"Требуется домработница. Обращаться по адресу: улица Кожевников, дом 17. Спросить мага Беньяминаса. Оплата по договорённости".
Затем он написал это объявление ещё на десяти листках, отдохнул полчасика, надел свой последний чистый костюм (его наличие маг счёл добрым знаком и приметой того, что он на верном пути) и отправился на расклейку объявлений.
Спасение пришло даже раньше, чем он ожидал. Когда, наклеив последнее объявление на двери ратуши, он вернулся домой, возле крыльца его уже ожидала девица в деревенском платье, с румяными щеками и толстой русой косой.
— Здрасьте, — застенчиво сказала она. — Я по объявлению.
— Здравствуйте, — сказал воспитанный Зелькав Беньяминас.
— Где тут у вас чего прибрать-то надо?
— А отчего же вы такая молодая красивая — и в домработницы?
— Так ведь на филфак-то не поступила, — нараспев отвечала девица, — а дома, в деревне чего делать? А здесь-таки город, барды поют на концертах, парни вон какие по улицам ходют.
— Парни, значит, — неопределённо сказал маг, с удивлением чувствуя что-то похожее на ревность.
— Ага, парни. А сколько платить-то будете? А то бесплатно работать или там только за харчи я не согласная, и выходной бы мне нужон, желательно в воскресенье.
— Выходной, значит, — повторил маг, немного удивлённой деревенской хваткой.
— Ага, так давайте в дом зайдём, что ли, а то чего нам на крыльце-то стоять.
— В дом, значит, — сказал маг.
— Ага, — сказала девица и, ступая по-хозяйски, вошла в дом. Следом за ней вошёл и Беньяминас.
— Ох и воняет же у вас, — сказала девица. — А мух-то!
— Да уж, — маг стыдливо хохотнул.
Так, в одночасье и волшебно, изменилась жизнь мага Зелькава Беньяминаса.
Исчезли мухи и несвежие продукты. Вернулись горячие завтраки, обеды, ужины и чистая одежда с чистым же бельём. Но вместе со всеми этими изменениями изменилось и поведение стареющего мага. Он стал нетерпимо относиться ко всем репликам относительно своего возраста. Купил узкие штаны и сапожки на каблуке. Стал отпускать несмешные шутки в присутствии своей домработницы. Сделал стрижку. Начал посещать концерты бардов.
На него косились. Его осуждали. Над ним подхихикивали.
Бесполезно.
Бес засандалил пожилому магу в ребро с такой силой, что боль сердечная сделала все остальные проявления внешнего мира совершенно нечувствительными для Зелькава Беньяминаса.
Всё вышеописанное и привело к тому, что, получив сообщение от своего друга Хромой Сома о скором прибытии наших друзей, Зелькав Беньяминас сначала, конечно, обрадовался. Но потом он понял, что в его доме снова будут жить ещё и Аманда с Белиндой. Это означало, что уважительная причина для того, чтобы содержать домработницу, испарится. И Зелькав Беньяминас решил, что надо снова бороться.
Он вынул из своего письменного стола тетрадку, перо, чернильницу. Вырвал из тетради листок и каллиграфическим почерком вывел:
"Дорогой Сомик! Спешу сообщить тебе важное известие! В Северный Ортаск вам лучше не заходить, вам тут грозит опасность, так что лучше вам как-нибудь обойти наш город и двигаться по своим делам дальше. С дружеским приветом, твой друг Зелькав".
Затем он запечатал письмо в конверт и отправил его магической почтой.
Послушал, как поёт на кухне Клементина, готовящая ужин, и улыбнулся.
Глава 13,
Вышеозначенное письмо привело к тому, что Эрвин как командир отряда решил обойти не только Северный Ортаск, но и Буксис, и Дипсис, в общем, все хоть сколько-нибудь крупные города на Трансортасском тракте. Через три дня наши друзья подошли к стенам Болкерка — довольно крупного ортасского города. На небольшом совещании было решено, что хватит спать не помывшись, что угроза наверняка миновала, и что можно воспользоваться уловкой, испробованной в Клепсисе, а именно, снова выдать себя за купеческий караван. План был единодушно одобрен всеми, с единственной поправкой — Белинда не хотела больше быть падчерицей, и решила, что она будет служанкой купца. Тут неожиданно возникло осложнение иного рода — Аманда и Белинда решали, за кого выдать Микки. Аманда настаивала на том, что Микки должен быть родным сыном купца, тайно влюбленным в мачеху. Белинда же считала, что Микки должен быть несчастным влюбленным, бежавшим из дома и присоединившимся к купеческому каравану в надежде завоевать любовь дочери охранника, то есть Эрвина Кумана. Вернее дочери — Белинды, отцом которой будто бы является Эрвин. Мнение самого Микки, желавшего притвориться странствующим рыцарем, как-то не учитывалось. В ходе обсуждения неожиданно выяснилось, что Микки с затылка немного похож на меченосца, и было решено выдать Микки за двоюродного брата Эрвина, Рональда Кумана, который действительно существовал и проживал в Билгейтце, зарабатывая на жизнь гарантийным обслуживанием вентанских заклинаний.
