— Чтоб я спал на иглах, если мы не запомним этот ливень надолго! — сказал Халлас.
Борода у гнома походила на намокшую старую мочалку. С его утверждением я был согласен на все сто.
Гроза с громом, молниями, водопадами и другими атрибутами, положенными приличной и уважающей себя грозе, сместилась восточнее. Теперь рокотало в отдалении, уже не угрожая нам.
Но дождь никуда не делся. Все небо затянуло сплошной пеленой угрюмых облаков, льющих воду на землю из нескончаемых небесных кладовых. Ни одного голубого просвета, ни одного солнечного лучика. Над Харьгановой пустошью разлилась мрачная осенняя атмосфера. Земля пропиталась дождем, и невесть откуда, поглотив траву, под копытами лошадей появилась жирная грязь.
Погода была мерзкой, унылой и холодной, особенно для тех, кто уже успел привыкнуть к постоянной жаре. Хуже всех пришлось Халласу. Вымокший до нитки, он стучал зубами, дрожал от холода, и клацанье его зубов было слышно за десять ярдов. На предложение Миралиссы надеть плащ упрямый гном ответил отказом.
— Мы еще пос-смотрим, кто из нас проч-ч-нее! — Вот и все, что он сказал, косясь на падающие с неба капли.
— Ты смотри, заболеешь, я с тобой носиться не буду! — пробурчал Делер из-под плаща. — Никаких лекарств на ложечке не жди!
— От-т тебя-то? — хмыкнул гном. — От т-тебя я никаких лекарств пр-ринимать не буду. 3-знаю я вашу с-сволочную пород-ду! Нас-сыпешь какого-нибудь яд-да, а я потом хрипи, синей и заг-ги-байс-ся! Такого удовольствия я т-тебе не доставлю!
— Больно ты мне такой мокрый нужен! — надулся карлик.
Халлас фыркнул и больше ничего не сказал, продолжая упрямо играть с дождем, кто кого пересидит. Отряд уже не несся сломя голову по полям пустоши, лошади перешли на быстрый шаг.
Часа через три начнет темнеть, так что скоро придется нам останавливаться на ночлег.
— Ну ког-гда же он кончитс-ся?! — взмолился наконец не вытерпевший гном.
Губы у него посинели, а зубы отбивали отчетливую дробь на зависть орочьим барабанам.
— Не раньше чем к завтрашнему утру, — сказал Медок, бросив взгляд на серое небо.
— К утру?! — простонал Халлас.
— И никак не раньше.
— Слушай, Халлас, — к нам подъехал Угорь, — а ты пока объяви ему перемирие.
— Перемирие? — крайне подозрительно сказал гном, чувствуя какой-то свинский подвох в этом предложении.
— А что? Продолжишь войну попозже.
— А разве т-так можно? — с сомнением спросил упрямый осел.
— Почему нет? — Фонарщик, ехавший рядом со мной, пожал плечами. — Войны иногда прерываются перемирием.
— Только не в войны гномов! — запальчиво ответил Халлас.
— Считай, что у тебя кончился порох и перемирие необходимо, — нашелся воин.
Гном обстоятельно подумал, выжал намокшую бороду и, состроив рожу, будто он делал наиглубочайшее одолжение всему миру, сказал:
— Ну ладно. Давайте ваш плащ, что ли?
Делер уже открыл рот, чтобы высказаться о нестойкости гномов, идущих на уступки во время сражения, но поймал убийственные взгляды окружающих и промолчал. Халлас закутался в плащ.
К вечеру дождь усилился. Он уже полностью пропитал землю, и теперь луга превратились в огромные лужи. Копыта лошадей чавкали в этом маленьком болоте, и животные стали уставать, хотя продвигались мы довольно медленно. Только через две лиги травяные луга пустоши остались позади, и мы выехали на некое подобие тропы.
— Это остатки старой дороги. Той самой, что вела из Ранненга в Авендум, — будто услышав мои мысли, произнес из-под капюшона Кли-кли.
— Удивительно, как она сохранилась, — пробормотал Сурок. — Почти пятьсот лет минуло, а она лишь травой поросла.
— Нич-чего удивительного, — пробурчал Халлас. — Ее г-гномы с-строили.
— Да ладно тебе, Счастливчик, заливать! — отмахнулся Фонарщик.
— И нич-чего я не заливаю. Наша это работ-та. Я нюхом чую. Делер, подт-тверди.
— Ваша, ваша, — миролюбиво согласился карлик. — Ты бы лучше помолчал да грелся. У тебя зуб на зуб не попадает.
— Ч-чей-то ты о моем здоровье так з-заботишься?
— Так помрешь — мне тебе могилу рыть.
Халлас поплотней закутался в плащ и ничего не сказал.
Несмотря на дождь, с земли стал подниматься туман. Прозрачная белесая дымка стелилась над землей, просачиваясь между травинок, окутывала копыта лошадей. Но как только появлялся ветер, рассеивалась и на время отступала.
К нам, придержав коня, подъехал Маркауз:
— Эй, Кот! Ты уверен насчет неприятностей? Ничего не напутал?
— И то верно, — поддержал Алистана Горлопан. — Гроза давно прошла, мы вот уже четвертый час мокнем, а никаких особых проблем с небес так и не дождались.
— Ну и слава Сагре, чтоб ничего еще сто лет не происходило, — прокряхтел Дядька.
— Сам не могу понять, что происходит, — растерянно отозвался Кот. — Раньше чувствовал, а теперь ничего. Пусто. Я уже начинаю думать, что почудилось.
