Но сейчас на постаменте сидел, скрестив обутые в грязные башмаки ноги, бродяга и держал в протянутой руке грубую глиняную чашку. Удивительно, но жрецы как будто не видели кощунства. Меня разобрало любопытство, и я прошел вдоль ряда остальных божеств к нищему, в самую дальнюю часть зеленого дворика. На ходу сняв плащ, я завернул в него арбалет.
— Хорошо сидишь, — дружелюбно произнес я, останавливаясь перед незнакомцем.
Он бросил на меня взгляд из-под темного, скрывающего лицо капюшона, и тряхнул чашкой для подаяния.
— Удобно? Ноги не затекли? — спросил я, делая вид, что не замечаю жеста.
— Мне сейчас намного комфортней, чем тебе, Гаррет-тень, — прозвучал насмешливый голос.
— Мы знакомы? — Меня начинало раздражать, что меня, похоже, знает каждая крыса Авендума.
— Да нет. — Бродяга пожал плечами и вновь тряхнул чашкой. — Но я о тебе слышал.
— Надеюсь, только самое хорошее? — Я уже потерял всякий интерес к попрошайке и собрался, было, проследовать по едва видимой, заросшей высокой травой дорожке в глубь территории Собора, когда голос нищего остановил меня:
— Кинь монетку, Гаррет, получишь бесплатный совет.
— Странно, — усмехнулся я, вновь поворачиваясь к сидящему. — Если совет бесплатный, то зачем тогда давать монетку?
— Ну, Гаррет, мне же надо кушать и где-то спать, не правда ли?
Незнакомец заинтриговал меня. Я порылся в карманах, выудил мелочь и, усмехнувшись, бросил нищему в подставленную им утварь. Медяшка сиротливо стукнулась о дно. Нищий поднес глиняную чашку к носу, чтобы получше разглядеть, что я ему дал, и тяжело вздохнул:
— Это особенность характера или все воры такие жадные?
— Скажи спасибо, что я трачу свое время и даю хоть что-то! — возмутился я.
— Спасибо. Так давать совет?
— Будь так любезен.
— Тогда плати золотой, за медяк я не работаю.
Мне захотелось взять его за шкирку и как следует встряхнуть. На золотой этот проныра может безбедно жить целый месяц. Но я уже угодил в расставленные сети прохиндея, и мне было не жалко даже золотого ради того, чтобы услышать тот бред, что он мне скажет.
— Хорошо, вот. — Я завертел между пальцами желтую монету. — Но вначале мне хотелось бы увидеть твое лицо.
— Нет ничего проще, — произнес нищий и откинул капюшон.
Ничем не примечательная физиономия. Грубая, обветренная, немолодая, заросшая седой щетиной. Острый нос, яркие глаза. Мне он знаком не был.
— Вот твоя плата. — Я бросил в чашку тяжелый кругляшок, и бродяга торжествующе улыбнулся. — Но учти, если совет будет плох, я вытрясу деньги назад. Ну?
— Совет такой, — сказал нищий, вновь накидывая капюшон. — Не вставай на Селену. Ножками иди, Гаррет, ножками, тогда авось доживешь до старости.
— Селену? Какую Селену? И почему не вставать? — не понял я. — Что за загадки?!
Но нищий как будто в рот воды набрал.
— Слушай, я не шучу. Или верни деньги, или расскажи, откуда ты меня знаешь и что это за глупая загадка?!
— Э-э-э-х-б-б-м-а-а-а-а, — промычал нищий и замахал руками, корча из себя глухонемого идиота.
Но от моего взгляда не ускользнуло, что монета как по волшебству исчезла из рук бродяги где-то под одеждой.
— Хватит прикидываться! Возвращай деньги! — рассвирепел я и шагнул к мошеннику.
— Ты издеваешься над блаженным? — раздался у меня за спиной грубый голос.
Я обернулся и, наткнулся на пяток стражников.
— Да какой он блаженный, распыли меня Тьма! Он настоящий мошенник! — Я никак не мог поверить в то, что меня надули.
— Иди, милейший, иди. Тут к богам обращаются, а ты шумишь, — нехорошо улыбнулся сержант стражи, стоявший чуть впереди хмурых подчиненных. — Иначе придется вывести тебя из этого богоугодного места.
— Му-у-у, — поддержал стражу «глухонемой» и отчаянно закивал головой.
Да они тут все в одной шайке! Спорить бесполезно, я только наживу кучу неприятностей и в итоге так и не попаду туда, куда шел.
Мне оставалось лишь пожать плечами и, кипя от праведного гнева, ретироваться. Вокруг сплошное ворье и жулики!
Надули меня четко и легко, попался, как сиволапый крестьянин на стандартную уловку мошенников, практикуемую от зари времен. Ну и Сагот с ним! Не обеднею.
Дорожка петляла меж зеленых садов, цветников и клумб. Пару раз я встречался со жрецами, идущими по своим делам. Они не обращали на меня никакого внимания, как будто посетители только и делают, что шастают по внутренней территории Собора.
Дорожка вильнула влево, обогнула клумбу с бледными синенькими цветочками, тянущимися всеми лепестками к теплому солнышку, и я подошел к массивному зданию из огромных серых блоков. Здесь была сквозная полутемная арка, ведущая к жилищу моего единственного друга в этом мире.
Испугавшиеся солнца тени жались к серым, оплывшим от времени стенам, а прохлада, витавшая в узком туннеле, казалась благословением богов. Особенно после жары летнего дня.