Обсуждение, дорога, уговаривание боевых свиней притвориться свиньями на продажу — все это довольно сильно утомило наших героев, поэтому до "Болкерк-отеля" они добрались без особых приключений. Там Белинду и свиней ждало жестокое разочарование — когда выяснилось, что прислуга должна жить в комнатах для прислуги, а свиньи — в сарае.
За ужином вскрылось еще одно не очень приятное обстоятельство.
— Давайте ограничим число мясных блюд и десертов, — нерешительно предложил Хромой Сом, несколько ошарашено наблюдая за количеством заказываемых друзьями блюд. — Э-э… проблема в том, что последний мой отчет, по-видимому, не прошел… так что у нас могут возникнуть проблемы с финансированием, а мы с этим отелем и так… выбились из сметы Приключения.
Маг хмурил брови и на своих спутников не смотрел.
Утром следующего дня Гоба Свинопас, не торопясь, праздно шел по главной улице Болкерка. Главная улица представляла собой зрелище незаурядное, ибо на главной улице когда-то жили не последние в Болкерке люди. Кроме того, главная улица Болкерка была вымощена голубым кирпичом, что составляло предмет особой гордости болкеркийцев, а также вызывало сильное недоумение всех приезжих. Но, как говорится, подарки не отдарки, и отказываться от подарка гильдии печников горожанам, конечно, никакого резона не было. Впрочем, об этом поучительном случае можно рассказать и поподробнее. К Празднику Трёхсотлетия Болкерка все кому не лень, то есть те, кто жил поблизости, дарили муниципалитету различной стоимости подарки. Каждая гильдия хотела переплюнуть одна другую, а печники задумали подарить городу такое количество кирпича, которого хватило бы на новую ратушу.[40] А еще им хотелось, чтобы кирпич был ярко-розовой окраски; цвет этот почитался благородным и радующим глаз. Для этой цели из Билгейтца был приглашен знаменитый алхимик Менделей Таббл. Но что-то там с ингредиентами получилось не так, реакция пошла не таким образом и в результате весь кирпич принял нагло голубой оттенок. Времени на изготовление другой партии не оставалось, но иметь голубую ратушу не решились даже горожане Болкерка — города, вообще-то славившегося своим свободомыслием и вольностью нравов. В итоге было принято решение выкрасить в голубой цвет несмываемой краской (подарок гильдии маляров) самого Менделея Таббла и вымостить голубым кирпичом главную улицу Болкерка.
Именно после этого на главной улице как грибы стали расти разного рода сомнительные заведения, — считалось, что сам цвет мостовой располагает к сомнительным забавам, — что впоследствии привело к тому, что город стал излюбленным местом для любителей туризма любовных утех. Отметим, что ставший на довольно продолжительное голубым в буквальном смысле этого слова Менделей Таббл с горя запил, но поскольку крепость имевшихся в Болкерке напитков не могла утешить несчастного алхимика, ему пришлось изобрести свою собственную крепкую настойку, прозванную в народе "слезой Менделея" или просто менделеевкой.
Впрочем вернемся к нашему свинокраду Гобе.[41] Одет он был, как и подобает уважающему себя свинокраду, то есть с кричащим шиком. Толстая золотая цепь свободно болталась на груди, ярко-желтая рубашка была заправлена в штаны из кожи южного тапарга, на ногах красовались полусапожки а-ля южный варвар, словом, всё по последней моде прошлого сезона Билгейтца. Когда-то этот молодой человек действительно был свинопасом, но совсем недолго, поскольку после первой же недели соблазнился на лёгкую жизнь и украл половину стада у своей гильдии свинопасов, в которую только что его порекомендовал его отец, тоже свинопас. После этого его из гильдии свинопасов изгнали, отец умер, не выдержав позора, Гобу с почётом приняли в гильдию свинокрадов, а прозвище Свинопас осталось. Составители хроник склонны усматривать в этом очередную злобную насмешку судьбы и результат невдумчивого воспитания.
Ещё издалека Гоба увидел, как к нему, заискивающе улыбаясь, направляется Пака Зубастик, юный ортасец, мечтой которого было стать свинопасом, а покамест пробавлявшегося на харчах прислуги в "Болкерк-Отеле".
— Гоба, — радостно улыбаясь, сказал Пака. — У меня есть к тебе дело …
— У всех есть дело к Гобе, — меланхолично сказал Гоба Свинопас.
— Три свиньи на продажу, — слегка поблекнув, сказал Пака.
— У всех три свиньи на продажу, — все так же меланхолично ответствовал свинокрад.
— Это очень толстые свиньи, — почти шепотом сказал Пака.
— У всех толстые свиньи, — еще более меланхолично сказал Гоба.
— Они остановились в "Болкерк-отеле"… — сказал Пака и заплакал.
Гоба Свинопас посмотрел на Паку длинным меланхоличным взглядом и произнёс:
— Ладно. Чего хочешь-то?
— Задняя нога и рекомендация в гильдию свинопасов, — всхлипывая, сказал Пака Зубастик.