— А Миралисса и Эграсса? — осторожно поинтересовался Мумр у Алистана.
— Нет. Они не знают.
— Значит, пронесло, — с облегчением вздохнул Горлопан.
— Не надо радужных надежд, — состроил кислую физиономию Кли-кли. — Пронесет, пронесет, а потом кэ-эк вдарит!
— Чего ты каркаешь, чучело зеленое? — зло одернул гоблина Медок. — Надо говорить, что пронесет, и не думать о плохом.
— Я, конечно, оптимист, но путешествие с Гарретом вносит в мой характер слишком много пессимизма.
Кли-кли бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Я ответил ему тем же, пообещав устроить гоблину чудесную жизнь, если он не заткнется. Шут только хихикнул.
Гоблинское зрение раз в десять острее человеческого. То, что мне казалось серой тенью, проступающей сквозь дождь и дымку, для Кли-кли было чем-то уж очень неожиданным. Он удивленно вскрикнул, гикнул, ударил Перышко пятками и стал нагонять эльфов.
Под копытами лошадей в траве, выросшей на заброшенной дороге, иногда что-то шуршало и скрипело, будто лошади наступали на снежный наст. Я свесился с седла, но, кроме высоких зеленых стеблей, ничего увидеть не смог.
Под копыто Пчелки попал обломок какой-то палки. Лошадь наступила на него, и я услышал тот самый заинтересовавший меня звук. Еще десяток ярдов — и очередная палка. Теперь я смог хорошо рассмотреть ее. Черная, чернее и’альяльской ивы, неровная и бугристая. Это был осколок человеческой берцовой кости.
Я похолодел. Кони шли по костям. Мы топтали останки неизвестных мертвецов. То тут, то там слышался хруст и скрип.
— Чтобы мне целовать сковородку! — выругался Фонарщик. — Да тут битва была!
Вернулся Кли-кли, и видок у него был мрачнее, чем та туча, что гналась за нами поутру.
— Еще какая битва, друг Фонарщик. Битва отряда Харьгана.
— Быть того не может, — не согласился Сурок. — За пятьсот лет кости уходят глубоко в землю. Да они бы совсем исчезли, а не лежали на поверхности, словно со времени сражения прошло не больше двух лет.
— Не нравится мне здесь, — протянул Горлопан.
— Кости хрупкие, как низинский фарфор, — пробормотал Кли-кли. — А насчет того, что это не останки со времен той битвы, ты не прав, Сурок. Впереди овраг, о котором я вам рассказывал.
Но мы уже и без рассказов гоблина могли увидеть возникшую перед нами преграду. Глубокий провал в теле земли — овраг был почти такой же, каким я видел его во сне. Только в реальной жизни он казался еще больше, угрюмее и страшнее. Весь заросший высокой травой, достигающей груди, с громко журчащим, располневшим от дождя ручьем — он воистину был непреодолимой преградой для осаждающих во время штурма.
Легкая дымка в жерле оврага обрела очертания, загустела и почти скрыла дно. Вот только стены были уже не такими отвесными и обрывистыми. За пять столетий вода, снег и растения сгладили их.
Я и не заметил, что все молчат. Никто не произносил ни слова. Мы просто смотрели сквозь усиливающийся дождь на ту сторону, откуда несколько столетий назад на четыреста человек накатывали орды орков.
— Внизу, наверное, полно костей, — нарушил молчание Медок. — Понятно, почему такую дорогу забросили.
— Где старые кости, там и гхолы. — Фонарщик положил руку на рукоять биденхандера.
— Они слишком старые. Слышишь, как хрустят под копытами? Никаких гхолов здесь уже давно нет.
— Неприятно, — пробормотал Кот.
— Что? — Фонарщик спрыгнул на землю.
— Я говорю, неприятно вот так вот лежать. Непогребенным. Чтобы твои останки были не в земле, а под ветрами столетий.
— Что-то ты о смерти рано задумываешься, смотри, как бы Сагра не услышала, — попытался пошутить Фонарщик.
Шутки не получилось.
— Одни покойники! Ходить по костям воинов неверно… Кот прав, от этого места веет смертью и чем-то неестественным. — Арнх отбросил в сторону травинку, которую мусолил в зубах битый час.
— Да кто тебе сказал, что кости человеческие? — Эльф слез с лошади, покопался рукой в грязи и бросил в руки Арнха что-то черное. — Вот смотри.
Тот на лету поймал предмет и принялся вертеть в руках, а затем безразлично выбросил в овраг. Я успел заметить, что это была нижняя челюсть с неестественно большими и длинными клыками. Прямо как у Элла или любого другого эльфа. Или орка.
— Орки? — Арнх заинтересованно посмотрел на к’лиссанга Миралиссы.
— А кто же еще? — Золотистые глаза эльфа сверкнули. — Кости людей тоже встречаются, но по сравнению с орочьими их мизер. Первых здесь хорошо посекли.
— Да, им несладко пришлось, — крякнул Фонарщик.
— Тут не только стрелы были. — Кот кивнул, указывая нам на лишь ему заметные признаки. — Еще и магия поработала. Стены оврага оплавлены. Видите? Кто-то устроил там жаровню.
Мне сразу вспомнилась волшебница из сна и горящий по ее воле туман в овраге.
Край дороги на противоположной стороне лежал передо мной как на ладони, и, если бы не дождь с туманом, думаю, отсюда открывался бы потрясающий вид. Я попытался поискать взглядом остатки стены старых укреплений и земляного вала, но, естественно, за пятьсот лет от них не осталось ничего, кроме памяти. Кости павших просуществовали намного дольше.