Мои шаги эхом отражались от низких сводов. Я почти миновал это место, когда кто-то знакомый до боли в печенке схватил меня за грудки и приподнял над землей.
За руками из стены появились плечи и голова. Остальная часть туловища так и осталась где-то там.
— Вухджааз умный. — Демон донес до меня и так уже всем известный факт.
Я скривился от аромата его дыхания, стараясь удержать завтрак, которым меня любезно накормил Родерик, прежде чем я удосужился покинуть дом Арцивуса. Хотел бы я знать, на какой помойке питается этот умник, если от него так несет?
— Привет. — Я радостно улыбнулся, как будто это был не демон Тьмы, а моя мамочка.
— Вухджааз умный. — Тварь все же решила поставить меня на землю, а затем подозрительно оглядела. — Ты достал Коня?
— Я как раз работаю над этим.
— Быстрее! — прошипел демон, и его алые глаза грозно сверкнули в полумраке. — Мне долго не продержаться.
— Мне надо еще немного времени.
— Я слежу за тобой, через три дня принеси Коня, или я высосу мозг из твоих костей! — Вухджааз еще раз зыркнул на меня и растворился в стене.
Я оперся спиной о шершавую поверхность стены и перевел дух. Фу-у-у! Так и до разрыва сердца можно довести! Никак не ожидал, что проклятая тварь появится так скоро, да еще и днем. С Вухджаазом нужно что-то делать.
Где искать Коня, я уже примерно знал. Он у тех, кто натравил на меня доралиссцев. Бесспорно. Теперь мне бы найти этих неизвестных и слямзить Камень до послезавтрашней ночи, а не то мой мозг высосут…
— Ты хорошо себя чувствуешь, сын мой? — раздался вежливый вопрос над ухом, и я подлетел от неожиданности на несколько ярдов, собираясь заорать во всю глотку.
Но это был всего лишь жрец, который, как всегда это бывает, появился, когда его помощь мне уже не требовалась.
— Все хорошо, — буркнул я, и под изумленным взглядом служителя (не каждый день можно видеть, как человек ни с того ни с сего вдруг пытается улететь) торопливой походкой, выскочил из перехода на солнечный свет.
Здесь, несмотря на жару, было по крайней мере безопасно. Никто не выскакивал из стен и ничем не грозил.
Я поднялся по массивной лестнице со сбитыми ступенями и прошел по коридору, ведущему в жилища жрецов Сагота. Двое служителей, стоящих у мраморной вазы, из которой торчал вялый веник, называвшийся пальмой, прекратили спор о путях и делах бога воров и уставились на меня. Я кивнул и сложил пальцы знаком нашего цеха. Они расслабились, приветливо склонили головы в ответ и вновь занялись философским спором. Я перестал быть для них чужаком.
Ни для кого не секрет, что жрецами Сагота становятся только бывшие воры или мошенники. Это вековая традиция, от которой никто не собирается отступать…
Коридор закончился. Я поднялся на второй этаж по очередной лестнице. Здесь находились комнаты жрецов. Меня интересовала вторая дверь справа — очень приметная, на ее почерневшей от старости деревянной поверхности были глубокие борозды: следы, оставленные мечами не слишком приветливых посетителей.
Однако бывшие воры вполне могли постоять за себя и под мирными серыми рясами всегда прятали ножи. Так что посягателей на спокойствие сей обители, как рассказывал мой друг, похоронили в саду, под одной из яблонь, а мечи повесили в центральном молельном зале Храма, чтобы другим неповадно было входить в это мирное и богоугодное место с обнаженным оружием. Пусть Сагот последний из богов и не такой грозный и могущественный, как его братья и сестры, но и он, и его почитатели всегда будут защищать себя.
Я постучался в дверь. Не дожидаясь разрешения, вошел и очутился в хорошо освещенной комнате. Она была большой, и контраст ее весело расписанных разноцветными красками стен комнаты после серых и тоскливых коридоров радовал глаз. Я оценивающе (что поделать, привычка) окинул взглядом довольно богатую обстановку. Дорогие картины известных мастеров прошлого с изображениями сцен божественной мифологии, желтый султанатский ковер на полу, чудесная мебель, миниатюрный золотой постамент Сагота. Мой друг был не последним лицом в иерархической лестнице служителей бога воров.
— Гаррет! Мальчик мой! — Из-за стола поднялся огромный толстый человек в серо-белой рясе жреца и, раскрыв объятия, направился ко мне. — Какими судьбами? Сто лет старика не навещал!
— Здравствуй, Фор, рад тебя видеть живым, здоровым и толстым! — Смеясь, я обнял старого жреца.
— Что поделаешь, служба! — рассмеялся он в ответ.
— Эй! Эй! Эй! Я все видел, старый мошенник! А ну-ка верни кошелек! — вскричал я. — Все так же не теряешь хватки, старый вор?
— Куда нам, старикам, до вас, молодых? — шутливо ответил Фор и бросил мне кошелек, только что снятый с моего пояса. — Проходи к столу, я как раз собирался обедать.
— Ты всегда обедаешь, когда бы я ни пришел. Служба Саготу увеличила тебя в размерах раза в три.
— Что поделаешь, на все его воля. — Фор скорбно развел пухлыми руками. — Ты посиди, я принесу твое любимое вино.
Он усмехнулся, подмигнул мне, а затем, пыхтя и отдуваясь, ушел в соседнюю комнату. Я сел на стул, массивный и крепкий, способный выдержать вес Фора, и положил на стол плащ с завернутым в него арбалетом.