ручками и редкими желтоватыми зубами, гхолы могли вызвать у ни разу не видевших их и не знающих, с чем они столкнулись, жалость или смех, но никак не страх.
Это погубило многих самоуверенных горе-смельчаков, которые умудрились повернуться спиной к такому с виду безобидному, но уж очень голодному созданию.
— Съем! — вдруг произнес один из них, глядя прямо на нас. — Съем-съем-съем! Съем! Ага! Съем!
У гхолов, как и у огров, имеются в башке какие-то крохи мозгов. И если огры из самой могущественной расы Сиалы, единственной расы Темной Эпохи, дожившей до наших дней и создавшей первую новую магию мира — шаманство и страшный Кронк-а-Мор, превратились в тупых и крайне свирепых чудовищ, то гхолы, наоборот, из века в век умнели. К счастью, слишком медленно.
Они могли запоминать и повторять отдельные слова не хуже заморских попугаев и были намного умнее обезьян, которых иногда можно найти в балаганах на Рыночной площади.
— Съем! — в последний раз сообщил нам гхол и скрылся во мраке.
Два других последовали примеру маленького говоруна, оставив четвертого сторожить у решетки. Гхол вцепился в нее руками, несколько раз дернул, а затем разочарованно зашипел.
— Посмотри, какие у паренька когти, — довольно нервно сказал я.
Да и как тут не нервничать, зная, что Лиловый Нос в любой момент может дернуть рычаг и поднять преграду, которая сейчас являлась единственным, что отделяло нас от встречи с богами.
— Лучше нам поспать, Гаррет.
Я посмотрел на Угря как на умалишенного.
— Нет, я абсолютно серьезен. Спи, делать нам все равно нечего.
— Уснуть, когда под боком такое соседство? Это не для меня!
— Ну как знаешь. — Он закрыл глаза.
Этот парень отличается железными нервами. Не удивлюсь, что он уснул бы, даже если бы за его спиной стоял сам Неназываемый.
Я вновь посмотрел на гхола, стоявшего на посту возле решетки. Все демоны тьмы! Сколько же в нем этой вонючей слюны?
Гхол, заметив, что я смотрю на него, отчего-то занервничал и чирикнул. Тут же из тьмы показался его приятель, бросил на нас подозрительный взгляд, проверяя, не собирается ли завтрак смыться, и, убедившись, что все спокойно, вновь убежал в логово.
«Вальдер, — мысленно позвал я архимага. — Вальдер, ты здесь?»
Нет ответа.
Насколько я знал из сна прошлой жизни мага, он ненавидел этих тварей, но, судя по всему, на этот раз архимаг вмешиваться не намерен. А жаль, я бы с радостью глянул на поджаренного гхола. В таком виде они намного безобиднее сырых и живых.
Я скорчил гхолу-постовому рожу. Тот, как заправское зеркало, скорчил ответную морду, и, надо сказать, у трупоеда это получилось намного лучше и… страшнее.
Прошло чуть больше четырёх часов с тех пор, как я познакомился с очаровательной семейкой голодных пожирателей мертвецов, а Угорь так и не соизволил проснуться.
Гхолы за это время дважды успели сменить часовых. Они старательно торчали на виду, таращили красные глаза, иногда угрожающе шипели, чирикали, пускали слюну, пробовали решетку на съедобность и нервировали намного больше, чем целый отряд продажных стражников, застукавших меня в неподходящий момент в сокровищнице одного графа.
В общем, ребята развлекались как могли, пока это им не надоело. Стражник-гхол скрылся во мраке, но я все равно чувствовал на себе голодные, исполненные вожделения взгляды.
Солнце уже давным-давно сияло на небе, и лучи копьями влетали в узенькое решетчатое окошко, расположенное под самым потолком камеры, и падали на солому. Время уходит сквозь пальцы, как золотой песок, и ничто не может замедлить его бег.
Поначалу я даже не обратил внимания на писк, раздавшийся где-то над головой. Зато на него обратили внимание гхолы и Угорь. Первые, встревоженные неизвестными звуками, прилипли к решетке, а второй резко распахнул глаза, будто он и вовсе не спал.
— Хвала всем богам! — радостно пробормотал воин, и его лицо просветлело.
Я повернул голову к окошку.
— Линг! — воскликнул я.
— Точно. А это значит, что ребята нас отыскали!
— Эй! Есть тут кто? — неожиданно раздался голос Сурка.
— Мы здесь! Чего так долго?
— Да вы бы еще за десять лиг спрятались, мы бы вас еще неделю искали! Живы?
— Да!
— Двигаться можете?
— Руки связаны!
— Это не проблема, сейчас Непобедимого спущу!
— Найди дверь! — сказал Угорь.
— Мы этим и занимаемся. Здесь сторонников Неназываемого — полно! Мы как раз их патрульных добиваем. Все, до встречи!
На миг в лучах солнца что-то сверкнуло, а затем сапожный нож воткнулся острием в солому. Прямо за моей спиной. Издав писк, со стены отважно спрыгнул линг и, упав в сено, засеменил к нам.
— И что теперь? — нервно спросил я, наблюдая за лохматой крысой.
— Теперь возьмем нож.
— Не знаю, как ты, но я своими руками даже пошевелить нормально не могу, не то что до него дотянуться. Проклятая веревка!